Ольга предпочла не задумываться над выпадами Эммы: — Мне сейчас нелегко, но я найду работу и… — Никогда ты ее не найдешь. — Эмма допила последний глоток кофе и отправилась мыть чашку. — Ну, ты знаешь, трудно по специальности устроиться. Я стараюсь, ты должна мне верить и меня поддерживать. — А зачем? Чего время терять, тебя поддерживать? Все равно по специальности сейчас уже никто не работает, таких мест нет. И на рынок больше не ходи. Помнишь, эти, в дубленках нараспашку, собрались вокруг тебя, все зубами цокали и словно новую машину разглядывали. Эмма на секунду задумалась. — Работают там, где можно заработать. А как — это не важно. Настоящая зелень не желтеет. — Дочь с сомнением взглянула на Ольгу. — Может, тебе замуж выйти? Нет, в самом деле! Найдем богатого папочку и будем счастливы! Ольга опустилась на стул, откинулась на спинку и закрыла глаза. — Время идет, мам. Мне в школу пора. На алгебру я уже опоздала, а жаль. Эмма смахнула учебники, тетради и фломастеры со стола в кожаный рюкзачок с гордой надписью «Born to Be Wild», щелкнула замками, встала и потянулась. Ольга с ужасом увидела на ее предплечье татуировку: очень красивая и очень злая акула грациозно изгибалась, зловеще оскалившись. Еще вчера татуировка отсутствовала. — Пока, мам! Эмма исчезла. Ольга подошла к окну. Прямо под окнами стояли несколько черных, изрядно потрепанных мотоциклов. На утреннем солнце поблескивал хром многочисленных металлических деталей непонятного для Ольги назначения. Тишина утреннего двора изредка разрывалась треском двигателей, опробуемых то ли от скуки, то ли из озорства. Один из байкеров, длинный, чернявый и гривастый, как вороной конь, стоял на седле мотоцикла, запрокинув голову и балансируя одной рукой. В другой он сжимал початую бутылку пива, которое жадно пил. Его приятели дружно ржали и толкали мотоцикл ногами. Байкер раскачивался, и у Ольги заходилось сердце. Парень, естественно, упал, крепко приложившись головой об асфальт. Ольга прижала ладонь ко рту. Байкер вскочил, затряс головой и громко расхохотался. Смех звучал вполне здоровый, без признаков истерии. Закурив, парень присоединился ко всей компании. Его громко хлопали по кожаной жилетке. Ольга выругалась единственным ругательством, которое себе позволяла: — Черт! Байкеры внезапно пришли в движение. Они засуетились и бросились разогревать двигатели. Ага, вот почему! Из подъезда гордой походкой вышла Эмма. Байкеры ожесточенно заспорили. Очевидно, решали, кто повезет ее сегодня. Ольга невольно залюбовалась дочерью. Ее красота просто поразительна. Мама вздохнула. Эмма решила все просто. Согнала одного из байкеров с мотоцикла, прыгнула в седло, рванула прямо с места на приличной скорости и мгновенно скрылась за углом. Байкеры поочередно улетали прочь на ревущих машинах, а во двор вернулась тишина. Ольга заварила свежий кофе, извлекла из-под сиденья кухонного уголка газеты и пододвинула телефон. Открыв единственный сохранившийся дома чистый блокнот, отвинтила колпачок перьевой ручки (Ольга любила чернила) и открыла газету с ободряющим названием «Последняя надежда: работа в Москве». …Таня старалась устроиться поудобней и потащила под голову то, что посчитала подушкой. «Подушка» оказалась плоской, жесткой и с клавишами. Она и называлась — клавиатура. Резкий писк заставил Таню вскинуть голову и сонными непонимающими глазами уставиться прямо перед собой. Мелькали пятна и цветные столбики, взмывающие вверх и стремительно падающие. Постепенно предметы приняли привычные очертания, и она поняла, что сидит за столом в своей комнате, почти уткнувшись лицом в монитор компьютера. По экрану бегали строчки букв. Одна из строк категорически заявляла: «До окончания обработки данных осталось тридцать минут». Черт! Когда же она уснула? В котором часу? А, не все ли равно! Главное, данные введены, обработаны, значит, день и ночь прошли не зря. Можно повесить себе на грудь большую бронзовую медаль. Кстати, о груди. Таня ее осторожно потрогала и закатала к горлу свитер. От лежания на столе нежные и довольно крупные предметы пересекла красная борозда. Черт! Черт! Она стала яростно растирать грудь, посматривая на экран. Внезапно опомнившись, быстро опустила свитер. Кому, в конце концов, нужна ее грудь в сей ранний час? Половозрелые объекты мужского рода рядом не наблюдались. И давно. Может, и к лучшему. Счастье бывает разным. Таня закинула руки за голову и сладко, с тихим стоном потянулась. Косточки, окрепшие в альпинистских лагерях, хрустнули и вернулись на положенные им места. Она вскочила и побегала на месте, ритмично двигая локтями и высоко выбрасывая колени. Бросив еще раз взгляд на экран и убедившись, что процесс вычислений идет нормально, Таня твердым шагом подошла к комнате близнецов и скомандовала, даже не дотрагиваясь до дверной ручки: — Все наверх! Готовность — две минуты! А дальше в