— Нет. Не девушка — ангел. А девушка с ангелом. Разве это так трудно понять? — Трудно. Где ангел? На фотографии — он где, ангел? Разве не она? — Ангел не виден. Но он — рядом. Он — главный. Просто его нельзя разглядеть. И поверь, без этого ангела девушке даже с целыми крыльями грош цена. — Ты ее знал? Эту девушку… Ты ее знал? — Очень давно. — И что с ней стало? — Она умерла. — Умерла? — выдохнула я. — Она умирала уже на этой фотографии. Умирала от неизлечимой болезни, от рака, поэтому я и сфотографировал ее так. Когда она отражалась в моей камере, она уже была обречена. — Как жаль. Умереть такой красивой… Такой молодой… — мой голос дрогнул. — Нет, ее смерть не была напрасной. Она сделала меня знаменитым. Ее смерть превратилась в мою славу. Так и произошло, поэтому эта фотография всегда со мной как напоминание. — О чем? — я не могла остановиться. — Об ангеле, разумеется! О том, что на фотографии был ангел! О чем же еще? — Разве ангел не мог ее спасти? — Это был ангел смерти. Тот, кто не спасает, а уносит души людей. Но ангел был самый настоящий. Я знаю. Я его видел, вот, как сейчас, вижу тебя. — Он был красив, этот ангел? — я не понимала, что за странный разговор… — Он был просто ужасен и вначале перепугал меня до смерти. Но потом, когда я привык к его облику, он показался мне прекраснее всех. — И где же он сейчас, твой ангел? Ушел? — допытывалась я. — Пока никуда не уходил. До сегодня. Сафин замолчал и стал серьезным. Я молча ждала продолжения. Несмотря на то, что диалог наш выглядел несколько странным, я легко его поддерживала. Мне вдруг показалось, что я немного его понимаю, понимаю то, что он хочет сказать. Я ждала продолжения, но его не последовало. Он отступил от меня на несколько шагов назад. — Мара, мне сейчас пора. У меня важная деловая встреча. Ты не сердись, ладно? Дела — это деньги, это важно. Я уже не вернусь сюда, а ты можешь переночевать здесь. Утром шофер тебя отвезет. С этими словами Сафин отдалялся все дальше и дальше до тех пор, пока не оказался за дверью, и пока за ним она не захлопнулась. Я не успела ничего сказать. Дверь хлопнула, и я осталась одна. В этот раз я не стала сдерживаться, а рухнула на его кровать и разрыдалась, колотила кулаками по покрывалу и ревела изо всех сил. Все отчаяние, не сбывшиеся надежды и разочарование этого вечера исходило мощным потоком. Надо мной застыла девушка с ангелом и почему-то укоризненно смотрела на меня. * * * В этот раз платье было вечерним, в пол. Тонкий изумрудный трикотаж с пропущенной золотой нитью. Неимоверная красота! Ткань блестела, скользила, переливалась в руках, леденя пальцы. Мне было даже страшно представить, сколько оно может стоить. Я надела его и подошла к зеркалу. Женщина, смотрящая на меня из ледяной поверхности зеркала, была не я. Мне вдруг стало так страшно, что я выключила в комнате свет. Мое лицо, фигура, волосы, выражение глаз — все становилось абсолютно другим. Я менялась. Наверное, никто из окружающих не заметил бы никаких перемен, но только не я. Я менялась не только внутренне, но и внешне, и мне это не нравилось. Выбор был уже сделан. На моей постели рядом с коробкой от платья лежал глянцевый пригласительный, поблескивая даже в полумраке комнаты хищным золотым боком. Это был пригласительный на день рождения Вирга Сафина, который состоится 13 ноября в одном из самых крутых ночных клубов столицы. А 13 ноября… Увидев дату, я вздрогнула. В мыслях промелькнуло: неужели он решил совместить? Как будет восхитительно, если он поздравит меня прямо там, на крутой вечеринке в ночном клубе! Но радостная мысль быстро выветрилась из головы, раздавленная прозой окружающей меня жизни. Ты ведь имеешь дело с Виргом Сафиным. Скорее