Группа башенных крейсеров Добротворского взяла на себя прочесывание вод юго-восточнее и южнее Квельпарта, начав осмотр судов, идущих из Европы, откуда шел основной поток военной контрабанды. В течение первой половины дня 20 июня ими были перехвачены два японских транспорта, шедших из Англии и груженных различными машинами, шанцевым инструментом, стальным прокатом и телеграфным кабелем. Несмотря на ценный груз, Добротворский не решился пересадить на них призовые команды из экипажей «Олега» и «Богатыря» из опасения, что в случае встречи с японскими крейсерами и боя, времени на приемку людей обратно уже не будет. После беглого досмотра, изъятия документов и эвакуации команд транспорты потопили артиллерией и подрывными патронами. Пока возились с первой парой, на горизонте увидели дымы еще одного судна, оказавшегося немцем, шедшим в балласте. Судоходство явно не успели свернуть, так что крейсера могли смело рассчитывать на жирную добычу. Однако сразу же начались и неприятности. Уже к вечеру 20 июня, после пересчета количества оставшегося угля на «Олеге», пришли к выводу, что паспортная дальность плавания в 3000 миль далеко не достижима. Несмотря на очередной ремонт котлов и механизмов во Владивостоке, расход угля и котельной воды намного превышал расчетный. Помимо неприятного, но все же не смертельно опасного превышения потребления по всем расходным статьям главные механизмы начинали буквально «сыпаться». Грелись мотылевые подшипники, несмотря на постоянное охлаждение маслом. Левая машина работала со стуком. К тому же в первой кочегарке вышла из строя донка, а во второй появились течи трубок в двух котлах. Из-за все новых неисправностей на флагмане вскоре крейсера вынужденно покинули коридор судоходства между Японией, Кореей и Китаем, уйдя на юго-восток, для ремонта механизмов на «Олеге». «Богатырь» держался рядом, так как рассчитывали перегрузить с него часть угля, как только позволит погода. Уходя с оживленной трассы, никого перехватить даже не надеялись. Но уже на следующий день в этих обычно редко посещаемых судами водах был обнаружен дым неизвестного парового судна, приближавшегося с запада. Сначала решили, что это один из японских крейсеров, отправленных на поиски отряда Добротворского. На обоих крейсерах сыграли боевую тревогу. Как назло, «Олег» сейчас не мог дать полного хода и для боя не годился. На нем только что начали ремонт вышедших из строя донок, опасаясь, что в случае новых отказов техники могут вообще остаться без хода вдали от своих баз. Флагман, имевший в тот момент в действии только третью кочегарку, сразу начал отходить дальше к югу, спешно поднимая пары в остальных исправных котлах, а «Богатырь» полным ходом двинулся на разведку, рассчитывая, в случае встречи с противником, оттянуть его к востоку. Но все обошлось. Уже через полчаса стало ясно, что это крупный, скорее всего, коммерческий пароход, судя по яркой окраске. Командир «Богатыря» капитан первого ранга Стемман сразу приказал сообщить об этом на флагман отряда, уже едва видимый на горизонте. На «Олеге» сообщение получили, но продолжили отходить прежним курсом, так как подозревали, что это замаскированный японский разведчик. А обнаруженное судно действительно вело себя странно. Едва заметив идущий к нему на полном ходу крейсер, с парохода начали что-то сигнализировать фонарем, но радио не пользовались. За этим следили строго, в готовности сразу забить его передачу. Разобрать морзянку с парохода не удалось, из чего был сделан вывод, что это какой-то код. Чтобы не спугнуть потенциальную добычу, «Богатырь» повернул прямо на пароход, рассчитывая максимально осложнить свою идентификацию. В ответ на его морзянку, просигналили: «В море русские крейсера!», после чего судно сразу изменило курс и двинулось навстречу «Богатырю». Быстро сблизившись на встречных курсах, пароход и крейсер окончательно разглядели друг друга, лишь оказавшись буквально нос к носу, когда о бегстве думать было уже поздно. Так был перехвачен голландский