заведенном порядке, как и каждое утро. Она позади, в синем блестящем спортивном костюме, заспанные близнецы — в одинаковых белых — немного впереди, и так до самого стадиона. На беговой дорожке Таня задавала темп, а близнецы то отставали, то вырывались вперед, разбрызгивая воду из луж, оставшихся после вчерашнего дождя. Ни ответственная и далеко не женская работа, ни наличие двух растущих не по дням, а по часам мальчишек, ни трудности семейной жизни не смогли лишить Таню необычного обаяния. Сильный характер позволял ей запугать до смерти бригаду пьяных бульдозеристов на фосфатном карьере еще во время студенческой практики, но над внешностью характер поработал лишь слегка. Она осталась такой же молодой, какой ее запомнили однокурсники. Стройная женщина с коротко стриженными черными волосами. Собственной близорукости, из-за которой приходилось носить очки в большой оправе, она не стеснялась, одновременно отвергая чрезмерное количество косметики и прочие «женские штучки». Стремление школьных подруг «привести ее в порядок» сталкивалось с яростным сопротивлением, и косметика летела в окно. Тане это действительно не было нужно. Она и так хороша. — Твинз! За мной! — посмотрев на часы, крикнула Таня, и близнецы, толкаясь и смеясь, помчались домой. Дома они по очереди плескались в холодной воде. Таня не зря воевала с бабушками Твинз за право закалять близнецов своим способом. К тринадцати годам они поздоровели, как пара молодых лабрадоров, и не донимали маму простудами. Незамысловатый, но питательный завтрак завершил «комплекс утренних мероприятий для детей», как скучно называла начало дня глава семейства Таня. Ее педантичность и настойчивость сводили с ума коллег в лаборатории института неорганической химии. Коллеги шептались за Таниной спиной, стараясь найти причины несгибаемости ее характера, порой граничащей с жестокостью. К чести Тани будет сказано, она никогда не направляла свою энергию против людей, ограничиваясь химическими соединениями. С ними она воевала беспощадно, добиваясь нужной реакции. И частенько мирную тихую страну реторт и пробирок прорезал победный индейский клич, заставлявший ее обитателей вздрагивать и нервно одергивать белые халаты. Так Таня отмечала удачный результат. …Твинз поедали пшенную кашу с маслом и о чем-то тихо переговаривались. Таня, уже переодевшаяся в свободные брючки и клетчатую рубашку, сидела на стуле, сдвинув на нос очки «для чтения» и погрузившись в изучение длиннющей череды цифр и витиеватых значков, отпечатанных на бесконечной полосе бумаги голубоватого цвета. Иногда она поднимала глаза и смотрела на близнецов, точнее, в их тарелки. — Сколько уроков сегодня? Только честно! — Таня не старалась казаться строгой матерью, это получалось само собой. — Шесть! И еще дополнительные по физике… — мрачно произнес тот из близнецов, который родился на четыре минуты раньше. Тот, кто на четыре минуты моложе, осторожно, стараясь не шуметь, положил ложку обратно в тарелку и между прочим произнес: — Ма, ты нам сегодня компьютер дашь? Нам программы новые подкинули, только на вечер, надо переписать, знаешь… — Забудь! — Таня сверкнула глазами. На всякий случай она сделала это еще раз и сказала второму из Твинз: — И ты тоже забудь! Ваша мать до сих пор не отошла от того, что вы натворили с компьютерами в школе! Близнецы моментально уткнулись в тарелки и активно застучали ложками. — И еще беседа с этим вашим директором! Как можно поставить командовать детьми человека, у которого в башке… Таня спохватилась и прикусила язык. Но близнецы обрадовались, что мамин гнев пал на голову ненавистного педагога. — Вообще-то, мам, нами не командуют, нас учат. То есть пытаются учить, — осторожно заметил один. Второй подхватил: — А мы уже все знаем! Таня с сомнением взглянула на него: — Зазнаек учат по-другому. Она хлопнула ладонью по столу: — Значит, так! В субботу будет вам моя собственная контрольная. Оружие… Черт! Предмет, конечно. Предмет можете выбирать сами! А сейчас — марш из дому! Витамины, белки и углеводы в необходимых дозах на столе в пакетах, не забудьте. Таня закрыла дверь за близнецами и вернулась к компьютеру. Дирекция института подозрительно быстро разрешила ей поработать дома пару недель. В иное время Таня, возможно, и обратила бы на это внимание, но настолько увлеклась завершением работы, что просто отнесла это за счет важности темы и заинтересованности начальства. Имея ученую степень и кучу всевозможных наград, Таня всегда чувствовала к себе интерес окружающих, благосклонно принимая знаки внимания от мужчин и руководства и со злорадством подмечая завистливое отношение сослуживиц. Включив компьютер, Таня отошла к книжным полкам и сняла оттуда несколько пухлых тяжелых папок. Но до стола их не донесла, сначала уронила одну папку, попыталась удержать остальные, и они лавиной посыпались на ковер. Выругавшись, она