Через несколько минут, когда окончательно обогнули возвышавшиеся один за другим на самой юго-восточной оконечности Хикошимы крутые холмы, слева по курсу показались мачты и трубы нескольких судов, торчавших из-за плоского островка у входа в гавань Симоносеки. Вскоре открылась и вся акватория порта. Там уже явно похозяйничал «Жемчуг» и скрывшиеся за очередным поворотом пролива эсминцы Матусевича. На рейде дрейфовал, фонтанируя паром из трубы, буксир, а один из пароходов затонул прямо на месте стоянки. Другой, сильно разрушенный, тоже быстро погружался в воду, приткнувшись носом к отмели и заваливаясь набок уже на самой границе гавани. От всех остальных спешно отваливали шлюпки с покидавшими их командами. Огромное количество мелких судов стремилось протиснуться в узкий пролив Косето, между Хикошимой и Хонсю. У противоположного берега, где продолжал подниматься в небо колоссальный жирный столб дыма, уже начавший терять четкость своих контуров, растягиваемый ветром, скрывалась гавань Модзи, еще не видимая за поворотом береговой черты. В той стороне угадывалось еще несколько дымов явно из пароходных труб. Сопротивление в Симоносеки все еще не было подавлено окончательно. Среди начинавшихся пожаров на палубах и в надстройках нескольких судов дружно сверкнули вспышки выстрелов, и впереди броненосцев встали всплески от упавших недолетом небольших снарядов. Поскольку никаких береговых укреплений никто так до сих пор и не увидел, батареи среднего калибра левого борта «Ушакова» и «Сенявина», все еще дымивших остатками добиваемых пожаров, сразу открыли огонь по быстро приближавшемуся пароходному ряду. Терпеть обстрел с каких-то купцов Йессен явно не собирался. Но наблюдение по горизонту не ослабляли ни на секунду. Скоро справа открылась и гавань Модзи, еще совсем недавно плотно заставленная пароходами и парусниками всех размеров. Теперь же она представляла собой настоящее побоище. Сразу бросалось в глаза бурое, уже совершенно бесформенное, облако дыма, висевшее над водой на границе акватории порта и пролива, под которым в толчее волн скакали многочисленные обломки. Правее него находились два больших парохода, один из которых уже лег носом на грунт и валился на левый борт, задирая корму, другой быстро оседал в воду правым боком. На обоих не было ни труб, ни мачт, а надстройки казались свернутыми набок. Чуть дальше начинал чадно гореть крупный парусный корабль, все мачты которого были повалены на стоявшие между ним и причальной стенкой пароходы. Сами эти пароходы были плотно прижаты друг к другу, густо опутаны остатками такелажа парусника, обрывками его и своего рангоута и обломками легких надстроек, из-за чего тоже имели довольно побитый вид. Тут и там в гавани виднелись днища еще нескольких небольших судов, перевернутых вверх килем страшной силой, вырвавшейся на волю совсем еще недавно. Большая часть крыш на портовых постройках и ближайших к проливу домах отсутствовала. На уцелевших мачтах удержавшихся на плаву судов развевались обрывки грузового рангоута. К причалам и даже просто к берегу тянулись шлюпки. При появлении броненосцев люди, еще не успевшие спуститься с палуб в стоявшие под бортами лодки, начали просто прыгать в воду. С «Жемчуга», все еще маневрировавшего среди всплесков выше по проливу, мигал ратьер. Но его сигналы почти все время закрывало дымом. Сигнальщикам едва удавалось разобрать передаваемые им сообщения. В них говорилось о батареях на выходе из пролива, под огнем которых сейчас и находился крейсер. Причина погрома на рейде Модзи не объяснялась. Крейсеру сейчас явно было не до того. * * * В 06:27 Матусевич уже видел с мостика своего головного эсминца симоносекский рейд. Его шустрые кораблики резво неслись вперед, постоянно работая рулем, так как водные потоки, огибавшие Хикошиму, мотали их как щепки. Гнавшийся за ним брандвахтенный пароход изрядно отстал и парил под огнем «Жемчуга», не видимого теперь за изгибом «кишки» пролива. Судя по всему, «японец» был тяжело поврежден и с трудом управлялся. С эсминцев видели, как он не справился с течением и приткнулся к южному берегу сразу за причалами порта Кокура. Но он по-прежнему стрелял вдогонку эсминцам, хотя и не точно. Должно быть, его тоже раскачивало достаточно сильным в этом месте течением. Несмотря на множество накрытий, добиться попаданий японским артиллеристам так и не удалось, а вскоре их и вовсе заставили замолчать снаряды нашего крейсера, быстро настигшего свою обездвиженную цель. Когда обогнули южную оконечность Хикошимы, в нескольких милях впереди слева по курсу даже без бинокля стало возможно разглядеть множество пароходов, стоявших у причалов и на якоре в акватории порта, за островком Ганрюдзима. Поначалу они сливались в сплошную стену серых и черных корпусов, труб, надстроек и густой лес мачт. Флагов видно не было, но по хризантемам на трубах и обвесах мостиков и нарисованным у форштевней глазам дракона было ясно, что если не все, то по крайней мере подавляющее большинство судов японские. Некоторые были под парами, вяло дымя из труб. Когда подошли к Ганрюдзиме, чуть выше по проливу на его противоположном берегу открылся еще более плотно заставленный пароходами рейд Модзи. К этому времени слева уже была видна вся акватория порта Симоносеки. Оттуда с двух небольших пароходов, стоявших рядом с плавучим доком почти в самом проливе между Хикошимой и Ганрюдзимой, часто замигал сигнальный фонарь, запрашивая позывные. Вероятно, это был вооруженный дозор или что-то в этом роде, охранявшее непосредственно порт, и расположенные за высокой коробкой плавучего дока портовые мастерские. Поднятых на эсминцах Андреевских флагов оттуда, по-видимому, еще не разглядели. Матусевич приказал ответить, что нуждается в помощи, и продолжил движение, увеличивая скорость и приготовив минные аппараты к выстрелу, начав разворачивать их влево. По мере приближения наши флаги все же узнали. К тому же повернутые минные аппараты не оставили у японцев сомнений, кто перед ними. Но появления русских кораблей, да еще так быстро после начала стрельбы с той стороны Хикошимы, здесь явно не ожидали. Возможно, поэтому огонь открыли с некоторым опозданием. Первые выстрелы прозвучали, только когда эсминцы уже вышли на траверз брандвахты, оказавшись в удобной для стрельбы минами позиции. Сначала отстреливались только эти два судна из своих девяностомиллиметровых пушек, стоявших на баке. Но потом почти с каждого транспорта захлопали такие же или малокалиберные скорострельные пушки. Стрельба быстро усиливалась, но была не точной. Десятки всплесков окружили истребители, державшиеся середины пролива. Но при всей своей внешней эффектности эта мешанина вздыбленной снарядами воды только мешала наводчикам. Попаданий было всего три, и те мелкими снарядами без ущерба для боеспособности. Разорвать дистанцию и прижаться к противоположному берегу Матусевич не решился, так как предполагал там наличие пушек, охранявших подходы к Модзи. К тому же от дальнего берега было бы затруднительно контролировать акваторию порта Симоносеки, а эта задача была первоочередной в боевом приказе. Миноносники открыли ответный огонь из орудий и пулеметов, а в каждый из дозорных пароходов выпустили по одной мине. Дистанция была небольшой, а условия для стрельбы оптимальными. Но то ли из-за спешки, то ли из-за сильного течения в проливе они обе прошли мимо, никого не задев. Также благополучно они миновали громаду дока, после чего пропали из вида где-то за его высокими стенами. Ущерб от нашего артиллерийского огня, хотя и точного, также был незначительным и не повлиял заметным образом на боеспособность охраны порта. Не сбавляя скорости, эсминцы прошли мимо Ганрюдзимы, а потом и забитого судами рейда, обстреляв показавшийся из-за дока буксир и выпустив еще три торпеды в два парохода, имевших возможность дать ход, судя по дыму из труб. Опасаясь задерживаться