Урон в порту был минимальным. Горели некоторые склады, подожженные японцами, но мастерские не пострадали. Уцелела и почти вся портовая плавучая мелочь – от водяных ботов до четырех буксиров. А стоявшие на рейде три небольших парохода были просто брошены экипажами, и лишь один из них немного пострадал от начавшегося на нем пожара, почти сразу потушенного новыми хозяевами. В самый разгар боя у штаба от миноносцев, ушедших после захвата порта к входу в канал, ведущий из Цусима-зунда в Такесики, был передан сигнал ракетами, означавший возможный скорый прорыв японского флота к гавани. Колокольцев тут же распорядился приступить к минированию мастерских, пароходов и прочих плавсредств, а все склады приготовить к поджогу. Одновременно к миноносцам отправили катер для выяснения обстановки. Все плавающие трофеи начали перетаскивать на входной фарватер западнее входных створов порта, чтобы загородить их подорванными корпусами вход гавань в случае появления противника и не позволить перекрыть путь отхода обратно через протоку. Все это несколько ослабило нажим на берегу на основных направлениях. Тем не менее, уже к 10:00 наши войска полностью контролировали Кусухо, порт и окрестности, отражая огнем артиллерии и пулеметов все японские атаки. Штаб морского округа Такесики к этому времени полностью сгорел, вместе с телом погибшего при обороне вице-адмирала Цунада и всех его офицеров. Номерные миноносцы, высадив десант и поддержав его огнем, прошли порт насквозь, сразу уйдя на запад. Но во внутреннюю акваторию Цусима-зунда входить не стали, организовав засаду для японских сил поддержки или разведки, которые уже в ближайшее время должны были быть посланы из Озаки. Сами миноносцы держались у самого входа во входной канал из Цусима-зунда, постоянно пытаясь вызвать на связь основные силы, атакующие с запада, отправив на берег двух офицеров с отрядом матросов и сигнальщиками. Но мешали помехи, должно быть с какой-то японской станции беспроволочного телеграфа в Озаки. Высаженные с миноносцев на входных мысах прохода группы захватили навигационные знаки, оказавшиеся вовсе без охраны, и вели наблюдение за западной, гораздо более обширной, частью пролива. С них видели наш воздушный шар на западе, но делать из этого какие-либо выводы относительно успехов основной десантной группы Цусимы было еще рано. Вскоре они доложили о появлении неприятельских кораблей, двигавшихся к входному каналу Такесики. Державшаяся над водой дымка затрудняла опознание появившихся судов. Сначала с берега сообщали, что к порту идут два крейсера и броненосец. Это заставило начальника отряда миноносцев лейтенанта Ломана известить оставленного в Такесики Колокольцева ракетным сигналом о скором появлении в порту больших японских кораблей. Остановить или даже просто задержать столь внушительную поддержку своими скромными силами он не надеялся. Но когда японцы подошли ближе, наблюдатели разглядели, что это миноносцы и двухтрубный вооруженный пароход. Их теперь было видно довольно хорошо. Даже удалось разглядеть пушку на баке парохода, в то время как японцы могли видеть лишь множество дымов, поднимавшихся из-за поросшего лесом мыса, отделявшего входной канал Такесики от остального пролива Цусима-зунд. Еще несколько дымов поднималось из района портовой гавани. Когда от входа в проход до японцев осталось всего пять кабельтовых, наши миноносцы дали полный ход и атаковали противника в лоб, рассыпавшись веером. В атаке участвовали пять русских перевооруженных кораблей, и их огневое превосходство было просто подавляющим. К тому же атака оказалась неожиданной, и японцы не успели среагировать, позволив русским выйти на дистанцию уверенного пуска торпед. Уклониться от них из-за стесненности акватории шансов не было. Оба их миноносца пытались развернуться, начав отход, но были настигнуты у мыса Имозаки и быстро потеряли ход, расстреливаемые в упор из 75– и 47-миллиметровых пушек и пулеметов. А вспомогательный крейсер, отвернувший на север к мысу Хитозаки, был попутно обстрелян из пушек и пулеметов, после