пароход «Олаф» с боевым кардифским углем, шедший из Кардифа в Сасебо. Этот ценный трофей сразу передали под охрану флагмана крейсерской группы, в то время как «Богатырь» вернулся на судоходную трассу, так как надобность делиться запасами теперь отпала. Но призов больше встречено не было. Остановили и досмотрели еще девять судов. Но все они либо шли в балласте, либо оказались честными коммерсантами, к тому же порой шедшими мимо. Их пришлось отпустить, чем гарантированно «засветили» свою позицию. По этой причине вскоре после встречи с «Олафом» все еще оставаясь в районе, контролируемом флотом противника, Добротворский распорядился держать пар во всех котлах для максимально быстрого достижения полного хода, так что у машинной команды «Олега» не было возможности вывести из действия часть механизмов для устранения неисправностей. При этом котлы продолжали сдавать. Об этом все время докладывали на мостик. Перед начальником отряда встал вопрос: либо топить и этот приз и возвращать «Олега» на Цусиму для досрочной бункеровки и ремонта, оставив «Богатыря» на коммуникациях в одиночестве, либо, действуя по первоначальному плану штаба, двигаться всем полуотрядом к Окинаве, где попытаться захватить порт Наха. Там, помимо нарушения телеграфного сообщения, был шанс найти несколько судов, скрывающихся от крейсеров. Если при атаке Наха японцы успеют поднять тревогу, придется идти навстречу угольщикам, уже вышедшим из Сайгона на встречу с крейсерами. Но тогда к поиску наших пароходов кроме пары крейсеров можно будет привлечь и трофей. Или даже оставить «охромевший» крейсер у одного из множества необитаемых островов архипелага. Там, ожидая угольщиков, он может попытаться отремонтировать котлы своими силами. Вероятность появления в тех водах крупных сил японского флота признавалась невысокой, а от пары вспомогательных крейсеров «Олег» гарантированно мог отбиться. Правда, как считал Добротворский, в любом случае на пути к Окинаве придется прорываться сквозь сильные японские заслоны, что для тихоходного «Олега» будет не просто. Зато в случае успеха в бухте Наха открывались широкие перспективы. Имевшиеся на «Олафе» четыре с половиной тысячи тонн первоклассного угля позволяли организовать временную угольную станцию даже сейчас. Этого запаса с избытком хватало на полную бункеровку всех четырех крейсеров первого ранга. А с приходом сайгонского конвоя топлива будет достаточно даже для действий всего флота южнее Кореи в течение минимум полутора недель. Это позволит полностью разгромить все судоходство между Японией, Китаем и Формозой, а также создаст благоприятные условия для организации мощной атаки вражеских коммуникаций в Тихом океане. После получения адресованной в штаб во Владивостоке телеграммы Рожественского об успешном штурме Цусимы с «Олега» снова несколько раз пытались связаться с главными силами для сообщения об угольном призе и неисправности котлов, но безрезультатно. Минеры, еще не достаточно освоившие новую радиостанцию, никак не могли разобраться, в чем же дело. Удавалось поддерживать уверенную связь с действовавшим на 40 миль северо-западнее «Богатырем», но ни с крейсерами Русина, ни с Рожественским связаться не могли. Вскоре с «Богатыря» сообщили, что ими перехвачен норвежский пароход «Оскар II» с грузом муки, ячменя, чугунных и стальных отливок для Осаки. Под управлением призовой команды пароход пока следовал рядом с крейсером до дальнейших распоряжений. Поскольку первое напряжение уже спало, никаких панических распоряжений от Добротворского не последовало. Однако кроме приказа ждать дальнейших инструкций в течение нескольких часов ничего не было. Все это время на борту «Олега» решали, как быть дальше. Хотя ничего определенного так и не решили, «Оскара» в итоге решили пока сохранить, и он тоже отправился к флагману группы. Не располагая точными сведениями о развитии ситуации вокруг Цусимы, Добротворский все никак не мог принять окончательного решения. Прорываться туда на одном крейсере, имея всего 