© К. Власова, 2020 © ООО «Издательство АСТ», 2020 Глава 1 В этом мире мало что зависит от нас. Я часто слышу: «Все в твоих руках, прояви настойчивость и получишь желаемое». Пустое бахвальство. Мир не вертится вокруг конкретного человека. Мы находимся в непрерывном взаимодействии друг с другом, и зачастую успех зависит не от нас самих, что было бы логично, а от тех людей, которые даже не входят в наш круг общения. Случайные знакомые, мимолетные попутчики, чужаки, ураганом врывающиеся в нашу жизнь и смерчем покидающие ее, – именно они чаще всего оказываются на посылках у Судьбы, подтаскивая той кусочки пазла – будущей картины нашего успеха или поражения. – Прости, что так долго. – Лиди поставила передо мной поднос с заказом, и я оторвалась от наладонника, на котором печатала все это время. Подруга плюхнулась на соседний стул. – Предупреждаю, кофе ужасен. Старый поставщик отказался с нами работать, а новый задрал цены до потолка. Теперь приходится покупать плохонький товар за те же деньги. Я улыбнулась и придвинула к себе огромную пузатую кружку с дымящимся напитком. Рассеянно сделала глоток (мыслями я все еще была не здесь) и поперхнулась – кофе явственно горчил на языке жжеными зернами. – А я говорила… – мрачно протянула подруга и устало откинула с высокого лба каштановую челку. – Надеюсь, это временно. – Конечно, – кивнула я и, отодвинув кружку с кофе, потянулась к сэндвичу. – Угу, если санкции снова не продлят. Мы обе замолчали, понимая, что продолжать бессмысленно. С тех пор как ввели санкции, разговоры о них заводили постоянно, и эти бесконечные пересуды успели порядком поднадоесть. Правительство то делало послабление, то затягивало удавку потуже – все уже привыкли к дискриминации, она не вызывала протеста, только какую-то животную усталость и желание продержаться еще немного. До лучших времен. Единственная проблема – никто не знал, когда они наступят. Я задумчиво надкусила сэндвич (на вкус он оказался на порядок лучше кофе), слизнула с губ кисло-сладкий соус и вновь уткнулась в наладонник. На этот раз пальцы не набирали текст, а, наоборот, удаляли. Можно было очистить экран одной кнопкой, но я предпочла удалять вручную, наблюдая за тем, как буква за буквой медленно исчезали слова. Вот так. Мои героини не должны наводить уныние на читателя. Непростые времена требуют одного – надежды. – О чем в этот раз пишешь? – Лиди заинтересованно заглянула через плечо, но я быстро погасила экран. – Ты же знаешь, я не даю читать, пока не допишу до конца. – Знаю, – разочарованно протянула та. – Просто думала, что для меня сделаешь исключение. Лиди обиженно тряхнула челкой, и я снова улыбнулась. В такие моменты она напоминала мне пони – миленькая, крепенькая, с задорным нравом. Лиди редко дулась, но если это все же случалось, то в ее позе всегда было столько обаяния, что злиться в ответ было решительно невозможно. Карие глаза с чуть загнутыми ресничками, грива каштановых волос с непослушной челкой, которую Лиди вечно сдувала со лба, – нет, подружка и правда напоминала очаровательного пони. Если я правильно помню, как они выглядят… Все-таки семнадцать лет прошло с того момента, как я гладила последнего. – Сделаю, – мягко согласилась я и, дождавшись, когда подруга окинет меня победным взглядом, добавила: – Но в другой раз. Лиди одобрительно хмыкнула – ей нравились люди, не поддающиеся манипуляциям, – и перескочила на другую тему. – А что редактор сказал насчет твоей книги? Я чуть не поперхнулась кофе: не вовремя сделала глоток. Нет, Лиди тоже умела показывать зубки. Знала, что наступила на больную мозоль! – Я зайду к нему после обеда. Пока не было времени. – Поня-я-ятно, – протянула та и быстро выпалила, словно ударила наотмашь: – Они никогда не опубликуют книгу землянки. Ты же знаешь. Знаю, но какое-то глупое упрямство, свойственное всей нашей семье, толкало меня вновь и вновь подавать заявку на публикацию. Я уже сбилась со счета, сколько раз атаковала электронный адрес редактора своими рассказами, сказками, повестями, романами. Я давно перестала систематизировать свои работы – понимала, что причины отказов, скорее всего, носят политический характер, а потому работу над ошибками можно провести лишь условно. В хаотичном беспорядке я чередовала свои работы, настойчиво подсовывая различные жанры и стили, благо любила эксперименты в творчестве. Три раза я подходила к редактору лично – все-таки я работала в издательском доме и видела своего начальника каждый день, но ни одна моя попытка не увенчалась успехом. Впрочем, Данишевские, если уж закусили удила, то шли до конца. Победного. «Или чужого конца. Смерть врага если не означает твою победу, то немного утешает в поражении», – как говорил мой брат. Вспомнив жесткую улыбку Алекса, всегда сопровождающую эти слова, я вздрогнула, а по спине отчетливо пробежали мурашки. Пришлось покрепче обхватить горячую кружку с кофе – захотелось избавиться от холодка если не в душе, то хотя бы в теле. – Майя, ты здесь? – Лиди защелкала пальцами перед моим лицом. – Снова связь с космосом словила? Я очнулась и быстро моргнула. – Прости, задумалась. – Да ладно… Вам, творческим личностям, оно простительно. – Лиди отмахнулась, а затем замялась. – Ты же не обиделась на то, что я сказала? – Нет, конечно нет! – Просто… Знаешь, я не хочу, чтобы после очередного отказа ты неделю ходила