чего получил три торпедных попадания в правый борт и затонул на большой глубине, перевернувшись вверх килем, успев лишь три раза выстрелить из бакового орудия. Ни один наш корабль не получил повреждений. К моменту окончания боя пришел трофейный катер из Такесики с запросом о ситуации. У него на переходе появились неисправности в машине, поэтому связное суденышко несколько запоздало. Выяснив, что угроза миновала, дали ракетами «Отбой тревоги» и занялись ремонтом. Вспомогательный крейсер «Америка-Мару» и миноносцы № 32 и № 34 из 17-го отряда миноносцев были направлены для уточнения обстановки в Такесики после того как со штабом морского округа была потеряна связь. Слыша стрельбу в порту, японцы приготовились к бою, но все равно атака русских оказалась внезапной. Появления кораблей противника крупнее катеров из бухты Ассо не ожидал никто. Эта стычка произошла на виду у базы японского флота Озаки и заняла не более пяти минут, после чего русские снова втянулись в извилистый проход, ведущий в Такесики, а перед ним горели и тонули японские корабли. При этом японцы ничего не могли с этим поделать. Добравшиеся вплавь до берега остатки экипажей были взяты в плен русской пехотой ближе к вечеру или на следующее утро. Весь десант с «Риона» предстояло свезти на берег у мыса Отозаки. Поскольку с пляжа приходилось довольно долго топать пешком, людей и грузы переправляли и через протоку. Это было гораздо быстрее, хотя довольно рискованно, из-за свежей погоды. Но, благодаря использованию катеров, затаскивавших шлюпки в канал, пока обходилось без новых потерь. Только на веслах выгрести против прибоя вряд ли получились бы. Работы, несмотря на аварию крейсера, шли почти по графику. Примерно к назначенному времени начала штурма входа в Цусима-зунд со стороны западного (Корейского) пролива уже более 150 человек с десантными пушками и пулеметами надежно оседлали очень узкий перешеек между двумя Цусимскими островами у деревни Кусубо, а еще около 300 взяли под полный контроль всю территорию порта и ремзоны Такесики. Войска с «Риона» постоянно прибывали. Это позволяло продвигаться по основным дорогам, тесня противника. Подавляющее превосходство в артиллерии и пулеметах позволяло легко отражать все попытки штурма подходивших с севера небольшими группами частей японского гарнизона. До сидевшего на камнях вспомогательного крейсера японцы вообще ничем не могли дотянуться, и высадка спокойно продолжалась. С запада, со стороны Цусима-зунда, где все так же маячил аэростат, доносились звуки канонады. Но что конкретно там происходило, никто в Такесики не знал. В портовой зоне и городке оставили небольшой гарнизон, охранявший минеров, отвечавших за связь, тыловиков и разворачивавшийся госпиталь. Раненых пока было не много, зато у связистов работы хватало. Согласно первоначального плану, в заранее оговоренные часы выпускали в небо комбинации ракет цветного дыма, означавшие, что порт Такесики и восточные подходы к нему под нашим контролем, поскольку других способов связаться с Рожественским пока не было. Группировку, ушедшую на север от Кусухо, пока не усиливали. Рельеф там был гористый, что делало дальнейшее продвижение опасным. У японцев были возможности для нападения из засад, поэтому от дальнейшего наступления там отказались, укрепляя оборону на перешейке и развернув шлюпочные дозоры вдоль южного берега в бухте Миура, чтобы исключить возможность обхода по воде. Так что перевозимые с «Риона» войска сразу уходили вдоль дорог к югу или на запад, где также развивалось наступление. Вопреки ожиданиям сильного сопротивления противник пока не оказывал. Видимо, совершенно не располагая полевой артиллерией, он лишь иногда подвергал ружейному обстрелу постоянно шедшие протокой гребные суда и катера. Но это быстро пресекалось огнем десантных пушек с берега и скорострелок и пулеметов с воды. Редкие, хотя и яростные контратаки ополченцев на перешейке были, как правило, плохо подготовлены и проводились незначительными силами, и потому легко отбивались окопавшимися штрафниками. Регулярных