в столь враждебно встретившем его Симоносеки, Матусевич хотел таким образом обезопасить фарватер от возможных попыток его перекрытия путем затопления чего-либо достаточно крупного. Однако при наводке аппаратов под огнем, видимо, был взят неверный прицел или все же снова не учли снос от течения. Из трех торпед в назначенные им цели попала лишь одна, и та, угодив под самую корму, не взорвалась, просто ударившись о перо руля и затонув позади своей жертвы. Две другие поразили транспорт, стоявший на якоре рядом, чуть выше по проливу. От их взрывов пароход начал быстро тонуть. В него точно никто не целился, но вынужденно начатая эвакуация команды мгновенно перекинулась на соседние суда. Скоро уже все остальные транспорты начали спуск шлюпок. Сопротивление в Симоносеки оказалось явно сломленным. Стрельба хотя еще и не стихла, но стала совершенно неуправляемой. За кормой снова показался «Жемчуг», которому можно было передать охрану фарватера в порту Симоносеки от его хозяев. На него ратьером передали сведения о месте стоянки брандвахты, предупредив также, что почти все пароходы вооружены. Эсминцам нужно было спешить, чтобы не дать японцам шанса перегородить канал дальше в самом узком месте, обозначенном на трофейных картах как Хаятомо-но-Сэто у мыса Мекари. Совсем рядом, чуть ниже по проливу на восточном берегу, был порт Модзи. Стоявшие там суда с мостиков и палуб эсминцев было видно очень хорошо. В отличие от Симоносеки, оттуда не стреляли. Это вызывало некоторую тревогу, поскольку казалось противоестественным. На всякий случай, артиллерией носовых плутонгов и правого борта прочесали высокие борта и надстройки быстро оказавшейся в зоне досягаемости справа по курсу пароходной шеренги. Никакого шевеления в порту, даже после начала обстрела, видно не было. Хотя кто-то в дальнем ряду довольно сильно дымил, явно находясь под парами. Только когда входные створы Модзи уже уходили за корму, в одном из промежутков длинного ряда транспортов и десятков мелких судов, стоявших в довольно небольшой гавани почти борт к борту, показался нос парохода средних размеров, уверенно двигавшегося на пересечку курса миноносцев. Но он опоздал. Догнать Матусевича никаких шансов не было. С его высокого бака вдогонку ухнула стодвадцатка. Снаряд упал с перелетом. В ответ часто захлопали кормовые трехдюймовки и дробно затрещали «максимки», осыпая противника своей мелочевкой без особого эффекта. По крайней мере, заставить замолчать пушку не удалось, и менее чем через полминуты она бухнула снова. Снаряд лег уже ближе, но все еще с перелетом. Маневрировать в самой узкой части пролива даже миноносцам было сложно, и они вынужденно убегали за мыс под огнем, вытянув свой строй почти в струну. Третий и четвертый снаряды легли уже в промежутках между миноносцами непосредственно в их колонне, когда головные начали ворочать вправо, за спасительный мыс Мекари, где японец не сможет их достать. Но прежде чем вышли из-под огня, часто бывшая пушка выпустила еще семь снарядов. Дистанция была небольшой, и первые промахи японцев объяснялись, вероятно, исключительно нервозностью расчета. Потом они вполне реабилитировались. «Грозный» получил попадание в носовой кубрик, где загорелись вещи команды, а осколками пробило обшивку, в том числе и ниже ватерлинии. Еще один снаряд разорвался под самым бортом напротив второй кочегарки, что вызвало течь в угольной яме, но поскольку угля в ней было уже не много, ее удалось быстро заделать. На «Бодром» осколками от близкого разрыва пробило сходной тамбур в офицерские жилые помещения и заклинило носовой минный аппарат. Троих матросов ранило, одного убило. Серьезнее всех пострадал «Блестящий». Угодивший в его правый борт стодвадцатимиллиметровый снаряд пробил обшивку между 34-м и 35-м шпангоутами под самой палубой, прошел наискосок узкую угольную яму правого борта первой кочегарки и разорвался, ударившись в ее носовую переборку. От взрыва