— Польщён. Обескуражен. Очарован. Безусловно, принимаю ваше приглашение! Боже, какие слова! Какой мужчина…. Наташа улыбнулась — уже намного более искренне. — Тогда езжайте за мной. Это вон за тем поворотом, сто метров. — Слушаю и повинуюсь! Наташа с чувством победительницы села за руль и тронулась — бдительно проследив в зеркало заднего вида, чтобы тёмно-серая «волга» не вздумала увильнуть в сторону. Теперь это её законная добыча! * * * Подполковник Левченко в своём кабинете, разложив по столу карты, увлечённо щёлкал мышкой компьютера, сверяя картинку на мониторе с «бумажными носителями» — когда к нему в дверь постучали. — Свободно! В дверях показался капитан Кузьмич. — Разрешите, товарищ подполковник? — Валяй! — Левченко любил эту сцену из «Офицеров», с постаревшими, ставшими генералами, Юматовым и Лановым. Капитан вошёл, сел на стул, на который молча указал хозяин кабинета — и, откашлявшись, произнёс: — Есть. И телефон, и адрес электронной почты. Вернее, адреса. Три. Божится, что больше нет. Левченко изумлённо поднял брови. — Ого! Так быстро? Кузьмич скупо улыбнулся. — Гонт помог. На стоянке у массажного салона колесо барышне испортил. Ну а я — заменил. Пригласила выпить кофе. За пятнадцать минут разговора успела выложить всё — и телефоны, и адреса. Шебутная…. Левченко кивнул. — Хорошо. Погоди, сейчас Крапивина позову, доложишь. — И, набрав несколько цифр на телефоне и дождавшись требовательного «Говорите!», коротко бросил: — Егор, зайди, есть информация. Через три минуты в кабинет к Левченко вошёл подполковник Крапивин. Хозяин радушно, хотя и с едва заметной иронией, сказал: — Милости просим, дорогой друг! Как и следовало ожидать — мои опять отличились! Крапивин кисло, через силу, улыбнулся. — Конечно. Набрал красавчиков, им девкам мозги пудрить — проще простого. Левченко ухмыльнулся победно. — Заметь, не просто пудрить мозги, а добывать сверхважную информацию! — а затем, уже серьезно, Кузьмичу: — Докладывай! Капитан вытащил из папки листик бумаги, положил на стол. — Вот номер её домашнего, вот «билайновский», вот «Мегафон», это адреса её электронной почты. Один ящик — для подруг, второй — для коллег по работе и папы, третий — для тайных воздыхателей. Сначала она хотела только один адрес дать — но я настоял на всех. Мотивировал тем, что разные почтовые сервера иногда плохо друг с другом общаются. Поверила… Левченко бегло просмотрел записи, улыбнулся. — Ага, и она в эту байку про «почту Гугла» верит! Кузьмич пожал плечами. — А отчего ж не верить? Её реально трудно вскрыть… Левченко повернулся к Крапивину. — Ну что, Жора, твои хоть здесь смогут себя проявить? Или опять у моих есть возможность отличиться? Крапивин снисходительно улыбнулся. — Девкам головы дурить — твои могут, не спорю. А вот электронную почту вскрыть и почитать, да так, чтобы хозяева серверов и порталов ничего не заметили, а владелец ящика не забеспокоился — это вряд ли. Тут уж мои дадут твоим сто очков форы… — Ну уж — сто очков! — а затем, уже более серьезно: — Ладно, держи, жду от тебя результат. — С этими словами Левченко протянул Крапивину листок с записями. А затем, повернувшись к капитану, произнёс: — Николай, благодарю за службу. Можешь идти. Кузьмич встал, щёлкнул каблуками (Левченко не одобрял этой привычки «держать фасон», но традиции — дело святое…) и вышел из кабинета. Засобиравшемуся же вслед капитану Крапивину хозяин кабинета, старательно подражая актёру Броневому, негромко бросил: — А вас, Штирлиц, попрошу остаться! Крапивин улыбнулся. — Похоже! — а затем, вновь усевшись в кресло, спросил: — Что вы там с генералом ещё удумали? Левченко кивнул. — Удумали. Наталья Генриховна Кобылятко — самая близкая из подруг жены нашего беглого каторжника. На телефоны я особо не надеюсь, всё же не такая дура эта Тевзеева, чтобы раззваниваться, но послушать их всё равно надо. Но главное — это электронная почта. Если твои спецы вскроют почтовые ящики этой мисс Кобылятко и найдут там письма от Лены, Елены, Хелен или там ещё как-то, в которых будет идти речь о жизни за границей — копируйте все, подчистую, не важно, про какую заграницу там идёт речь. Если в текстах писем будут упоминаться дети — Анатолий и Марина — то сто процентов, что это наш корреспондент. Ай-пи адрес этой Лены-Елены-Хелены твои хлопцы смогут вычислить? Крапивин почесал затылок. — Динамический если только. Приблизительный. — Это понятно, что номер дома и квартиры они вряд ли выдадут. Но какова погрешность? — Страну — стопроцентно. Регион — думаю, тоже не проблема. Населенный пункт… если будет покрупнее хутора, город — однозначно. Точнее локализовать — вряд ли сумеем. Левченко кивнул. — Город — это как раз то, что нам надо. Даже если это окажется Берлин или Лондон.