войск пока встречено не было. На южном направлении местность была более равнинной, с многочисленными полями, раскинувшимися в долинах речушек и ручьев. Но там не оказалось даже ополченцев, и десантники поспешили этим воспользоваться для занятия ключевых позиций на командных высотах. Используя трофейные повозки, они быстро смогли достичь селения Накацусима, заняв гору Накаяма к юго-западу от него и начав укрепляться на ней. С этой возвышенности можно было контролировать все подступы к Такесики и Кусухо вдоль восточного берега, а также с запада и со стороны моря. К западу и северу от горы была выходившая к Цусима-зунду достаточно большая долина с полями, между которыми петляли две дороги из Такесики и из Озаки, сходившиеся у северного склона и идущие далее на восток к Накацусиме. К востоку была еще одна долина, вытянутая вдоль моря. Там также были крестьянские поля, среди которых хорошо просматривалась прибрежная дорога, шедшая от Накацусимы на юг к не видимому пока за поросшими лесом склонами гор скоплению деревень у удобной бухточки, именуемому местным населением Цусима, на восточном берегу Симоносимы. С юга гора продолжалась горным хребтом, тянущимся вдоль всего острова и заросшим лесом. Сам лес был почти непроходим, но имелись вьючные тропы, хотя и только для пехоты без обозов. Это направление было самым опасным, так как позволяло противнику скрытно накапливать силы. Предприняв ряд безрезультатных атак незначительными силами вдоль прибрежной дороги через восточную долину, больше похожих на разведку, японцы начали действовать вдоль хребта, продвигаясь небольшими группами по едва заметным тропам, но наткнулись на наши передовые заслоны. Перестрелки в лесу не прекращались до темноты, то немного затихая, то разгораясь с новой силой. Используя сигнальные ракеты в передовых частях, вступавших в контакт с противником, как маяки для обозначения своих позиций и направления удара, с вершины горы по проложенной телефонной линии удавалось постоянно корректировать огонь двух батарей 87-миллиметровых пушек, развернутых в районе Накацусимы. Их систематический и хорошо управляемый обстрел и наши контратаки до ночи сдерживали японцев, упрямо пытавшихся наступать лесом. Как потом выяснилось, даже просто беспокоящая стрельба по площадям из этих устаревших пушек с использованием стальных и чугунных осколочных гранат сильно мешала противнику, не позволяя накапливать силы для решительного броска. А уж если удавалось накрыть противника, он неизменно нес тяжелые потери, в то время как шрапнель в лесу и гористой местности с массой естественных укрытий была малоэффективна. Расход боезапаса в тот день и три последующих в восемь раз превзошел все довоенные нормы. Снарядные парки стремительно пустели. Однако именно благодаря этому удалось добиться столь значительных успехов за короткое время с минимальными потерями. Когда стемнело, ожидали японского штурма вдоль береговой дороги и через лес, но вместо этого стрельба, сопровождавшаяся сильными взрывами, разразилась в самом порту, в то время как японское ополчение, словно выдохшееся за день, просто продолжало накапливать силы. Имели место лишь несколько стычек дозоров и секретов с японскими лазутчиками, пытавшимися уточнить наши позиции, но перестрелки быстро стихали. Тем временем у протоки весь день 20 июня, лишь с небольшим перерывом из-за обстрела с моря, свозили на берег пехоту, а из трюмов сидящего на камнях парохода-крейсера выгружали боеприпасы, амуницию и прочие виды снабжения, спеша спасти как можно больше ценного груза до того, как корпус даст серьезную течь. Оказавшись носом и кормой на отмелях, «Рион» начал постепенно переламываться пополам, по мере убывания воды с отливом, и валиться влево. Пока корпус еще держался, но все понимали, что это не надолго, и выгрузить все просто не успеть, поэтому старались брать только то, что будет нужно в первую очередь. Постоянно качали воду из машинного отделения, но крейсер был явно обречен. Вода прибывала. Осмотр показал, что ветер и волны в большую воду затолкнули