Мари считала своим священным долгом разобраться с так называемыми друзьями, но они предусмотрительно куда-то исчезли. Когда она зашла к себе домой, причина их исчезновения стала ей понятна — беспорядок был такой, что первой мыслью было — не ошиблась ли она адресом? Еще раз взглянув на табличку дома, она сожалением констатировала, что ошибки быть не может — это действительно ее обиталище. Помещения имели такой вид, словно там бушевал смерч, ко всему прочему, из этого бедлама сбежала кошка Мари. Те, кто видели ее потом, говорили, что бедное животное сошло с ума и поселилось в сумасшедшем доме. Но соседка Мари, мадам Матильда, которая помогала по хозяйству, сказала, что несчастная Коти сделал правильный выбор — там поспокойнее будет. Мари уже две недели делала уборку, точнее сказать — ремонт с помощью мадам Матильды, и еле привела в порядок свой дом. Мадам Матильда считала, что без Мари этот процесс намного сократился бы, так как девушка постоянно пребывала в состоянии прострации, и каждый раз, оглянувшись вокруг, спрашивала: «где я?» Раньше Мари любила прогуляться, но после длительной прогулки по пустыне, эта любовь пропала как-то сама по себе. А вместо вечерних прогулок осталась пустота, которую, к тому же не могла заполнить даже кошка, сбежавшая в сумасшедший дом. Оставалось только сидеть и растить в себе чувство обиды на свою неразделенную любовь, разрабатывать планы мести неверным друзьям и безумно скучать. Когда в очередной раз зазвонил телефон и она, радостно подскочив, с разочарованием узнала, что кто-то ошибся номером, когда налила по старой привычке молока в кошачью мисочку, когда мадам Матильда пришла и сказала, что Мари нужно показаться специалисту, желательно из заведения, куда ушла жить Коти, иначе она вызовет пожарных и полицию, Мари решила, что ей необходимо что-то сделать, и не обязательно в компании пожарных и полиции. Она одела свое лучшее платье цвета линяющего динозавра (хоть наука еще не доказала, что динозавры меняли кожу), туфли на высоченных каблуках и мамину цепочку с кулончиком в виде.. никто не знал, что имел ввиду ювелир, создавая это украшение. Почувствовав себя на высоте, в прямом и переносном смысле слова, Мари воспряла духом и отправилась в одно из мест, где частенько собирались ее собратья по творчеству, точно такие же неудачники как она, по выражению мадам Матильды. Пройдясь по галерее, Мари с удивлением и разочарованием обнаружила: то, что ей нравилось раньше, как-то поблекло и выгорело, оказалось плоским и скучным. Но привычный круг людей, их извечные темы: «не поняли, не оценили», заставил ее почувствовать себя лучше. Она сначала с опаской, а потом с удовольствием взглянула на новые шедевры, и скоро включилась в горячую дискуссию об их достоинствах (о недостатках разговаривать было бы бессмысленно, замечаний и критики те не слышали, как и сама Мари). Она даже завела разговор с парочкой незнакомых художников о своей новой работе (на самом деле — брошенной, отряхнутой от пыли и притащенной с собой только для того, чтоб не прийти с пустыми руками). Постепенно вокруг нее образовался немалый кружок, привлеченных необычным замыслом наброска (или длинной коротенького платья вызывающей расцветки). Эта, в основном, мужская аудитория одобрительными возгласами поощряла Мари, и та с вдохновением начала заливать о новом направлении в искусстве: — Обыватели видят этот мир не таким, каким он есть на самом деле, они не догадываются и не хотят понимать, что только в наших работах он обретает свое подлинное лицо. Наша сверхзадача — раскрыть им глаза, чтоб они проснулись наконец и узрели настоящую красоту – ту, которая подвластна нам, представителям искусства. — А они нас не побьют? Вот меня на днях помидоркой угостили, всю футболку испачкали, — пожаловался совсем юный художник. — Но картину я спас! — Что вы, никто не устоит перед прекрасным… — Мари