Все равно делать было нечего. ПОСЛЕДНЯЯ ШУТКА ПОКОЙНОГО До дачи добирались долго, справляясь с планом, начерченным Степановым. У того напрочь отсутствовало чувство пропорций: короткая аллея в действительности вытянулась в длинную и грязную деревенскую дорогу, а спортплощадка за кирпичным зданием местной школы представляла собой широкий, заросший сочными лопухами пустырь, похожий на место казни: из земли торчали покосившиеся виселицы, окруженные скамьями для зрителей. Скамьи на поверку оказались подобием трибун, а виселицы — баскетбольными щитами с бессильно свисающими проволочными кольцами, погнутыми руками молодой поросли шороховчан. Шарахаясь от пасущихся на стадионе коров, подруги добрались до дачного поселка. Покойника уже понесли на кладбище, и им пришлось едва ли не бежать целый километр. Следуя традициям большинства деревенских кладбищ, погост находился на открытом месте, в поле без единого деревца. Местный священник привычно и равнодушно вершил процедуру отпевания перед кучкой сгрудившихся у отрытой могилы людей. Торопливо пробиравшаяся между могильными холмиками Таня запуталась кроссовками в проволочном скелете старого венка, не удержалась на ногах и ударилась боком о мраморную плиту с высеченной арбузообразной физиономией и надписью: «Александру от шороховской братвы. Мы отомстим за тебя, другела!». Таня громко выругалась. Стоявшие около могилы разом обернулись. Она никого не узнала, кроме семейства Степановых. Те старались ее не замечать, но сквозь зубы Степанов и Степанова объяснили недоумевающим родственникам, кто эти две фифы, спутавшие кладбище с пляжем. Родственники сменили выражение лиц. На подруг уставились подозрительно и опасливо. Черт его знает, что там, в завещании? Вдруг покойный, который при жизни славился шутливым нравом, и после смерти отмочит одну из своих дурацких шуток! На всякий случай кое-кто из родни кивнул подругам. Степановы отвернулись. Родственники, все, как один, в тяжелых черных одеждах, обильно потели и с неприязнью посматривали на легко и свободно наряженных подруг. Метрах в десяти от всей компании среди могил торчал с отстраненным видом средних лет господин, одетый дорого и со вкусом. Он недовольно разглядывал свои покрытые кладбищенской пылью туфли и нетерпеливо переминался. Родня бросала в его сторону робкие взгляды. Часто почтительным шепотом произносилось слово «адвокат». Молодого священника раздражали и процедура похорон, и родственники усопшего. Но волю покойного должно исполнить, а внесенные от его имени адвокатом деньги — отработать. Служитель Господа на земле продолжал службу, разглядывая голые коленки Тани и красоты Алениной фигуры, сочно вырисовывающиеся под тесным сарафаном. В голову лезли мирские мысли. Хотелось холодного вина. — «Не стая воронов слеталась». — Голос Тани звучал угрюмо. — Понаехали, охотники за падалью. Старайся, Алена, к ним спиной не поворачиваться. Выдернут крест, безбожники, и двинут по башке, как пить дать. — Насчет пить… Это хорошо бы, — вкрадчиво произнес голос из-за ближайшего памятника. — Сушит и мутит с утра. Владелец голоса предстал перед подругами. Перемазанные землей рваные брюки и большая лопата на плече безошибочно выдавали в нем типичного представителя обжившего погосты племени могильщиков. Его возраст не поддавался определению. При слове «могильщик» у людей возникают ассоциации, вызываемые чтением произведений Эдгара По, просмотром художественного фильма «Дракула» и личным участием в погребении сослуживца, которого хватил инфаркт в предчувствии предстоящего увольнения. Топчась в мороз на кладбище среди занесенных снегом могил в компании десятка коллег и наблюдая за неторопливой, выматывающей душу и простужающей организм сомнамбулической работой опытного гробокопателя, вы лишний раз убеждаетесь в том, что могильщик пьян и ему это нравится, что он грязен, как внутренняя сторона мусорного контейнера, что он бреется раз в полгода, да и то с помощью тупой лопаты. Специфика выбранной профессии должна была бы отразиться на