15 узлов полного хода и ненадежные котлы, было слишком опасно. В то же время, не имея более топлива для продолжения поиска на судоходных путях, и ввиду невозможности бункеровки в море из-за погоды, он был вынужден выбирать между заходом для ремонта в Шанхай с почти гарантированным интернированием и рискованным броском на юг. После долгих раздумий начальник отряда крейсеров все же отдал приказ «Богатырю» продолжать поиск контрабандистов, выбирая район действия по своему усмотрению, а сам решил направиться на «Олеге» вместе с обоими призами к Окинаве уже вечером 21 июня. Там механики обещали хотя бы частично восстановить работоспособность вышедших из строя котлов. На оба трофейных парохода свезли сигнальные вахты, для усиления наблюдения по горизонту и упрощения связи, и двинулись на юг. Предполагалось, миновав в темное время суток район возможного патрулирования дозорных судов противника, ночью или на рассвете атаковать бухту Наха, где быстро догрузиться трофейным углем и заняться ремонтом, дожидаясь сайгонский конвой. После чего включить в его состав оба трофея и отправить пароходы в пустынный район океана южнее Рюкю для ожидания дальнейших распоряжений. А на крейсере снова выйти на японские коммуникации, приблизившись к Цусиме. Это должно было позволить отправить телеграмму командующему о достигнутых результатах и получить сведения о силах противника в Корейских проливах, а также дальнейшие инструкции. Довольно быстро идя на юг-юго-восток и не встречая никого на своем пути, небольшой отряд уже после полудня 23 июня достиг острова Иджима, лежащего у западного побережья Окинавы. Японцев ни на острове, ни рядом не оказалось. Здесь решили разделиться. «Олег» с «Оскаром» встали на якорь у северного берега, а «Олафа», поднявшего свой родной флаг и принявшего на борт штурмовую группу с крейсера, отправили дальше. Покинув стоянку и повернув от Иджимы к расположенному на северо-западном побережье Окинавы мысу Зампа, пароход к закату был ввиду рейда Наха, расположенного южнее. В порту горели огни, а на берегу навигационные знаки и маяки. Уже в темноте с полностью погашенными ходовыми огнями приблизившись к рейду примерно на восемь миль, спустили баркас и вельбот, с которых осмотрели бухту, оказавшуюся пустой, о чем сообщили по возвращении. Как только рассвело, с помощью подошедших к пароходу местных рыбаков нашли безопасный проход в рифах и двинулись в гавань. Все вехи с фарватера японцы сняли, так что идти приходилось малым ходом, на ощупь. По пути все время вели промеры глубин, что позволило обойти опасную отмель на входе с запада. Благополучно войдя на рейд, «Олаф» встал на якорь. Порт представлял собой несколько складских строений на берегу с деревянной пристанью и двумя-тремя десятками барж, плашкоутов и ботов, а также рыбацкими судами. Далее были видны угольные склады и довольно большое прибрежное селение, над деревянными домишками которого возвышались серые каменные стены древнего замка, примерно в двух милях от берега. Видимая с моря часть замка на глаз имела ширину около полверсты. В его внутреннем дворе над строениями с розовыми черепичными крышами был поднят японский флаг. Снова спустив баркас и вельбот, их немедленно начали заполнять переодетыми в гражданские робы вооруженными матросами. Приняв 58 человек бойцов и переводчика, шлюпки двинулись к берегу. В это время на горизонте уже показались дымы державшейся в отдалении остальной части отряда, ждавшей сигнала. Подойдя к пляжу Хагуси возле пристани с рыбацкими судами, сразу выяснили у встречавших на берегу портовой администрации и местных жителей, где телеграф, почта и полицейский участок, сказав, что судно имеет неисправность в машине и нуждается в ремонте. На телеграф ушла большая часть штурмовой группы вместе с переводчиком, а остальные двинулись к полицейскому участку и в замок. Причем в этой группе только двое знали как по-японски будет: «Предлагаю вам сдаться!» Все остальные могли объясняться лишь жестами. Замок вблизи оказался