судно слишком далеко на камни. Даже полная разгрузка не могла облегчить его настолько, чтобы появился шанс сойти с отмели без своих винтов и с полузатопленными машинами. На нем еще держали под парами часть котлов в носовой кочегарке, чтобы обеспечить работу пародинамо для освещения, радиостанции, водоотливных систем и прочих вспомогательных нужд, но это становилось все опаснее, так как по мере затопления внутренних помещений увеличивался крен, а корпус прогибался все сильнее. К ночи пришлось гасить котлы и выводить последних людей из нижних отсеков. Крен к этому времени достиг 12 градусов. К рассвету корма соскользнула со скалы, и судно окончательно легло на грунт, уйдя в воду до грот-мачты и сильно накренившись на левый борт. При этом палуба в районе первого трюма и весь полубак возвышались над водой даже в прилив. Глава 2 Выход в море главных сил Российского тихоокеанского флота прошел тихо и незаметно. Корабли и транспорты по одному и небольшими группами покидали свои стоянки и уходили разными фарватерами, собравшись вместе уже далеко от берегов. К рассвету 20 июня основная часть четвертой ударной группы уже огибала северную оконечность Цусимы, двигаясь с востока на запад и держась всего в пяти милях от мыса Коросаки. Впереди строем фронта, держа интервал в три кабельтова, шли броненосцы «Орел», под флагом командующего, и «Бородино». Следом за ними держался флагманский корабль связи «Урал», чья станция дальнего действия была пока единственной в своем роде на главных силах флота. Такая же станция, смонтированная перед самым выходом из Владивостока на флагманском «Орле», все еще не была готова к работе. Пропустивших все сроки сдачи в эксплуатацию своей аппаратуры наладчиков от фирмы-изготовителя «Телефункен» пришлось взять с собой в боевой поход, чему они явно не обрадовались. Рассчитывая, что до начала боя их высадят в Корее, они пытались бастовать, протестуя против произвола русского наместника, но в итоге оказались на борту флагмана эскадры в самом центре серьезного сражения. Следом за броненосцами в трех коротких колоннах держались вспомогательные крейсера «Днепр», «Терек», «Кубань» и быстроходные транспорты «Днестр», «Джина» и «Березань» с десантом, его снабжением и артиллерией на борту. Эти суда шли в крайних двух колоннах, а между ними заняли место наиболее ценные аэростатоносец «Уссури», плавмастерская «Камчатка» и груженный углем, снарядами и пехотой под завязку «Анадырь». Вокруг маневрировали в поисках противника «Камушки» и «Князья», покинувшие свои места на флангах плотной коробочки, как только чуть посветлело. Еще до того, как над дымкой показалось солнце, с «Уссури» подняли шар, с которого сразу же обнаружили справа по борту дымы двух неизвестных кораблей, шедших большим ходом наперерез. Уже довольно прилично развиднелось, но над водой держалась плотная мгла, не позволявшая опознать противника. С кораблей эскорта главных сил из-за этой дымки их дымы наверняка еще даже не видели. Пеленг на них и примерный курс тут же передали из корзины аэростата на «Орел» и ближайший к противнику «Изумруд». Получив приказ с флагмана не ввязываться в бой, а лишь отогнать дозорные суда, «Изумруд» заложил крутую циркуляцию и двинулся на север, набирая ход. Одновременно Рожественский приказал начать забивать японское радиотелеграфирование, не дожидаясь первых тревожных телеграмм. Вскоре с севера послышались залпы русских скорострелок и частое ответное хлопанье малокалиберных пушек. Спустя всего две минуты все стихло. «Изумруд» быстро вернулся к эскадре, продолжавшей движение вдоль берега на максимальных для «Уссури» и «Анадыря» двенадцати узлах. С него семафором сообщили, что имели перестрелку с двумя миноносцами, ушедшими к западу. Повреждений нет. С шара подтвердили, что дымы быстро удаляются на запад. К 06:50 броненосцы, все так же шедшие впереди, были уже в шести милях к северу от хорошо видимой с кораблей горы Сендуамакияма, на которой располагалась японская сигнальная станция, имевшая радиопередатчик. О ее точном месте знали еще с прорыва, так