… Действуй! За сутки твои управятся? Крапивин пожал плечами. — Обижаешь, Левченко. За шесть часов, думаю, сделают! — Хорошо. Тогда домой я сегодня не поеду — буду ждать результат. Очень, ты понимаешь, хочется знать, куда у нашей элиты нынче принято бежать с награбленными народными деньгами… * * * Мда-а-а, февраль здесь — уже весна…. Дома, поди, снега по пояс, метели, морозы — а здесь уже почки набухли, ветерок, хоть ещё и холодный — уже здорово голову кружит, земля живым духом пахнет…. Весна! Хотя здешние тётки и кутаются в меха — но это, по ходу, понты, желание пустить соседкам пыль в глаза; при плюс пяти прятаться в норковую шубу — излишне. Как там мои? Герда знает, что он жив — письмо он высылал на Сашкин ящик, он первым был в памяти телефона. Небось, места себе не находит… хоть бы наши ей чего-нибудь наплели правдоподобного, типа, жив-здоров, выполняет важную работу, выйти на связь не может по оперативным причинам… что-нибудь в этом роде. А всё равно будет рвать сердце — чувствует, что ему здесь несладко, как в том фильме говорухинском — «баба, она сердцем чует». Правильные слова говорил Горбатый — несмотря на то, что бандит и головорез. Герда, моя милая Герда, не тревожься, я всё равно вернусь к тебе, к нашим детям — всем смертям назло, как писал Симонов… всё же «Жди меня» — бессмертные стихи, непревзойденный образец военной лирики, такого сейчас не пишут…. Да и кому писать? Нет в нынешнем мире верных и преданных женщин, вымерли, как мамонты… его Герда — из последних. Нонешние всё больше на бумажник внимание обращают — им глубоко плевать, какова у тебя душа…. Уходит из жизни современного мира любовь, уходит…. Жаль. До боли душевной жаль — а сделать ничего нельзя… уж такой нынче мир — холодный и расчётливо-прагматичный. Дураки, они думают, что деньги гарантируют счастье… ни черта они не гарантируют! Вон, этот Тевзеев беглый, что казённые суммы спёр — счастлив он? Вряд ли…. Сидит где-нибудь в испанском захолустье, лишнюю сотню евро потратить боится, чтобы не засветиться… Это жизнь? Дерьмо это, а не жизнь. А дети его — как им гордиться отцом, ежели отец — жулик? А деткам гордиться папой надо, это им крайне необходимо в подростковом возрасте. А их папа — вор; сладко им будет в жизни от такой мысли? Они её, конечно, будут загонять поглубже, постараются забыть — но ведь забыть такое невозможно…. От этого неврозы и разные психические отклонения — как за здрасьте…. Нет, не даруют деньги счастья — и тем более деньги ворованные; да и зачем человеку миллионы? Пустое это, фанфаронство, алчность и гордыня — от которой только крыша съезжает. Покупают нахапавшие дураки острова и яхты — и не понимают, что ни островов, ни яхт они с собой в могилу не возьмут, а похоронят их в одном костюме и в одном гробу — пусть даже ценой за миллион. Но — в одном. А хапают они так, будто хотят в сотне гробов быть похороненными… Одиссей вышел на балкон, потянулся, несколько раз махнул руками — так, для разминки, кровь чуток разогнать. Пустынная улочка внизу (ещё бы ей не быть пустынной — шесть часов утра!) манила ароматами свежей выпечки из булочной напротив, запахом свежемолотого кофе из кофейни по соседству, ванилью, марципанами и прочими сладостями из кондитерской на углу…. Чёрт возьми, если где и доживать старость — то в маленьком итальянском городке на берегу Адриатики! Комфорт жизни здесь абсолютный, всё выстроено давно и надежно. Гедонизм в высшем градусе…. Как эти люди умудряются поддерживать такой высокий уровень жизни — при полном отсутствии каких-либо значительных производств в прямой видимости? По две машины на семью — норма, семь комнат в квартире — обычное дело, у хозяйки этой гостиницы — всего двенадцать номеров! — целая комната под гардероб отдана…. Не зарабатывают эти ребята столько, это же очевидно. Или проедают наследство предыдущих поколений, или живут в долг — причём второе вернее. Кредиты здесь дешёвые и длинные, можно жить на них и не тужить — до поры, понятно. Когда-то это счастье закончится — но, по ходу, всем здесь грядущие проблемы до голубой звезды. Ну-ну… Одиссей вернулся в комнату. Уютно, чисто, дружелюбно к постояльцу — умеют, ничего не скажешь.… В семь — завтрак, и пока жильцы кружат вокруг стола с изобилием разных яств, подбирая себе что-нибудь без холестерина, жира, канцерогенов, в общем — какую-нибудь безвкусную дрянь, типа мюслей — парочка марроканок живенько меняет бельё и полотенца, убирается в номерах. Быстро, аккуратно, добросовестно. Что ж они у себя дома не могут порядка навести? Капитан Гонт рассказывал про Марракеш — антисанитария и грязь на улицах, в сотне метров от мавзолея Юсуфа бен Ташфина — свалка, во дворце Бахия, жемчужине средневекового зодчества — мочой воняет так, что не продохнуть. А здесь они чистюли… или это хозяйка их так выдрессировала? В дверь постучали. Ну да, время…. Этот Абдул чертовски пунктуален — немец какой-то, а не араб… — Войдите! Опять с ноутбуком. Настойчивый, чёрт… — Доброе утро, уважаемый Александр! — И вам доброго здоровья. Куда на этот раз поедем? — В Чезену. Это недалеко. — А может, лучше в Римини? В том баре, где мы были — подают недурно приготовленные креветки. Араб отрицательно покачал головой. — Нет. В Римини слишком много карабинеров. А паспорта будут только вечером.