— С вами все в порядке, мадемуазель, — спросил испуганный таксист. — Ничего страшного, — ответила Мари, — помогите мне с чемоданами. — Может вызвать полицию? — предложил таксист. Анри посмотрел на Мари, а Мари посмотрела на часы и сказала: — Боюсь, осталось слишком мало времени до самолета, чтобы снова посадить мсье в тюрьму. Хромая, она запрыгнула в такси и отправилась в аэропорт. ========== 7. Морские фантазии ========== Тетя Энн очень обрадовалась Мари. Дядя Хосе тоже, оценив привлекательность племянницы. Когда он также попытался ее облобызать, в отличии от тетушки — наедине и возле кладовки с садовым инструментом, та заметила, что не любительница древностей. Дядя, ничуть не смущаясь, ответил, что в этом их вкусы совпадают, и Мари поняла: покой ей только снится. Отбившись от дядюшки мольбертом, она удалилась на патио и сделала несколько набросков гор. Когда вечером ими пришла полюбоваться тетя Энн, она не могла не восхититься остротой взгляда Мари: — Милая, ты способна увидеть марсианские пейзажи даже при свете дня и без телескопа. Изведя все запасы пурпура и ультрамарина (что с того, что они не сочетаются, это мое творчество — мне виднее, что сочетается, а что нет, всегда отвечала Мари на робкие замечания ценителей прекрасного) на местный серенький пейзаж, девушка отправилась за ними в город. Оттуда она послала открытку мадам Матильде, спрашивая о здоровье Коти, самой мадам и ее маргариток. Купив все необходимое, Мари обнаружила, что не оставила денег на дорогу. „Ничего, пойду пешком, это недалеко“, — подумала она. „А может, и далеко…“ — подумала она уже через час, „И еще смотря в какую сторону…“ — через два, предположив, что плохо запомнила дорогу. Но спросить было не у кого — наступила сиеста и все добропорядочные и, главное, в отличие от Мари, здравомыслящие обитатели, пережидали жару дома. Когда она полностью покрылась пылью, возле нее, наконец, остановился автомобиль. Пыль рассеялась и девушка увидела, что машина битком набита. „Да тут пол-округи сидит!“ — удивилась Мари вместительности небольшой на вид машинки. Но водитель, не смотря на это, любезно предложил ее подвезти. Мари сказала, что не знает, в какую сторону ей ехать, на это водитель ответил, что им по пути, и Мари была посажена на ручной тормоз. В салоне, спасаясь от духоты, все пили прохладное домашнее вино, обмахивались панамками и шляпками, высовывали головы в окно и глотнув свежевзбитой дорожной пыли со стоном засовывались обратно, чтобы снова почистить горлышко свежим и ароматным винцом. Так, незаметно для себя Мари оказалась на пляже, куда собственно и направлялась, спасаясь от жары, вся шумная и пестрая толпа. Привычно захотев повозмущаться отсутствием сервиса: душевых кабинок, шезлонгов и зонтиков, Мари прикусила язык — жительницу каменных джунглей пронзило красотой дикого пляжа. „Я все же бывалая путешественница“, — гордо подумала она о себе, вспомнив о своих пустынных приключениях и взбодренная солнечным вином. Так же были проглочены замечания об отсутствии купальных костюмов: вряд ли они были интересны в обществе, где этим не заморачивались. Незаметно для себя, Мари сначала побродила в воде, потом искупалась с удовольствием, и не один раз, а потом, безо всяких церемоний и ранее незаменимого антуража, расположилась на камнях, делая один за другим наброски простым карандашом. Хмель мешал рисунку наноситься с точностью, вбитой еще с академических времен, а бешеных красок просто не было под рукой, и все чаще то один, то другой участник пляжной вечеринки подбегал к Мари, шумно восторгался: „ух ты!“ и снова удирал веселиться. «Я никогда не слышала столько „ух ты“ разом, — удивлялась Мари, — мои рецензенты никогда не ограничивались менее, чем десятью-двадцатью тысячами знаков, ну или хотя бы пятнадцатиминутным выступлением, после которых всегда оставалось какое-то гадкое чувство и вопрос, что это было: так прекрасно или так ужасно?!». Но столь незамысловатые похвалы заставляли сердце покрываться сахарной глазурью. Она следила взглядом за своими попутчиками и не могла не удержаться от искушения запечатлеть незамысловатые картинки пляжного отдыха. С очередной порцией „ух ты“ поступало и вино, и закуски, и опьяневшая от свежего морского воздуха, вина и впечатлений Мари, все быстрее двигала карандашом, впервые в жизни забыв обо всем на свете. — Да ты просто обязан жениться на Элен, нельзя так смотреть на девушку! — стайка окружила Мари, и смуглая девушка бесцеремонно выхватила ее рисунок. — Да-да, это настоящий компромат! Ты скомпрометировал девушку! — Не просто скомпрометировал, он же тут ее почти съел своим голодным взглядом! — Съел, людоед! — Нет, Синяя борода! — Это я-то — Синяя борода, я ведь еще не женился, а вы меня записали в синие бороды, — радостно возмущался парень, крепче обнимая Элен. — Так что тебе мешает, женись. — И женюсь. — То-то же. Счастливая Элен обняла Мари, а от несостоявшейся Синей бороды девушке достался поцелуй в щеку, наполняя ее какой-то незнакомой раньше радостью и счастьем. Сгущались сумерки, в свете закатного солнца состоялось прощание с морем, компания выпила за будущую свадьбу Элен и ее парня, погрузилась в машинку, которая в две минуты доставила Мари к дому: „Да знаем, где ты живешь, у Энн и Хосе, тоже тайна!“ — смеялся водитель и попутчики. Тетя Эн встретила ее ужином и горячей ванной. — Как вы догадались, где я и что сейчас приеду? — удивилась Мари. — Что ты, дорогая, все соседи только и названивают, как ты проводишь время, и с кем, и где… „А где все эти соседи были, когда я брела по жаре!“ — привычно хотела побурчать Мари, но сладкий сон прервал эту мысль и унес утомленную и разнеженную девушку в мир фантазий. ========== 8. Сельская идиллия ========== На заре фантазии Мари были безжалостно оборваны петухом, а жизнь петуха, видимо, синьором Хосе. Пробудившись, Мари решила выяснить раз и навсегда отношение тети Энн к волокитству ее дорогого Хосе, в новой жизни ей понравилось все, кроме этого. — Красивому мужчине можно простить многое, — философски и мечтательно сказала Эн, — но не все, — добавила она, вытирая кровь с тесака. Петух остывал тут же, в тазике на кухне.