довольно большим, так что сначала выделенные для его захвата двенадцать человек несколько оробели. Но видя, что охраны на входе вообще нет, а местные не выказывают никакой агрессивности, все же вошли внутрь. Не ожидавшие ничего подобного местные власти оказались застигнуты врасплох и были взяты в плен в полном составе прямо на рабочих местах. Точно так же действовали и другие отряды, что обеспечило быстрый и бескровный захват. Телеграф и все его оборудование сразу уничтожили, а то, что можно было снять и унести, забрали как трофеи. Администрацию, почтовых и телеграфных служащих и полицию, состоящие частично из японцев, свезли на пароход, с которого дали ракетный сигнал о безопасности рейда. Еще до этого, едва получив сигнал о захвате замка и всех «больших тузов», заседавших в нем, начали высадку второй волны десанта с «Олафа», поднявшего Андреевский флаг. Когда спустя сорок минут на берег свезли всю десантную партию с парохода, смогли наконец нормально осмотреть порт. Ничего ценного там не нашли. Контора к моменту нашего появления там уже полыхала вместе со всеми бумагами. Уголь был японским, бурым, дававшим при горении много дыма и мало жара, так что его не тронули. Рыбацкие снасти и парусный такелаж, обнаруженный на складах, также не представляли ценности и никого не заинтересовали. Закончив с портом, тщательно обыскали весь старинный замок, который, как выяснилось, так же как и селение, назывался Сюри. Из него открывался шикарный вид на рейд Наха, а также на бухту Накагусуки, уже с противоположной стороны острова, так же пустую. Несмотря на внезапность захвата, ничего ценного среди канцелярии администрации не оказалось. Тем не менее, всю найденную бюрократическую писанину и бланки принятых и отправленных телеграмм аккуратно разложили по коробкам и позже свезли на «Олега» для дальнейшего изучения. В замке оставили посты и наблюдателей. Теперь можно было сказать, что стоянка Наха полностью под нашим контролем. К этому времени местное ополчение и милицейский отряд уже разоружили и заперли в одном из больших сараев на берегу, выставив вооруженную охрану. Все их оружие, состоявшее из старых однозарядных ружей «Мурата», изъяли. Эти формирования оказались практически небоеспособными и, лишившись командования, не смогли оказать никакого сопротивления. Вскоре пришел и «Олег» с «Оскаром». Причем оба шли под Андреевским флагом. Пройдя фарватер вслед за встретившим их вельботом, встали на якорь в порту. Флагман и угольщик, ошвартовавшись левыми бортами, сразу начали бункеровку. К этому времени из 1280 тонн угля, принятых крейсером во Владивостоке, в ямах оставалось не более 75 тонн. «Оскар», также поднявший русский военно-морской флаг, встал на якорь у самого входа на рейд, выполняя функции брандвахты. На него перевезли еще две смены сигнальщиков с сигнальными фонарями, ракетами и всеми принадлежностями и две 47-мм пушки с катеров. Численность нашего контингента на берегу постоянно росла. Сопротивления не было. Местное население чувством патриотизма по отношению к стране Ямато не отличалось и не пыталось отбить своих арестантов. Но от старейшин прибыла делегация с предложением взять на поруки всех плененных коренных окинавцев, с заверениями в их лояльности. Аборигенов из ополчения и милицейских формирований вскоре отпустили, а японцы переехали на трофейный голландский пароход, подальше от берега. На землю острова они больше не сошли до конца войны. Их сначала перевозили с одного трофея на другой и, после нескольких пересадок, в конце концов, вывезли во Владивосток. После роспуска всех аборигенов из сарая порт совершенно опустел. Жители Сюри в наши дела вообще не вмешивались, держась в стороне. После коротких переговоров со старейшинами они согласились продавать рыбу и мясо, но только не на берегу, поскольку опасались последующих репрессий со стороны японцев. Маячивший на входе в бухту «Олаф» в качестве приемного пункта в темное время суток их вполне устраивал. При этом обеспечить безопасность