сгребла бумаги, поднялась и собралась взгромоздить папки на стол. Взглянула на монитор и вздрогнула. Гулко хлопая, папки опять вывалились у нее из рук. Таня нахмурилась и вдруг расхохоталась. На экране прыгал розовый чертик, тряся рогатой головой. Он помахивал длинным хвостом, кисточкой которого мелкий представитель нечистой силы делал черное дело — напрочь стирал все данные с экрана. Проделав путь из угла в угол и подмигнув, черт исчезал. Все цифры моментально возвращались на место, как ни в чем не бывало. Опять эти близнецы! Когда успели? Наверное, за те несколько минут, когда она была под душем. Их компьютерные способности пока не раздражали, но уже начинали доставлять беспокойство. На прошлой неделе они запустили в школьную компьютерную сеть вирус, который сами сконструировали и обозвали «Коклюш». Сеть лихорадило и трясло. Школьный преподаватель информатики созрел для самоубийства и в промежутках между попытками вылечить сеть успел бросить на стол директору сначала черновик, а за ним и окончательный вариант текста заявления об увольнении по собственному желанию. Занятия были сорваны. Таню пригласили в школу, и она имела там крайне неприятную беседу. В конце разговора, точнее, получасового монолога взволнованного пожилого директора, Таня позволила себе высказать несколько собственных мыслей о способностях самого педагога управлять воспитательным процессом и усомнилась, правильно ли тот выбрал профессию много лет назад. Бедного директора отпаивали валокордином, пока Таня уверенным шагом маршировала к выходу. Дома она устроила близнецам капитальную трепку с разными словами и подзатыльниками. Твинз забились к себе в комнату и не высовывались оттуда до утра. Но утром все пошло обычным путем. Таня не умела долго сердиться. Единственный человек, сумевший вызвать в Тане постоянное чувство отвращения, был ее бывший муж. Они расстались (точнее, она выставила его за дверь) примерно десять лет назад. Расстались спокойно, без скандала. Иногда Тане казалось, муж вообще не существовал. Это чувство знакомо многим женщинам. Одна из ее самых близких подруг, Ирина, однажды произнесла эту мысль вслух, и Тане стало спокойнее на душе. Бывший муж — человек неплохой. Даже, можно сказать, отличный человек. Для всех. Но не для собственной семьи. Капитан институтской команды остряков, неистощимый источник идей для новых розыгрышей, актер самодеятельного театра, а затем и режиссер этого театра, автор коротких рассказов и нескольких сценариев, исполнитель собственных песенок под расстроенную гитару. Словом, типичный представитель данной породы — все сразу, но ничего серьезного. Познакомились они в альпинистском лагере на Памире, когда забирались на один из пиков, а затем уносили ноги от встретившейся на перевале банды наркоторговцев. Риск сближает. Он заставляет принимать скоропалительные решения и думать о людях несколько поверхностно. Тогда Таня не смогла разглядеть за бравой внешностью будущего супруга пустое место. Человек легкого склада ума, не расположенный к продолжительным усилиям, он был не в состоянии оттачивать мастерство, а предпочитал присасываться к чему-то новенькому. Выгнанный муж иногда присылал незначительные денежные суммы, которые для него имели огромное символическое значение. Что ж, исполнять отцовский долг можно и автономно. Таня со вздохом брала деньги и отправляла матери своего бывшего мужа, о которой тот вспоминал еще реже. Когда она скончалась, то ее сына не сумели найти, и Таня сама помогала отправлять старушку в последний путь. Танина подруга Ирина, волей случая также жена литератора-неудачника, удивлялась совпадению, и как-то поинтересовалась у Тани, отчего некоторых мужиков так тянет испытать себя в больших и малых литературных формах. Она-то не против, но семейный бюджет трещит по швам, пока мужья самоутверждаются. Таня только посмеивалась над недогадливостью подружки. Она пояснила, что такая ситуация мужей вполне устраивает: не надо каждый день на работу ходить и вроде как при деле! Еще им кажется, что писать легко. Подумаешь, взял бородатый анекдот, добавил многословное описание природы, да подробно расписал биографию героев, не забыв там и сям раскидать по страницам с десяток распотрошенных трупов! Мужчине нужна слава. Причем не слава человека, знающего составы футбольной команды «Спартак» за все годы, что ее игроки пинают мяч, но нечто большее. А какая, скажи на милость, слава у мерзлотоведа? Именно такую экзотическую профессию выбрал себе Танин бывший супруг. Таня поинтересовалась, знает ли Ирина хоть одного великого мерзлотоведа. Ирина припомнила, что последний «мерзлотовед», с которым она общалась, пришел по ее собственному вызову и содрал с нее пятьдесят долларов за осмотр холодильника. А потом сообщил, что «старье» не чинит, но пообещал что-то придумать, если они встретятся вдвоем в «более теплой обстановке».