всего, он про твой день рождения просто забыл. Он вылетел из его головы, как совершенно ненужная информация. Пора опомниться. Думать так было больно, поэтому на дату пригласительного я старалась не смотреть. После персикового кошмара в доме Сафина я проснулась поздно, часов в одиннадцать. Мне удалось заснуть только под утро — я проплакала всю ночь. Умывшись холодной водой и стараясь скрыть опухшее лицо, я вышла в коридор, где меня уже ожидал Николай. Он отвез меня на квартиру, не произнеся ни слова. Я тоже предпочитала молчать. Сафин позвонил через день. — Ты не сердишься на меня? Я соскучился по тебе, Мара! Поужинаем завтра вместе, если ты не против? И все это на одном дыхании. Мои отказы не принимались, да и кто стал бы отказываться от приглашения Вирга Сафина? Конечно, я согласилась, тут же взлетев на седьмое небо. Весь следующий день с макияжем я просидела у мобильника в лучшем своем платье и в новом белье. И, конечно, Вирг Сафин не позвонил. Никакого ужина не было. Похоже, он просто забыл обо мне. Я уже стала привыкать к тому, что все, связанное с Сафиным, — «не так, как у людей». С ним все неправильно. И любовь у него неправильная, и жизнь, и секс. А это как — правильно? Правильно — это как? Мое подсознание ехидно уточняло вопрос, что именно правильно в сексе, в любви? И не получало никакого ответа. Наверное, тому, кто дал бы четкое определение правильности любовных отношений и полный список критериев, по которым можно все это определить, благодарное человечество поставило бы золотой памятник при жизни. Но чего нет, того нет. И мне давно пора было бы кое-что понять: любовь не всегда приходит в удобной упаковке. Еще через день после несостоявшегося ужина с Сафиным в мои двери позвонили. На пороге стоял незнакомый человек в униформе с эмблемой магазина. В руке он держал небольшую коробочку. Попросив меня предъявить паспорт, сказал, что он курьер из ювелирного дома и мне прислали дорогое украшение. Вручить же его он может, только удостоверившись, что я — это я. Пришлось предъявить паспорт и долго расписываться в какой-то книге, после чего курьер ушел. Я открыла коробочку прямо в прихожей и ахнула. Дело было не в массивной золотой цепочке, не в самом медальоне, который был очень большим. На мою ладонь выпал маленький ангел. Фигурка, преклонившая колени, с крыльями, обвисшими за спиной. Работа была удивительно тонкой, но поражало не это. Ладони ангела были сложены на груди в молитвенном жесте. Четко было различимо его лицо. Черт лица почти не было, сходство никак нельзя было определить, но… Глазницы ангела были пусты. Просто впадины. У него не было глаз. А из пустых глазниц по щекам катились слезы. Слезы ангела на щеках были бриллиантами. Россыпь довольно больших бриллиантов, которыми плакал безглазый ангел. В этом медальоне было что-то жуткое. И даже не от стоимости — саму стоимость этого творения мне было страшно даже представить. Мне стало жутко, когда я задалась вопросом о том, кого оплакивал слепой ангел, и почему глаза его были пусты? Почему его слезы, не просыхающие на щеках, самые дорогие в мире камни, бриллианты? Ответ пришел мгновенно — вспышкой. Ангел — символ. Сафин прислал мне его не просто так. Слепой ангел — это я. Чистая правда, я ведь поступила так, словно у меня не было глаз, и веду себя, как слепая. И еще: я чего-то не вижу, не могу разглядеть. Есть что-то, чего я не знаю. Сафин упоминал об этом не раз. Да я и сама догадывалась. Значит, слепой ангел — это я. Плачу я потому, что молюсь. За кого же молюсь, кого оплакиваю? Ну, это просто. Молюсь за Вирга Сафина, оплакиваю его же. Для него мои слезы — бриллианты, которые и являются для него спасением. Он видит меня таким вот