как в воду опущенная. – Я вовсе не… – но поспорить мне не дали. – Что вообще эти эрийцы понимают в литературе? У них же отвратительно грубый язык! – Он просто лаконичный, – по привычке поправила я. – В алфавите всего пятнадцать символов, но их комбинации… – Избавь меня от лекции по лингвистике! – гневно фыркнула Лиди. На ее лице читалось отвращение к предмету дискуссии. – И не оправдывай тех, кто уничтожает наше наследие. Ты знаешь, что всеобщим запретили пользоваться на улицах? До недавнего времени никто не покушался на родной язык землян, но, видимо, даже серая полоса осталась в прошлом, и началась новая эра, окрашенная в еще более мрачные тона. Я спрятала руки под стол, сложив их на коленях. Сейчас начну теребить браслет на правом запястье, а этого делать не стоит. Сестра Алекса Данишевского не может показывать свое смятение окружающим. Даже если эти окружающие – близкие друзья, которых она знает уже лет десять. – Я в курсе, – по возможности спокойно ответила я. – Приказ проходил через издательский дом. Лиди какое-то время сверлила меня взглядом, словно ожидая какой-то другой реакции, затем вздохнула и отвернулась. И в этом жесте мне почудилось разочарование. Я сглотнула. Тяжело быть пятном позора в безупречном роду Данишевских. «Пацифистка от рождения», – кажется, именно так отозвался Алекс обо мне в одной из наших бесед. Вряд ли это было комплиментом. – Нам запретили пользоваться нашим языком, так что едва ли твою книгу опубликуют. Даже если ты напишешь ее на эрийском и возьмешь псевдоним. – Лиди вновь повернулась. В глазах уже не было горечи, только смирение – то, что я видела каждый день вокруг себя. Это еще хуже. – Я же Данишевская. Я не могу прекратить пытаться. – Фраза почему-то прозвучала не оптимистично, а почти трагично. Не умею я шутить по поводу собственной фамилии. Но Лиди неожиданно улыбнулась, словно услышала нечто забавное, и уже открыла рот, чтобы что-то добавить, но я ее опередила. Не хотелось вступать в диалог касательно своей наследственности. Сыта этим по горло. – Сегодня так тихо, – я демонстративно покрутила головой. В зале и правда было почти безлюдно. Двое мужчин торопливо доедали свой обед. Софи неодобрительно поглядывала на них поверх очков – мама Лиди не любила, когда ее стряпне не отдавали должное. – Десять дней до зарплаты, – передернула плечами подруга. – Людям не на что даже чашку кофе купить. Собственный заказ встал поперек горла. Чувство вины опалило щеки и уши. Далеко не всем землянам повезло с работой так, как мне. Впрочем, разве это моя заслуга? Алекс – как всегда, дело в нем… Лиди не заметила моего приступа самоуничижения или сделала вид, что не заметила. Кажется, в ее голове бродили другие мысли. – В любом случае пока так тихо, можно решить кое-какие проблемы. Отец поехал разговаривать с новым поставщиком, а мама, – кивок в сторону Софи, – пересчитывает наше меню. Надо каким-то образом снизить цены, иначе к нам просто перестанут заходить посетители. Ты же знаешь, у наших, со всеми этими санкциями, деньги испаряются, как роса в жаркое утро. Под «нашими» Лиди подразумевала землян, наших соотечественников. Впрочем, а кого еще? Не эрийцев же. Те никогда не заходили в заведения землян – брезговали, видимо. Земляне тоже никогда не заглядывали к эрийцам, но дело тут было в другом – цены кусались. Уровень доходов первых и вторых был несопоставим. Я вздохнула. Вот так всегда. Даже в мыслях я называю эрийцев – эрийцами, а своих соотечественников – землянами. Я редко думаю такими категориями как «свои», «чужие», «мы» и «они». Может быть, в этом все дело? Поэтому я словно неприкаянная в этом мире? Я покосилась в сторону Софи. Уткнувшись в экран старенького нетбука, видимо, привезенного еще с Земли, она задумчиво тарабанила пальцами по столешнице. Грива таких же роскошных, как и у дочери, волос, правда, ярко-рыжего цвета, была забрана в аккуратный пучок на макушке и оставляла открытым лоб, на котором пролегла глубокая складка – Софи хмурилась. Она резким движением сняла с носа очки и, похоже, хотела отбросить их, но в последний момент передумала. Вместо этого лишь устало потерла переносицу. Я поспешила отвести взгляд: быть непрошеным свидетелем чужой слабости мне казалось неприличным. Я всегда уважала семью Лиди за упорство и смелость (чтобы вести дела с эрийцами, одного упорства было бы мало), но, похоже, даже у них заканчивалось терпение. – Перемен требуют наши сердца, – пробормотала я полузабытую строчку из старой песни. – Что? – Да так, мысли вслух, – проговорила я и, посмотрев на часы, загромыхала стулом – скрип ножек по чисто вымытому кафелю заставил меня поморщиться. – Спасибо за кофе, я побежала. До завтра! Я чмокнула Лиди в щечку, помахала рукой Софи и заспешила к выходу, нервно накручивая длинный ремешок сумочки на запястье – опаздывать не хотелось, а время уже поджимало. Со мной вечно так. Я никогда не просыпала, но вот заболтаться, задуматься, увлечься чем-то и забыть, где находишься, – это было в моем стиле. Хорошо еще, что работа находилась в паре минут ходьбы от кафетерия Лиди. – Беги, но не упади с таких огромных каблуков! Привычное напутствие не вызвало даже улыбки. Хорошо ей шутить! У нее-то рост метр семьдесят три. Не то чтобы слишком большой, но, во всяком случае, он позволяет не чувствовать себя козявкой рядом с двухметровыми эрийцами.