приемки рыбы на голландца со стороны моря брались сами рыбаки. Кроме того, по совету тех же «аксакалов», из болтавшихся в селении без дела филиппинцев, бывших когда-то экипажем разбившегося полтора месяца назад на рифах парусного судна, было нанято 60 человек для погрузки угля, за хорошую плату. Они желали скорее отправиться домой, надеясь на наши суда, так что работали фактически за обратный билет и еду. В итоге их услуги обошлись не дорого. Погрузка продолжалась два дня. Все это время освобожденные от авральных работ механики занимались чеканкой котлов, заменой потекших котельных трубок, переборкой главных и вспомогательных механизмов. А паровые катера обследовали подходы к бухте, обнаружив проход между банками с северной стороны и нанеся на карты приметные береговые ориентиры для безопасного судоходства у южной оконечности Окинавы. Это в некоторой степени компенсировало потерю всей портовой документации, сгоревшей вместе с конторой благодаря стараниям исполнительных японцев. Были осмотрены и расположенные западнее небольшие острова Керама, где организовали временный сигнальный пост с гелиографом, возле которого все время дежурил катер на случай срочной эвакуации. На горе юго-западнее замка также оборудовали сигнальную станцию с трофейным телеграфным аппаратом, соединив ее трофейным же телеграфным проводом со стоянкой в бухте. Это позволяло наблюдать воды вокруг юго-западной оконечности острова на двадцать – двадцать пять миль, немедленно докладывая результаты на «Олег». Местным рыбакам было объявлено о выплате вознаграждения за сообщение о появлении других судов. Специально сформированная бригада под управлением старшего минного офицера «Олега» целенаправленно разрушала телеграфную линию, для максимального осложнения ее восстановления в дальнейшем. Выходившие из воды кабели зацепили талями и завели на борт «Оскара», специально для этого снятого с дежурства на входе в бухту. После чего пароход оттащил их за пределы рейда и утопил каждый по отдельности на расстоянии около десяти миль от берега. Все оборудование телеграфа было демонтировано и перевезено на наши корабли, так же как и наземные телеграфные линии, часть из которых временно приспособили для своих нужд. Поскольку телеграфной связи с Японией Окинава теперь гарантированно не имела и все сообщение с метрополией сводилось к пароходам, приходившим не чаще одного раза в месяц с почтой и промышленными грузами, а с началом войны и того реже, сообщить о нашем появлении здесь мог только гонец, отправленный на лодке. Но до ближайшего телеграфа он мог добраться не быстрее чем за три-четыре дня. Затем катерами с помощью рыбаков было обследовано западное побережье острова, вплоть до северо-восточной оконечности Окинавы, и противоположный берег с прилегающими островами. Этими экспедициями было установлено, что наиболее подходящей стоянкой является именно бухта Наха. Все остальные гавани либо слишком тесные, либо не достаточно закрыты от волн, по крайней мере в это время года. Но все без исключения намного сложнее в навигационном отношении. Попутно были реквизированы все встреченные парусные рыбачьи суда, которые планировалось вернуть хозяевам после ухода с острова, а местному населению было предложено продавать старый, уже переработанный улов русским интендантам в гавани Наха. Там также принимались мясо, зелень, рис и все остальное, имевшее продовольственную ценность. Ввиду отсутствия японских денег, продукты и рыба обменивались на порох, тонкий пенковый трос, гвозди и парусину. За временное лишение возможности добывать рыбу под парусами выдавали приличную компенсацию трофейным ячменем и мукой. После того, как острова Рюкю вошли в состав Японской империи, сношения с Китаем прекратились, и местное население лишилось своих обычных способов заработка, преимущественно живя тем, что выращивали на своих участках или ловили в море. Немногие уезжали на заработки на Кюсю или дальше, так что вынужденная обеспеченная безработица вполне устроила всех. Из