пострадало оборудование котельного отделения, что вынудило почти сразу вывести из действия котел, аварийно сбросив давление в нем. Истекая паром и сбавляя ход, эсминец с большим трудом смог уйти из-под огня. Наконец оба отряда оказались вне зоны досягаемости из порта Модзи. И почти сразу оттуда, откуда только что выскочили миноносцы, громыхнуло так, что казалось даже быстро расширяющийся пролив вокруг и уходившее за горизонт море впереди вздрогнули. Следом по кронам деревьев и кустов на берегах прошла рябь сильного порыва ветра, а из-за холмов справа выбросило султан темно-бурого дыма, быстро поднимавшегося клубами вверх и сворачивавшегося в огромный гриб. Но долго разглядывать его не пришлось. Сразу за мысом Мекари Матусевича ждал сюрприз, довольно приятный. * * * С «Жемчуга», следовавшего по уже протоптанной миноносцами дорожке, отчетливо видели всплески сдвоенного торпедного взрыва среди пароходов в Симоносеки. Наблюдая «теплый» прием, какой оказали японцы нашим миноносникам, и разобрав мигание сигнального фонаря, крейсер сразу прекратил почти бесполезный обстрел уже невидимых фортов и перенес огонь на портовую брандвахту. Быстро приближаясь к стоянке пароходов, он скоро был всего в двенадцати кабельтовых к югу от все еще боеспособной охраны порта. Стреляя из баковой стодвадцатки и всех пушек левого борта, он быстро добился нескольких попаданий в ближайший из двух пароходов. Тот замолчал и начал травить пар, но пока не тонул. Одновременно правым бортом и кормовой пушкой главного калибра добивали оставшийся позади вооруженный пароход, уже горевший на мели, а трехдюймовками обстреливали транспорты на рейде, чтобы заставить молчать их пушки и максимально ускорить эвакуацию экипажей. Спустя три минуты был виден весь симоносекский рейд. С берега никакого противодействия до сих пор вообще не оказывалось, и это казалось многим совершенно невероятным. За линией пароходов дымили трубы портовых мастерских, на причалах бегали люди. В узкий и мелководный пролив севернее Хикошимы втягивалась вереница небольших парусных судов, бежавших из гавани. Выше по проливу в акватории порта беспомощно дрейфовал небольшой буксирный пароход, но отмеченные на картах старые форты молчали. Отбиваться пытались по-прежнему только стоявшие на рейде пароходы. На убегавшую мелочь с крейсера не обращали внимания. Целей у комендоров и так было в избытке, гораздо больше, чем пушек. Лишь несколько шальных перелетов легли в их плотном строю. Плавучий док тоже не избежал шальных снарядов. Минимум два фугаса среднего калибра разорвались в его недрах, дав неяркие вспышки на высоченном борту. Покончив с первым брандвахтенным пароходом, перенесли огонь на второе сторожевое судно, которое теперь было всего в трех кабельтовых чуть впереди левого траверза. Стреляли полными бортовыми залпами с максимальной частотой. Но так продолжалось не долго. Начавшие приходить в себя артиллеристы с пароходов все больше досаждали одинокому крейсеру, к которому пока никто не мог прийти на помощь. К этому времени набиралось уже больше десятка попаданий мелких японских снарядов. На палубе появились раненые, и даже убитые. К тому же от интенсивной стрельбы вышло из строя шканечное орудие левого борта, а у стоявшей дальше к корме другой такой же пушки оборвало ствол от собственного выстрела. Отказала и одна из трехдюймовок. Техника была исправной, просто уже более получаса «Жемчуг» часто и непрерывно стрелял из всех орудий влево. Для охлаждения их стволы поливали водой и обкладывали мокрыми тряпками, сильно парившими и шипевшими при этом. Но в каналах нарезки накопилась стружка, снятая с ведущих поясков десятков снарядов, прошедших через стволы. Это, в сочетании с перегревом, и было причиной происшествий. По всем инструкциям следовало прекратить огонь и пробанить пушки, но такой возможности не было. Японские пароходы стреляли все увереннее и точнее. Но гораздо хуже было другое. В 06:32 