что искать ее было не надо. Уже обстреливавшие эту станцию месяц назад наши крейсера второго ранга повернули к берегу, для высадки своих десантных групп. Десант с четырьмя пулеметами был уже готов. Едва крейсера легли в дрейф, шлюпки двинулись к берегу, высаживая моряков прямо на пляж под западным склоном горы и на хлипкие дощатые пристани двух рыбацких деревень восточнее и западнее ее. Попутно с повторным уничтожением сигнальной станции и ее оборудования, десант должен был доразведать примеченные еще в тот визит места возможной высадки больших сил пехоты и занять оборону на горе, чтобы иметь возможность подать сигнал кораблям Небогатова, когда те появятся, и указать им районы, подходящие для высадки своих войск. Небогатовские батальоны, по плану, должны были высаживаться также на причалы этих рыбацких деревушек, расположенных в устьях небольших речушек, и на этот же небольшой пляжик, имевший, как позже выяснилось, удобные выходы на проходившую чуть южнее прибрежную дорогу. Высадка моряков прошла успешно. Пристани оказались хотя и узкими, но достаточно основательными, а на пляже, хорошо закрытом с моря, не было прибоя. Рыбацкие посудины, в изобилии пришвартованные у причалов деревень, интереса не вызывали, но стоявший под берегом у западного склона горы небольшой пароход был быстро занят нашей призовой командой. Выяснилось, что это старое судно 1886 года постройки, но с новехонькой английской станцией беспроволочного телеграфа, использовалось для дозорной службы. У него была разобрана для ремонта машина, а большая часть команды отсутствовала. Однако ночевавший на мостике капитан сжег все штурманские карты и книги кодов до того, как матросы успели добраться до ходовой рубки. Радиостанция уцелела. Пока часть десанта осматривала пароход и вязала всех, кого удалось на нем застать, остальные занялись берегом. Гарнизон сигнальной станции был малочисленным и после короткой перестрелки отступил в горы. Но перед этим они успели уничтожить секретные документы. Передатчика на станции не оказалось. Еще не заменили после нашего прошлого визита. Кроме наблюдателей противника обнаружено не было. Как только десантники овладели станцией и занялись приготовлениями к обороне, крейсера, державшие окрестности под прицелом своих орудий, двинулись полным ходом догонять ушедший к югу флот. Было уже совсем светло. На северо-востоке и на западе виднелись дымы, но кому они принадлежали, разобрать пока еще было невозможно из-за большого расстояния и мглистости горизонта. Наших кораблей там не должно было быть. Нагоняя флот, о дымах сообщили на флагман. Уже в восемь утра с мостика «Орла» был виден северный мыс входного канала Цусима-зунда. До него было около шести миль. Утренняя дымка быстро редела. Видимость с шара достигала двадцати миль, и из его корзины уже хорошо видели всю внутреннюю акваторию Цусима-зунда и даже Такесики, хотя разобрать, кто именно дымит в его гавани и рядом с ней, все же еще не могли. Самое главное, с аэростата удалось достоверно выяснить, что крупных военных кораблей на Цусиме и вокруг нее нет. В корзине шара находились лейтенанты Большов и Лавров, самые опытные и подготовленные из всех. И они ручались, что в гавани Озаки стоят только три парохода в четыре или пять тысяч тонн водоизмещения. Еще два судна меньшего размера находятся прямо за возвышенностью открывшегося мыса Камасусаки. Видны еще несколько десятков небольших паровых судов, маневрировавших в проливе или стоящих на якоре, рассмотреть которые мешал дым и туман. Судя по дымам из труб, под парами сейчас было все, что могло двигаться в Цусима-зунд. Некоторые суда были на ходу, собираясь за мысом, где уже просматривалось около десятка единиц, возможно миноносцев. В Озаки тоже дымили все, от катеров до транспортов. Это грязно-серое облако сносило ветром практически навстречу нашей эскадре, так что шар все время приходилось то поднимать выше, то наоборот опускать, выискивая просветы в этом слоеном пироге. Но высочайшая квалификация аэронаблюдателей и всего расчета «колбасы» все