Она была старая и морщинистая, как бабушки на рисунках в книжках. Хлопотала, доставая антисептик, бинт и пластырь. Потом промокнула его щёку сырым тампоном. – Очень сильно ободрал лицо. Где же это ты так? Мальчишка-шакал избавил Люка от ответа. – Это он не о стену, он отлетел от стены и упал, оцарапался о ковёр. Наверное, кто-то случайно пнул его. Мать Люка выслушала бы такое объяснение и потом сказала бы: «Ладно, а теперь, как всё было на самом деле?» Но женщина только кивнула и поцокала языком. От антисептика лицо невыносимо щипало, и Люк прикусил губу, чтобы не расплакаться. Но женщина действовала быстро и ловко – он и глазом не успел моргнуть, как его уже аккуратно перевязали. – Запиши своё имя и время посещения в журнале у выхода, – попросила медсестра. – И в следующий раз будь осторожнее, хорошо? Мальчишка-шакал даже заполнил за него журнал. Наверху, в их комнате, мальчишка потянулся, зевнул и объявил: – Что-то я не в настроении разбираться с новичком. Оставим его в покое. Ладно, пацаны? Да и надоело уже. Люку показалось, что кое-кто из соседей по комнате был разочарован, но возражать не стал. – Завтракать можешь с нами. У нас отдельный стол. Привилегия дежурных по коридору, – распорядился утром мальчишка-шакал. – Так я же не дежурный, – возразил Люк. – Учителя не заметят. А может, скоро будешь и дежурить. Теперь Люк сидел за столом с другими мальчиками. На этот раз ему не пришлось давиться овсянкой. Она была вкусной. И он впервые как следует оглядел столовую, открыто и не спеша. Столовая с чистыми белыми стенами и высоким сводчатым потолком казалась не таким уж плохим местом. – Можно тебя кое о чём спросить? Прямо здесь, – обратился Люк к мальчишке-шакалу. – Ну пока ты не ведёшь себя как настоящий экснет, – коротко ответил тот, словно упрекал Люка. Но Люк уловил двойной смысл. Блестяще зашифровано. – Почему школа такая? – начал Люк. – Я имею в виду, без окон, странные мальчики… учителя, которые нас не замечают, пока не проштрафимся. И тогда просто говорят: «Два штрафных». Я не совсем понимаю, что это значит. Мальчишка-шакал отодвинул овсянку и ухмыльнулся. – Сбит с толку, да? – насмешливо спросил он. Но всё равно начал объяснять: – Школа Хендрикса – экспериментальная, первая такая в системе образования. Когда в стране был голод, люди спорили, сто́ит ли тратить продукты на «нежелательных лиц» в обществе, когда кругом столько голодающих. Преступников оставили умирать от голода, но некоторые, особенно добросердечные граждане заявили, что не кормить людей с психическими заболеваниями и физическими недостатками – это верх жестокости. Тогда один богач предложил построить на землях своего имения две школы для детей с психическими расстройствами. Школа Хендрикса для мальчиков и Харлоу для девочек. Сказал, что и кормить их будет за свой счёт… ну ты видишь, как всё это происходит, – мальчишка-шакал скорчил рожицу на овсянку. – Школы построили без окон, потому что мистер Хендрикс считает, что дети с агорафобией, у которых страх перед открытым пространством, чувствуют себя лучше, если не смотрят наружу. Иначе им захочется посмотреть то, что не видно. Вид из окна может чрезмерно возбудить. Ещё он решил, что неплохо добавить в школу нормальных детей, как моделей для подражания. Люк пытался переварить информацию. Он заметил, что мальчишка-шакал объяснял совсем не так, как Джен. Та всегда возмущалась, негодовала по поводу малейшей несправедливости. У него до сих пор стоял в ушах её повышенный от неприятия голос: «Веришь? Это просто невыносимо». Мальчишка-шакал, в отличие от неё, втайне почти надменно подсмеивался. Ай-яй-яй. Бедные детки. Кому какое дело? Люк проглотил ещё ложку комковатой овсянки. – А учителя? – спросил он. – Почему они не… гм… – Не сильно вникают? Не отзывчивы? Не очень умны? – предложил мальчишка-шакал. – Ага. Все взрослые. Как та вчерашняя медсестра, кажется, не очень сообразительная. И та, не помню, как её зовут, в кабинете, где я был в первый день. Для неё ученики – головная боль. – Только представь, – заметил мальчишка-шакал. – Если бы ты был взрослым и мог получить работу где-нибудь ещё, стал бы тут работать? Среди отбросов общества, приятель, настоящих отбросов. Люк понятия не имел, где могут работать взрослые. Он никогда не задумывался, что сможет выйти из подполья и чем-то заняться. Мальчишка-шакал