прямо по курсу показался небольшой пароход, выходивший из-за остова уже легшего на грунт и все сильнее разгоравшегося подорванного транспорта. По нему дали предупредительный залп носовые трехдюймовки, принуждая к остановке, но оба легших под форштевень снаряда он проигнорировал, продолжая движение к фарватеру по кратчайшему пути, быстро набирая ход и, возможно, собираясь затопиться на нем. Прекрасно понимая возможную опасность этого его намерения, командир «Жемчуга» капитан второго ранга Левицкий приказал дать полный ход и бить по нему из всех стволов. Правда, достать его теперь могли только две стодвадцатки да три трехдюймовки. Но дистанция не превышала полумили, и промахов было не много. Пароход густо запарил, хотя продолжал ползти вперед, уже садясь в воду кормой. Попадания сыпались градом, так как крейсер быстро приближался. Надстройка была разбита, из-под палубы валил дым вперемешку с паром. Когда до парохода оставалось не более полукабельтова, Левицкий скомандовал: «Стоп, машина!» В 06:34 «Жемчуг», уже сбросивший скорость, ударил тонущего японца левой скулой по касательной в правый борт перед мостиком позади полубака, столкнув его с траектории, проходящей поперек фарватера. Положив перед самым ударом руль до упора влево и работая машинами «враздрай», попытались отжать его еще левее. Но узкий корпус крейсера только скребнул почти всем бортом по полубаку разбитого судна, со страшным лязгом и грохотом выбивая снопы искр, и быстро ушел вперед. От этого тарана крейсер пострадал гораздо больше своей жертвы. Оказались свернуты с фундаментов носовая и шканечная стодвадцатимиллиметровые пушки левого борта, что сократило бортовой залп влево всего до двух стволов, смяло фальшборт, вплоть до третьей трубы. Обшивка получила глубокие вмятины и несколько длинных разрывов в верхней части надводного борта. К счастью, левый винт не пострадал. Хотя удар был скользящий, брандер все же развернуло. Совершенно неуправляемый пароход продолжал на остатках инерции катиться по пологой дуге влево от середины фарватера, быстро погружаясь, пока не коснулся дна носом севернее гавани Симоносеки. Лейтенант барон Врангель, командовавший носовым плутонгом, удовлетворенно отметил, глядя на него: «Через дыры от наших снарядов так быстро тонуть он не может. Не так уж и много их наберется. Значит, кингстоны открыты. Точно самотопом был!» Большая часть надстройки на пароходе была деревянной, и теперь ее разбило снарядами в щепу. В бортах чернели пробоины, но, как ни странно, он не горел. Течение начало разворачивать судно поперек пролива, но, вероятно, днище уперлось в подводное препятствие. Это остановило разворот и сильно накренило пароход на левый борт. Дальше он не двигался, затонув на самой кромке глубоководной части канала. При этом корма полностью ушла под воду, рядом с буями, ограничивавшими фарватер, но все же не выходя на него. Это с огромным облегчением наблюдали с «Жемчуга», бывшего уже в полумиле севернее гавани Симоносеки, фактически на рейде порта Модзи. Стоянку судов в акватории этого порта начали обстреливать всеми орудиями правого борта. Ответного огня, как ни странно, почти не было. Только один пароход, уже имевший ход и двигавшийся к мысу Мекари, отстреливался из двух стодвадцаток. Тот самый пароход, что до этого очень точно гвоздил по уходящим за мыс нашим эсминцам. С «Жемчуга» видели шлейф пара, выброшенный одним из них после накрытия. Естественно, ему уделили большее внимание, чем всем остальным. Результат оказался молниеносным и оглушительным. Едва получив свои первые попадания, «японец» исчез в яркой вспышке, разметав обломки по всей гавани, и сразу ее почти полностью закрыло огромным облаком дыма, закручивавшимся внутрь себя и продолжавшим сеять обломки, поднимаясь в небо на темной клубящейся ноге с прожилками остатков пара. В этот момент докатился жуткий грохот. Все, кто это видел и слышал, невольно присели и замерли на доли