опроса пленных и местных жителей выяснилось, что на самом острове, так же как и других островах архипелага, больше не было телеграфных станций. Вообще на Рюкю имелось несколько японских угольных станций и почтовых контор, где работали только местные жители. Повреждения на телеграфной линии Нагасаки – Формоза, проходившей через Окинаву, уже случались и ранее, так что в течение ближайших одного-двух дней это никого не встревожит. Потом, конечно, начнут выяснять причину, но это тоже займет время, так как судов для этого наготове ни в Нагасаки ни на Формозе не было. К тому же, учитывая активные действия наших крейсеров, немедленно послать кого-нибудь для проверки тоже вряд ли решатся. В этих условиях в соблюдении скрытности, по крайней мере на первое время, можно было не сомневаться. Убедившись в относительной безопасности новой стоянки, в восемь часов утра 24 мая с «Олега», наконец наладившего свою радиостанцию, передали телеграмму об этом на все наши крейсера, но ответа не получили, что было не удивительно. Для станций «Богатыря», «Авроры» и «Светланы» до Окинавы было слишком далеко. Зато совершенно неожиданно из Озаки пришла квитанция о получении, а немного погодя и депеша от Рожественского, с приказом организовать охрану стоянки и обеспечить встречу «Днепра» и «Терека», которые будут высланы к Окинаве в ближайшее время. На то, что удастся связаться с главными силами, никто уже не рассчитывал. Получив связь, Добротворский немедленно приказал отправить запрос о дальнейших инструкциях. Полученный приказ вызывал некоторое недоумение, поскольку визит пароходов-крейсеров на угольную станцию никакими планами не предусматривался. Но еще до того, как зашифровали и отправили повторную телеграмму, пришла новая депеша от наместника императора. Однако и в ней, против ожидания, не было никаких инструкций. Только повторное извещение о скором визите пароходов-крейсеров, сопровождавшееся приказом без острой необходимости радио больше не пользоваться, чтобы сохранить в тайне свое местопребывание. Причем обе телеграммы от штаба цусимской ударной группы были отправлены не станцией «Урала», в чем принявший сообщения минный квартирмейстер был абсолютно уверен. По его словам, станция «Урала» работала совсем не так. Но депеши были явно не японские, так как позывные наместника и все кодовые слова расставлены правильно. Такой «дальнобойный» передатчик был еще на «Орле». Видимо, станцию флагмана, считавшуюся к моменту начала операции безнадежно бракованной, все же смогли заставить работать. * * * Еще при разработке операции во Владивостоке в случае успешного захвата Цусимы планировалось сразу выслать большие вспомогательные крейсера в рейд на восемь-десять суток вдоль тихоокеанского побережья Японии. По расчетам штаба, для этого на них должно было остаться достаточно угля, даже после перегрузки части топлива в угольные ямы броненосцев и крейсеров третьей и четвертой ударных групп, обеспечивавших оборону Цусимских островов. Но после гибели «Риона» и «Кубани» полная бункеровка всех уцелевших кораблей флота из трюмов двух остававшихся пароходов-крейсеров почти полностью их опустошила, и теперь для подобного вояжа уже требовалась промежуточная остановка для пополнения угольных запасов. Это ломало все первоначальные планы и вызывало некоторое замешательство в походном штабе Рожественского. Догрузиться углем в любом из нейтральных портов до нужного объема, уложившись в отведенное для стоянки время, было не реально. Кроме того, это облегчало противнику перехват крейсеров. А отпускать уголь из трюмов «Анадыря» считалось крайне не желательным, так как никаких источников пополнения угольного запаса на Цусиме не было, и никто не мог гарантировать, что он появится в ближайшее время. Трофейный японский уголь был плохого качества и в недостаточных количествах, так как большую его часть, вместе со всем боевым, успели сжечь на складах остатки гарнизона Озаки. Планировали уже отменить крейсерство, отпустив «Днепр» и «Терек» обратно