мысленно вздохнула, юный талант, чудесно владевший и кистью, и цветом, обожал рисовать холодящую кровь расчлененку. — Ваши картины пробудят их обязательно! Вы так мужественно поступили, мы гордимся вами! Мужественное дарование льнуло к Мари, пытаясь облапит ее за попу, и она уже не знала куда деваться — этот знакомый был еще и сыном гимназической подруги мадам Матильды. Мадам не раз сокрушалась, что именно Мари сбила бедняжку с пути истинного, а мама так хотела видеть его солистом балета! Но дитя однажды обратило взор на картину Мари и пропало. «Ему было три года!» — спорила девушка, — и я не рисую отрезанных конечностей!». «Вы, мадемуазель, навсегда покалечили детскую психику!» — ворчала Матильда. При этом она снисходительно прощала малолетнему чудовищу то, что он волочится за всем, что носит юбку, и подглядывал за ней в душе. «Шалунишка, что б его… Если бы не этот чудный багровый!» — в сердцах говорила про себя Мари. «Впрочем я, видимо, многое пропустила! Когда это он отрастил такие длинные лапки!» Лапки нежно обнимали Мари за филей и не собирались отлипать. — Мадемуазель, я не согласен с вами в одном вопросе. Не могли бы мы обсудить его в спокойной обстановке? В один момент Мари была выдернута из цепких объятий. Толпа обожателей ее таланта недовольно взроптала, но увидев нового фигуранта, как-то незаметно рассосалась. ========== 6. Месть и печалька ========== — Что вы себе позволяете?! — начало было возмущаться Мари, но замолкла — похитителем оказался ее пустынный знакомец. Он бережно и не спеша, чтобы не привлекать лишнего внимания (зря, между прочим, старался!) прогулочным шагом вывел Мари под сень деревьев, в небольшой скверик возле галереи, и уже там не церемонясь совсем не бережно кинул ее на скамейку. — Что вы себе позволяете? — зашипел он, уставившись на Мари как на мерзкое членистоногое, ядовитое к тому же. Мари, кроме злосчастного поцелуя, никаких злоупотреблений не припомнила, продолжая таращится с открытым ртом на свой разъяренный предмет обожания. До молодого человека дошло, что пробуждения совести, сознания и интеллекта можно ждать до скончания века, а друзья-художники понемногу уже начали подтягиваться, чтоб насытиться отголосками любовной, как им хотелось драмы, из первых рядов, прошептав «тупая блондинка» упал рядом на скамейку и устало спросил: — Что вы наговорили в консульстве? — А? — очнулась Мари, пытаясь взять себя в руки, что было неимоверно трудно, когда любовь ее жизни сидела так близко и обдавала своим дыханием ее лицо. — Консульстве? … И тут перед ней встала картина: суровые работники учреждения допрашивают, как она оказалась в другой стране без документов. Сразу вспомнилось и то, что она им ответила. — Вы меня похитили! Вот, что я сказала! — обрадовано сказала она, удовлетворяя «любопытство» любимого. Тот, схватился за голову. — Я не похищал вас! Когда мне вручили обдолбаную девицу, попросив за ней приглянуть, я и подумать не мог, что окажусь в полиции, где меня будут обвинять в похищении человека! — Я не была обдолбанная! — закричала Мари. Собратья художники сочувственно вздохнули на заднем плане, сие состояние им было не чуждо, как и его последствия. — Тише, сумасшедшая! Вы хотите, чтобы меня забрали снова, когда я только что вышел под залог? — Это почему же? — Мне нельзя к вам приближаться, иначе меня снова могут арестовать, этого потребовал ваш адвокат. — Мой адвокат? — удивленно спросила Мари, потом вспомнила, что когда она бродила привидением посреди разгромленной квартиры, приходил ее поверенный и что-то спрашивал, а она невпопад отвечала «да, нет, конечно….» — О, я сожалею, но вы действительно меня похитили! — начала оправдываться она. — Возможно… Это мои друзья, они… О, Боже, — до Мари начал доходить трагикомизм ситуации: пока она мечтала отмстить, месть уже свершилась. «И никакого удовольствия!» — констатировала она.