секунды. А потом пришла и взрывная волна заметно качнувшая крейсер влево, хотя ее удар и пришелся с носовых углов. Что она натворила в самой гавани – было просто ужасно. Несколько небольших судов, оказавшихся поблизости, этим ударом перевернуло или мгновенно раздавило. Даже большие стальные пароходы не выдержали его. Попадали трубы, мачты и грузовые стрелы. Надстройки, словно бумажные, смялись и порвались. Обшивка бортов лопнула, как гнилая парусина. Два ближайших соседа водоизмещением не менее пяти-шести тысяч тонн явно тонули. Стоявший в северном углу порта трехмачтовый барк сорвало с якоря и бросило на соседние пароходы, которые накрыло его рухнувшими мачтами. Всех остальных тоже встряхнуло до потери сознания, пообрывав якоря и швартовые концы, а кто был у причалов, наверняка приложило о стенку с последствиями разной степени тяжести. Ни одной крыши на ближайших постройках не уцелело. Потрясенные увиденным, комендоры прекратили огонь. Только почти сразу возобновившийся обстрел из уходившего за корму слева Симоносеки вернул всех к реальности. Однако стрелять в пароходы больше не решались. Продолжая движение, «Жемчуг» скоро оказался прямо напротив гавани и рядом с мысом Мекари. Из-за поросших лесом возвышенностей на мысу и правее него взлетели вверх сразу несколько сигнальных ракет. Сначала дважды пачками по четыре-пять, а потом одна за другой. Это были явно не наши сигналы. О них пытались сообщить по радио на пропавшие где-то за кормой и все еще не показавшиеся из-за Хикошимы броненосцы, но связи не было. Левицкий понимал, что в такой ситуации покидать воды между этими двумя портами нельзя. Японцы явно не смирятся с возможностью прохождения нашего флота сквозь весь пролив и всячески будут мешать. А остановить их в случае ухода «Жемчуга» пока было некому. Нужно, так сказать, передать эстафету из рук в руки. Не имея возможности развернуться в узком канале, крейсер работал машинами на заднем ходу против течения. Это позволяло удерживать минимальную дистанцию до симоносекского рейда, одновременно контролируя гавань Модзи, в ожидании отряд Йессена. Все уцелевшие пушки изрядно поцарапанного эскадренного разведчика, способные бить влево, снова стреляли в гущу транспортов с максимальной частотой, хотя из-за начавшегося рыскания, вызванного напором воды в узком канале, уже не прицельно. Главной целью было принудить экипажи к продолжению прерванной эвакуации. На пароходах что-то уже горело, иногда взрывалось, но не очень сильно. Судя по тому, что даже некоторые иностранцы начали разворачиваться назад к своим пароходам, повторения того, что случилось в Модзи, здесь никто не опасался. Справа ситуация была совершенно другой. Стрелять не требовалось. И так все спешили добраться до берега. Нехватка спасательных средств никого не останавливала. Бросались вплавь со всем, что попадало под руку. Пожар на изувеченном паруснике быстро усиливался. Один из пароходов между ним и причальной линией заметно проседал. Видимо, имел большую течь в трюме. Некоторые из «перевертышей» постепенно также уходили под воду. Толчея волн на месте взрыва начала успокаиваться. Там постоянно всплывали какие-то обломки. Плотный огонь из мелких калибров со стороны Симоносеки слабел, но зато проявили себя сразу две новые береговые батареи. Они располагались впереди по курсу на северном берегу восточного устья, выше пляжа Дан-но-Ура, прямо по оси пролива. Точно определить их позиции после первого залпа не удалось, но расстояние не превышало полутора-двух миль. Как обычно, японцы сразу накрыли свою цель, хотя попаданий и не добились. Судя по всплескам, стреляли четыре тяжелых и столько же среднекалиберных орудий. «Жемчуг» оказался в чрезвычайно затруднительном положении. Он не мог двинуться вперед, пока Йессен не придет ему на смену и будет полностью контролировать рейды Симоносеки и Модзи вместе с каналом фарватера в пределах этих портов. И не мог сам вернуться в