внешности попавшегося на глаза подругам субъекта, но не отразилась. То ли в силу привычки «бывшего интеллигентного человека», то ли из уважения к предоставленным его заботам покойникам, но человек иногда брился и регулярно стригся. Его цветущий вид словно намекал на то, что вояж в загробный мир может стать штукой забавной и увлекательной, если творчески подойти к делу и вовремя опохмеляться. — Антон, — представился он подругам. — «Бедный Йорик! Я знал его, Горацио!» — нервно заметила Таня. — Посмотри, Алена, у нас пиво осталось? Окажем гуманитарную помощь землекопу! Обнаружилась непочатая банка пива. Таня кинула ее могильщику. Тот сгрузил лопату с плеча и ловко поймал алюминиевый цилиндрик. Наполовину осушив содержимое банки, он заметно повеселел и начал декламировать: Лопата и кирка, кирка, И саван бел, как снег; Ах, довольно яма глубока. Чтоб гостю был ночлег. Алена высоко подняла брови. Человек, по памяти цитирующий 1-го Могильщика из пятого акта «Гамлета», заведомо не способен причинить неприятности. Чтец улыбнулся и изрек: — Похороны — романтика. Кладбище — поэзия. Похороны смягчают сердце и лечат нервы всем, кроме разве самого покойника. Он, бедняга, и рад бы влиться в коллектив, да лень вставать. — Ты только послушай, Алена! — В голосе Тани прозвучало восхищение. — Он называет этот протухший огород поэзией. Отец! Не теряй времени и ступай полоть! Антон весело махнул рукой и сощурил умные глаза: — Мои «гости» не торопятся… Потому и зовется в народе место сие скорбное — погост. Служба близилась к концу. Начитанный работник лопаты заторопился и большим глотком прикончил содержимое банки. — Хорошие вы девчонки, — дружелюбно заметил он, собирая инструменты. — Может, чего вынесете мне с поминок горячительного? Не обижусь. Заработки здесь больно нерегулярные. На очищенный напиток неделю копить приходится. — И на книжки остается? — поинтересовалась Алена. — Книжки свои имеем. Я сам из дачников местных. Квартиру в Москве продал, домишко здесь снимаю. — Могильщик собрался уходить, но задержался и посмотрел на подруг. — Трудно вам здесь будет, сударыни. Сердцем чую. В общем, так. Я присяду на лавочку около дачи, что покойному, оборони Бог его душу, принадлежала. Шум заслышу — прибегу помочь. Очень вы мне понравились. Антон перекинул лопату через плечо и, насвистывая, присоединился к своему напарнику, угрюмо вышагивающему среди покосившихся в разные стороны крестов. Возвращались на дачу в следующем порядке: возглавляли шествие суетливо припрыгивающие родственники, за ними брели Таня и Алена. Замыкал процессию адвокат, шагавший крайне медленно. Без него завещание читать не станут, поэтому он располагал временем для высматривания наименее пыльных участков на дороге скорби. Наконец-то Таня получила возможность рассмотреть дом, в котором ее бывший супруг провел последний год жизни. Дача и есть дача, ничего особенного. Двухэтажный деревянный дом с кирпичным основанием. Правда, земли много, очень много… Хватило для небольшой березовой рощи, многочисленных ягодных кустов да еще нескольких построек неизвестного назначения: то ли гаражи, то ли курятники… Вся родня преданно глядела на Степанова и подчинялась его указаниям. Он — самый близкий родственник, от него зависит многое… Пройдя в предупредительно распахнутую кем-то калитку, Степанов, не медля ни минуты, по-хозяйски направился внутрь дома. Вся компания молча потянулась за ним. Таня и Алена поднялись на второй этаж и очутились в просторном зале, где вокруг стола расселась родня. В углу комнаты, в кресле, пристроился адвокат, успевший нацепить большие очки и внимательно изучавший бумаги, которые вытягивал по листочку из большого портфеля. Таня оглянулась по сторонам. Все, пригодное для сидения, занято намертво. Им с Аленой пришлось стоять и наблюдать, как Степанова принялась выгружать из тяжелых сумок водку и закуску. Степанов-младший помогал ей, жадно поглядывая на еду, доставаемую другими. Остальные родственники и знакомые зашелестели пакетами и свертками. Стол на