спасающим ангелом. Значит, он подчеркивает, как я для него важна. От чего же я его спасаю? Несмотря на удивительную красоту фигурки ангела, я не могла долго на нее смотреть, поэтому спрятала кулон в коробку, а коробку — в ящик комода подальше. Через несколько часов я решила позвонить Сафину и поблагодарить за дорогой подарок. Как всегда, Сафин, не ответил на звонок и, как всегда, мне не перезвонил. Всю ночь после этого я не спала и твердо решила: я не одену этот кулон на день рождения Сафина. Я вообще никогда его не одену. Это не украшение — это символ, и даже бриллианты на этом символе выглядят совсем иначе. Они выглядят страшно. Я чувствовала какое-то серьезное значение, важный смысл в этом подарке. И то, что не понимаю смысла, меня убивало. Как всегда: не понимаю самое важное, не могу понять. Сафин позвонил ночью, около четырех часов утра. — Не надевай ангела на мой день рождения. Платье и пригласительный пришлю. Целую. Скучаю. И прежде чем я успела что-то сказать, в трубке раздался короткий противный щелчок отбоя. Зеркала. Теперь я поняла: причина всему — в них. Зеркала отражают не то, что есть, а то, что ты хочешь или не хочешь видеть. Именно поэтому они почти сразу отразили не меня — роскошную «снежную королеву», вооружившуюся своим единственным оружием — надменностью, а злые глаза Алекса, возникшего за моей спиной, как злобный тролль из сказки Андерсена, уничтоживший все очарование моего зеркала. За моей спиной возник Алекс. Он смотрел на меня, как таракан на «Дихлофос». — Привет, — сказал Алекс, — хочешь шампанского? — Спасибо, нет. Потом. Он ухмыльнулся. — А что стоишь здесь, в фойе, как бедная родственница? Почему не зайдешь в зал? — Так никого еще нет. — Значит, мы будем первыми. Пойдем? Алекс нежно взял меня за локоток, и, откинув тяжелую бархатную портьеру с золотой бахромой, ограждавшую вход, провел в зал. Официанты расставляли на столах бокалы и закуски. Появились первые приглашенные. Сафина не было. В мою сторону никто не смотрел. Еще двадцать минут назад в зале было безлюдно, а теперь зал заполняли люди: пожилые мужики в дорогущих костюмах с девками модельной внешности, годящимися им в правнучки; старые тетки, увешанные бриллиантами, с мальчишками по 18–19 лет. Похоже, вся эта публика прекрасно знала друг друга. Едва стали появляться гости, как Алекс оставил меня, лавируя в этой толпе, — настоящая акула среди себе подобных. Сначала я вздохнула с облегчением, но потом попала в абсолютно дурацкое положение — где встать, что делать, как себя подать. По началу стояла, как столб, не имея никакого понятия, куда деть руки. Потом задумалась, можно ли сесть за столик. Испугалась, что нет. Принялась ходить с небрежным видом между гостей. Такая тактика оказалась лучше. Официанты стали разносить шампанское, и я взяла бокал. Рядом со мной Алекс с шумом принялся обниматься с двумя тетками лет по пятьдесят, не меньше. Лица обоих были абсолютно безжизненными, как фарфоровые тарелки. Косметика же напоминала остатки грязного соуса, размазанного после ужина. — Где же наш Вирг? — верещали тетки. — Где же наш драгоценный именинник? Где наша звезда? «Вот клизмы старые…», — пронеслось в голове, но это были только цветочки. Меня ожидали настоящие сочные ягоды — причем волчьи. — Подъедет позже, — говорил Алекс, — не волнуйтесь. Вы же знаете Вирга, он всегда опаздывает. — Он приедет со своей девушкой? С этой рыженькой, с татуировкой? — интересовались тетки. — Он же с ней уже давно встречается, год, кажется? — Нет, с рыжей, которая с татуировкой, он уже разошелся, — говорил Алекс, — у него теперь другая девушка. Он обязательно представит ее сегодня. — Да? А кто? Как ее зовут? — тетки все не могли успокоиться.