снова ухмыльнулся. – Нам только на руку, что учителя не семи пядей во лбу и на шаг отстают от неотёсанных мужланов. Можно спокойно делать всё, что хотим. Усёк? Он обвёл глазами дружков, дежурных по коридору, и они все дружно усмехнулись. Люку хотелось возразить против того слова «мужлан». Если кто-то родом из деревни, это ещё не значит, что он непроходимый тупица. Чушь! Но его тревожило что-то ещё. – В школе мне хотелось многому научиться, – сказал он. – Математике, химии, другим языкам… Я здесь уже месяц и ничему не научился. Даже не уверен, что посещаю те уроки, какие нужно. Я хотел… Он осёкся в последний момент, вспомнив, что не может выдавать себя за экснета. Не может поведать о своих мечтах научиться всему, чтобы освободить третьих детей, помочь им выйти из подполья. Мальчишка-шакал всё равно над ним смеялся. – Правильно, мы тут все учимся, – закатил он глаза. Его дружки покатились со смеху. – Держись ко мне поближе, – продолжил он. – Узнаешь всё что нужно. Забудь про уроки. А если беспокоишься про отметки… я знаю, как это уладить. Как иначе мы все попали бы в список отличников? Люк не знал. И про список отличников тоже. Когда прозвенел звонок на первый урок, он вышел из столовой вместе с бандой мальчишки-шакала. В такой стае он ничего не боялся. Все дежурные смотрели на него понимающе, незаметно кивая. Когда он сомневался, на какой урок идти, мальчишка-шакал был тут как тут и с готовностью подсказывал. Глава 23 Люк больше не возвращался в свой сад в одиночку. Два или три раза в неделю мальчишка-шакал шептал ему на ухо: – Сегодня вечером. Сердце Люка радостно подпрыгивало. «Сегодня вечером» означало «Идём в лес. Встречаемся с девчонками». Каждый раз, выходя наружу, Люк глубоко дышал, так же, как голодный пожирает еду, однако заметил, что большинство других мальчишек, храбрых и представительных внутри здания, на свежем воздухе заметно съёживались. Они крепко зажмуривались и неуверенно шли вперёд, словно осуждённые на казнь. – Ты не любишь выходить наружу? – однажды спросил Люк Трея, проходя по лужайке в лес. Трей медленно покачал головой, словно от быстрого движения его могло стошнить. У него уже немного позеленело лицо. – В лесу лучше, – сказал он сквозь стиснутые зубы. – По крайней мере под прикрытием. – Но… – Люк глотнул побольше воздуха, вкушая аромат свежескошенной травы и весеннего дождя. Он не понимал Трея. – Разве не противно всё время сидеть взаперти? Трей бросил на него косой взгляд. – Я тринадцать лет провёл в одной и той же комнате. И на улицу вышел, только когда оказался здесь. – Ого, – сказал Люк. Он неожиданно понял, что ему, третьему ребёнку, несказанно повезло. Пока правительство не вырубило за его домом лес и не построило вместо него целый новый район, он большую часть времени проводил снаружи. Только что в школу не ходил, а так его жизнь мало чем отличалась от жизни старших братьев. Он даже представить себе не мог, как прожить тринадцать лет в четырёх стенах, в одной и той же комнате. – Джен ездила в город за покупками по фальшивому пропуску, – сообщил он Трею. – Мать водила её в игровую группу для малышей. Я думал, другие третьи дети жили так же, как она. – Откуда мне знать? Я… хотел бы… – заколебался Трей, – я скучаю по своей комнате. Люк пожалел мальчишку. Сколько его новых друзей всю жизнь прожили, как в тюрьме? Он наблюдал за мальчишкой-шакалом, бегущим впереди, потом возвращающимся, чтобы подбодрить других. – Шакал… Джейсон, наверное, жил так же, как Джен, – заметил Люк. – Наверняка часто выходил. Он ничего не боится. – Нет. Говорит, что преодолел все страхи, связанные с подпольем, – сообщил Трей. – Да он тут недавно, на пару недель дольше, чем ты. – Неужели? – удивился Люк. Он считал, что мальчишка-шакал тут вроде аборигена, годами живёт в школе Хендрикса. – Остальные попали сюда прошлой осенью, – продолжал Трей. – Вроде того. Мы все помалкивали, пока не появился Джейсон. Прежде чем это осмыслить, Люк снова себе напомнил, что Джейсон – настоящий шакал. Вовсе не удивительно, что Люк запутался, когда впервые попал в школу, у мальчишек, по крайней мере тех, с кем он сейчас общался, действительно было по три, а то и по четыре разных имени. В школе они отзывались на фальшивые имя или фамилию, в лесу на настоящие имя или фамилию, что было опаснее. А некоторые просто называли инициалы.