глазах заполнился колбасой, хлебом, огурцами и банками с кабачковой икрой. Степанова чувствовала себя на даче полновластной хозяйкой. Она вынимала из шкафчиков тарелки, звенела вилками. На Таню и Алену не обращали внимания. Таня не выдержала: — Степанов! Кто все эти люди и какого черта они косятся на меня? — Не груби, не дома! — рявкнул Степанов. — Здесь моя родня по линии брата отца, дяди твоего мужа. А ты здесь вообще из милости находишься! Между прочим, это мой брат настоял, чтобы позвать тебя на похороны. Похороны закончились. Тебя никто не задерживает. Степанов сорвал пробку с водочной бутылки и налил себе полный стакан. Встал, неумело перекрестился и предложил выпить за память усопшего. — Пусть земля ему пухом… Душа в раю успокоится… С миром пребудет… — вразнобой заголосили родственники и жадно выпили. Затем каждый навалился на принесенную с собой закуску. Комнату наполнило чавканье и хлюпанье. Подругам стало противно до глубины души. Таня потянула Алену за руку, и они направились к лестнице. — Эй, вам расписание электричек не нужно? — заботливо пророкотал за их спинами Степанов. — Оно висит на двери курятника, за березками. В комнате подобострастно засмеялись. — Постойте, э-э-э… Татьяна! — У адвоката оказался резкий и властный голос. — Вернитесь, пожалуйста! Ваше присутствие необходимо. Таня восторженно толкнула Алену в бок. Будет дело! В комнате установилась густая тишина. Она давила на перепонки. Степанов привстал. Его глаза метали молнии. Он смахивал на чудовище Годзиллу, оставленное отливом на береговой полосе японского острова Сикоку. Пальцы дрожали, и он вынужден был поставить стакан на стол. Степанова молча положила свою длань на плечо мужа, изображая поддержку. Адвокат привстал, держа в руках желтый конверт. Он долго разворачивал его, пока не предъявил присутствующим лист бумаги, испещренный колючим почерком Таниного супруга. В тишине было слышно, как далеко, на стадионе, страстно замычала отбившаяся от стада корова, щелкнул бич пастуха и прозвучала его же отчетливая матерная брань. Адвокат строго посмотрел поверх очков. Родственники побросали огурцы и замерли. — Выполняя последнюю волю покойного… — Адвокат привычной скороговоркой произнес набор дежурных фраз. Его слушали не перебивая. Все ждали главного. — …обязан передать брату покойного, который должен вскрыть пакет в присутствии свидетелей. — Адвокат полез в портфель, с трудом вытащил большой толстый конверт и протянул Степанову, не утруждая себя шагом в его сторону. Степанов, красный как рак, пробрался к адвокату и выхватил пакет. Он нетерпеливо сдернул опоясывавшую пакет толстую бечеву и с громким треском, неприятно прорезавшим тишину комнаты, разорвал бумагу. Танин муж при жизни обожал фотографироваться. Этот портрет относился к числу лучших. Покойный косился с цветной фотографии, наклеенной на заключенную в дорогой багет картонку, и ласково улыбался Степанову. «Безвкусица!» — подумала Алена. Тот с недоумением перевернул фотографию, зачем-то ковырнул картон и растерянно огляделся. Когда его взгляд уткнулся в адвоката, Степанов беспомощно протянул ему фотографию. — И… — И все, — сухо ответил адвокат. Он-то привык к крутым поворотам, зато наследники разочаровываются один раз, но сильно. Повернувшись к Тане, он протянул ей маленький конверт. — Уважаемая, э-э-э… — Адвокат запнулся. — Не важно! — мгновенно пришла на помощь Таня. — Валяйте дальше, док! Адвокат благодарно посмотрел на нее, извлек из портфеля еще пачку бумаг и начал читать. — В конверте содержатся инструкции по вступлению в права владения движимым и недвижимым имуществом покойного. — Адвокат произносил слова по-казенному четко и ясно, при этом умудряясь выдерживать умеренно быстрый темп речи и не обращая внимания на зловещую тишину в комнате. Родня покойного зачарованно уставилась на белые листочки в руках законника. Как змеи, вошедшие в транс от вида факирской дудочки, они покачивали головами, следя за бумагами, перекладываемыми из папки в папку холеными руками адвоката.