Симоносеки, увеличивая дистанцию до открывшихся фортов, так как маневрировать в узком проходе, идя задним ходом против течения, с его разнонаправленными потоками, весьма чувствительными в этой сужающейся части пролива, было очень сложно. Свернуть вправо и скрыться от обстрела за мысом Мекари, войдя в гавань Модзи, после того, что там произошло, просто не решались. Кто знает, сколько там у японцев еще пароходов с взрывчаткой?! Уж лучше перетерпеть пять минут. Все на крейсере надеялись, что дольше не придется. Наконец в 06:45 наши малые броненосцы показались на юге из-за поворота пролива. На них сразу передали семафором, что в Симоносеки стоят вооруженные транспорты, а в Модзи, вполне возможно, имеются суда с взрывоопасным грузом. Один, предположительно вспомогательный крейсер-минзаг, уже взорвался. Противоминные калибры обоих «адмиралов», оставшихся в передовой группе поддержки после прорыва японской обороны, немедленно присоединились к обстрелу. С «Жемчуга» видели, как японские и иностранные команды опять стали покидать свои теперь уже обреченные суда, но не все. Ответная стрельба не прекращалась. На броненосцы снова передали ратьером, что в портах есть транспорты под парами, чтобы там были готовы топить любого, кто снова полезет на фарватер, но разобрать, что сигналили в ответ, не смогли. Возможно, и Йессен не видел, что передавали с крейсера. Слишком много дыма было в проливе. «Жемчуг» сильно раскачивало и мотало на курсе. Его с трудом удавалось удерживать в пределах фарватера. О точной стрельбе нечего было и думать, поэтому отвечать открывшимся впереди фортам даже не пытались, а с появлением отряда Йессена стрельбу вообще задробили, приступив к обслуживанию перегревшихся пушек. Осыпаемый снарядами, тонкошкурый быстроходный разведчик гордо молчал, дав «малый вперед» машинам и двинувшись вверх по проливу. С него снова начали мигать сигнальным фонарем, передавая на броненосцы береговой обороны координаты батарей и приметные ориентиры. В течение последних нескольких минут вокруг вертящегося на пятаке, как уж на сковородке, русского крейсера упало около полусотни японских снарядов. Два из них достигли цели. Первый разорвался у многострадального шканечного орудия левого борта, разрушив палубу, повредив надстройки и вызвав небольшой пожар. К счастью, все неиспользованные снаряды оттуда уже успели растащить, и развороченные шкафчики кранцев первых выстрелов оказались пусты. Второй пробил правый борт под мостиком, прошел через жилую палубу и разорвался на настиле бронепалубы между дымоходами из первой и второй кочегарок правее диаметральной плоскости корабля. Дым от его разрыва втянуло в котельные отделения, но он не был таким удушливым, как при прежних попаданиях. Никто не отравился, и люди смогли остаться на своих постах, продолжая работать[69]. Осколками повредило вентиляционные шахты правого борта и один из вентиляторов, но главные механизмы не пострадали, и корабль сохранил ход. Оба снаряда калибром не превышали ста двадцати – ста пятидесяти миллиметров. Место этой батареи точно установили уже спустя две минуты. Ее пушки располагались на юго-восточном склоне одной из небольших гор, возвышавшейся дальше по побережью от Симоносеки, между зеленым массивом горы Руджуйсен и западным устьем пролива. На трофейных картах она значилась как Дайкарокуома, и на ее вершине имелись ночные навигационные знаки. Причем по вспышкам залпов определили, что орудия стояли в двух двухорудийных двориках, один над другим по склону. Лес вокруг них был вырублен для освобождения секторов стрельбы. Позиции тяжелой батареи, которая, судя по вставшим почти вертикально столбам порохового дыма ее второго залпа, была гаубичной, выявили тоже быстро. Очищенная от деревьев вершина возвышенности, лежащей чуть южнее Дайкарокуомы, откуда она стреляла, просматривалась достаточно хорошо, а сметенная собственными выстрелами маскировка представила ее мощные каменные