во Владивосток, с последующей бункеровкой в базе и прорывом в Тихий океан через пролив Цугару или Курильские острова. Это было довольно легко выполнимо, но серьезно задерживало и осложняло дело. Нежданная телеграмма с «Олега» о перехваченном угольном пароходе и безопасной стоянке южнее Кореи оказалась очень кстати. Уже в ночь на 25 июня капитаны второго ранга Скальский и Панферов были вызваны на борт флагмана, где получили приказ немедленно выйти в море и пакеты с боевыми инструкциями для них и Добротворского с угольщиками. Сразу после возвращения своих командиров оба уцелевших парохода-крейсера, следуя за тральным караваном под эскортом всех наличных минных сил, скрытно покинули Цусима-зунд и полным ходом ушли на юг. Контактов с противником не было. После успешной вылазки подводных лодок японцы прекратили все передвижения вокруг Цусимы даже ночью. Теперь блокада, если это можно было так назвать, осуществлялась только дальними дозорами. Оба парохода-крейсера, еще до того как они разделились, видели утром с одного из дозорных «Мару», дежуривших в двадцати милях южнее мыса Коозаки, и даже верно опознали, но перехватить сразу не смогли. Потом контакт был потерян. Обнаруженный японцами выход к югу от Цусимы этих двух крейсеров с большой автономностью еще на несколько дней задержал возобновление нормального японского судоходства в Восточно-Китайском и Желтом море, а бронепалубные крейсера контр-адмирала Уриу сожгли немало угля, прочесывая море в их безрезультатном поиске. Командование флота продолжало накапливать силы в Мозампо, для обеспечения надежной нейтрализации главных сил русской эскадры. Но все эти усилия не увенчались успехом. Рожественский снова нанес неожиданный и болезненный удар. Воспользоваться представившейся несколько позже, невероятно дорогой ценой, возможностью перебросить скопившиеся у западного побережья империи грузы для армии русские также не позволили, неожиданно нанеся дополнительные потери транспортному тоннажу, а самое главное – международному престижу. В конце концов, только в середине июля движение армейских транспортов было возобновлено, но только в составе охраняемых броненосцем «Фусо», крейсерами и канонерками конвоев. С потерей Цусимы общий объем перевозок между метрополией и портами Кореи и Китая после столь длительного перерыва сократился в несколько раз. Это посадило армии маршала Оямы на «голодный паек». Подвоз военных грузов из Европы отныне также стал недостаточным и нерегулярным. * * * Пара бронепалубников капитана первого ранга Егорьева, пройдя Корейским проливом, заняла позиции севернее острова Квельпарт, между ним и Кореей, где проходили самые оживленные трассы снабжения японских армий в Маньчжурии. В течение первой половины дня 20 июня ими были потоплены три японских парохода общим тоннажем около десяти тысяч тонн. Два с военным имуществом и еще один, возвращавшийся с различными грузами из Дальнего. Кроме того, были перехвачены и уничтожены без осмотра семь больших японских каботажных шхун. Но потом как отрезало. Даже смена места поиска вплоть до границы корейских шхер у острова Росс и южнее западной оконечности Квельпарта не принесли результата. После истечения первых суток, проведенных в новых районах, когда так и не было обнаружено ни одного дымка или паруса на горизонте, Егорьев решил двинуться в район между островом Росс и Шанхаем, держась севернее этой линии. Там он рассчитывал встретить не только японские армейские транспорты, но и военную контрабанду из Европы, доставляемую напрямую в Дальний или Чемульпо. Полученное еще вечером 20 июня известие, что наш флот занял ключевые позиции на Цусимских островах, придавало ему уверенности в своих действиях, так как даже в случае неудачи с возможным развертыванием временной угольной станции на Окинаве или где-то еще на островах Рюкю топлива на его крейсерах гарантированно хватало для возвращения к Цусиме после трех-четырех дней рейдерства в этом районе. А уж с «Анадыря» углем разжиться всегда удастся.