же позволяла достаточно надежно контролировать все перемещения противника. Прилегающие к Цусиме воды Корейского пролива были пусты. Лишь на севере показались догоняющие отряд наши крейсера второго ранга. С них передали прожектором, что видели дымы, но они пока достаточно далеко, и даже с шара их не видят. Вероятно, там маячили отогнанные недавно «Изумрудом» миноносцы. Больше вокруг никого не было. Не видно было даже парусов рыбацких джонок. Пора было начинать. Приказав транспортам держаться не ближе чем в шести милях от мыса Камасусаки, а крейсерам их охранять, Рожественский повел оба свои броненосца к входным створам, изготовившись к бою и распорядившись, чтобы «Уссури» держался рядом, а после начала перестрелки с батареями вне перелетов, но на расстоянии чтения сигналов. Башни были развернуты к берегу, орудия заряжены. Ждали только появления целей. В 08:15 с мыса Камасусаки наконец открыла огонь японская батарея. Но еще до этого ее позиции были обнаружены с шара, передавшего ориентиры на броненосцы, после чего ее углядели и из артиллерийских рубок. Так что первые залпы с обеих сторон прогремели почти одновременно. Хотя затем русские пушки стреляли чаще, первыми пристрелялись японцы. Противник попался опасный, опытный. Батарея оказалась шестиорудийной, калибром примерно в 120–150 миллиметров, но, судя по всему, не скорострельной, так как за те пять минут, что русские шестидюймовки нащупывали ее расположение, японцы успели дать только семь залпов, добившись накрытия второго в строю «Бородино» уже четвертым. В 08:20 открыла огонь еще одна батарея со второго входного мыса, занявшаяся «Орлом». Там оказалось четыре тяжелых пушки, тоже стрелявших достаточно точно, хотя тоже не часто. Как только японские снаряды начали рваться в опасной близости от броненосцев, Рожественский прекратил сближение, повернув по дуге, обходящей вход в пролив. Держа двенадцать узлов хода и удерживая дистанцию в тридцать пять кабельтовых до батарей, он начал обстреливать южный мыс со своего флагмана, а «Бородино» приказал бить по северной батарее. Пока русские распределяли цели и пристреливались, японцы продолжали точно укладывать свои залпы под высокие борта «Суворовых». Несмотря на приличную дистанцию и резкие маневры, сбить пристрелку не удавалось. Более того, среднекалиберная батарея начала стрелять заметно чаще. Уже в 08: 23 «Бородино» получил первое попадание, пришедшееся в броню средней батареи. Снарядом вдавило внутрь верхний край плиты позади средней шестидюймовой башни, в результате чего взрывная волна и осколки проникли в батарейную палубу, вызвав там возгорание матросских коек, которыми были обложены вентиляционные шахты кочегарок. Дым от этого пожара, быстро потушенного, все же втянуло через поврежденную вентиляцию к котлам, до крайности осложнив работу котельной команды первого отделения кормовой кочегарки. Спустя две минуты снова попадание в «Бородино». На этот раз в небронированный борт впереди кормового каземата. Снаряд прошил обшивку и ударился в броню барбета кормовой башни, где и взорвался без особенных разрушений. Почти сразу за этим тяжелый снаряд разорвался на рострах «Орла», взметнув вверх столб дыма и пламени, но пожара не было. К половине девятого броненосцы надежно пристрелялись по своим целям и начали разворот на второй боевой галс. По сигналу с «Орла» они оба одновременно развернулись через левый борт, снова открыв огонь. Во время выполнения этого маневра в кормовую башню «Орла», разворачиваемую на другой борт, угодил тяжелый снаряд, заклинивший ее почти в диаметральной плоскости. После завершения разворота «Орел» и «Бородино» оказались на полмили ближе к берегу и возобновили обстрел. Из-за уменьшения дистанции теперь уже смогли открыть огонь и шрапнелью на пределе дальности по трубке. Но и форты, уже через три минуты почти скрывшиеся из вида за столбами вздымаемой взрывами снарядов земли и каменной крошки, смогли ввести в дело свои более мелкие батареи. С каждого из мысов открыли огонь еще по десятку орудий, большей частью скорострельных.