брустверы взорам наблюдателей во всей красе. На карте этот косогор был подписан как Чауши. На нем находились позиции одного из старых фортов и тоже были ночные навигационные огни. Второй залп гаубиц снова лег накрытием. На этот раз один из снарядов рванул под самым бортом, обдав осколками и окатив полубак каскадами воды. Крышку якорного клюза погнуло, пробив в двух местах, дали течь через заклепки швы обшивки впереди носовых погребов. От сильного сотрясения отказали приборы Гейслера у носового орудия и заклинило снарядный элеватор, но сама пушка не пострадала. Как и у западного входа в пролив, на его выходе тоже не удалось заранее определить места расположения японских укреплений. Позиции орудий были очень хорошо замаскированы и совершенно не выделялись на фоне заросших лесом многочисленных холмов. Сейчас все с замиранием сердца ждали оживания других старых фортов, расположенных на склонах выше жилых кварталов Симоносеки. Те, что на карте отмечались номерами 2 и 3, были совсем рядом слева по борту, а четвертый и пятый уже за кормой, но тоже недалеко. Одного их общего залпа вполне могло хватить слабо бронированному крейсеру второго ранга. Но они молчали. Насколько можно было разглядеть через оптику биноклей и других приборов, маскировка уже выявленных позиций достигалась укладкой свежих зеленых сучьев на капитальные сооружения. Бетонные или каменные брустверы орудийных двориков стали вполне видны только после первых залпов, когда это импровизированное укрытие смело пороховыми газами. Теперь десятки пар глаз обшаривали густую зелень слева в поисках чего-либо подобного. Наконец, в 06:50 «Ушаков» и «Сенявин» уже вплотную подошли к акватории Симоносекского порта, и «Жемчуг» смог со спокойной совестью покинуть свою позицию, двинувшись к восточному выходу из пролива. По-прежнему под огнем обогнув мыс, крейсер обнаружил справа от себя в небольшой бухте под южным берегом пролива, называвшейся Таноура, еще одну большую стоянку судов. Там, в стороне от основного русла, по которому гоняли туда-сюда океанские воды переменные приливные течения, стояли на якорях десятки больших пароходов. Среди них торчали высокие мачты с оснасткой барков и шхун. Причем некоторые шхуны были очень большие, четырех– и даже пятимачтовые. Получив возможность строго держать курс, немедленно открыли огонь по обеим выявленным японским батареям, закономерно уделяя больше внимания более скорострельной, а потому более опасной среднекалиберной пушечной. Хотя, учитывая, что теперь на левый борт стреляли только две стодвадцатки и столько же трехдюймовок, комендоры скорее показывали идущим следом кораблям точное место противника, нежели имели шанс нанести ему заметный урон. В сторону стоянки тем временем развернули почти не стрелявшие до сих пор бортовые пушки и противоминный калибр правого борта, открыв огонь по палубам и надстройкам многочисленных транспортов. Бить в корпус все еще опасались, не зная характер груза судов. Пароходов и крупных парусников в этой гавани было намного больше, чем в Симоносеки и даже в Модзи. Среди них уже сновали истребители. Два судна, видимо торпедированные ими, сидели в воде много выше ватерлинии, заметно накренившись, возможно, затонув на мелководье. Три наших эсминца, рассыпавшись в цепь, держались на фарватере дальше к востоку. Все их орудия вели частый огонь по берегу и палубам судов, откуда им стреляли в ответ. Трех других нигде видно не было. Скорее всего, они углубились в заставленную судами бухту. Свернув с судоходного канала в акваторию стоянки, четко обозначенную буями, крейсер снизил ход и шел теперь впритирку к стоящим буквально борт к борту друг с другом судами всех размеров – от портовых буксиров до приличных океанских пароходов. По нему били со всех сторон малокалиберные пушки транспортов и батареи, не угомонившиеся даже когда «Жемчуг» оказался рядом с пароходами. Риск накрыть своих ничуть не охладил боевой дух самураев.