— В общем, был святее Папы Римского, — резюмировал Ян. — Считал, что человек должен быть … как можно более ничтожным. Ничего не делающим, ничего вокруг себя не меняющим. Таким, что, когда он умрёт, никто и не заметит, что он жил… — Да. Хотел, чтобы ничего не менялось, во всяком случае, в худшую, по его мнению, сторону. А вы, кажется, с этим не согласны. Мне кажется, вам пора выполнить своё обещание и рассказать, чем вы, собственно занимаетесь… — Хорошо, лейтенант. — Ян кивнул. Он понимал, что полицейский прав: держать его в неведении дальше просто неприлично. — Я начну… А вот Алан дополнит, если что. Вам это покажется странным, но я здесь недавно, и о прошлом знаю, наверно, меньше всех. Меня интересует будущее… — Да что же это происходит, чёрт побери? Начальник был недоволен; это было очевидно. Вот только Антуан Гам не мог понять: он-то тут причём? Это же не он — убийца. Какому-то полицейскому повезло, он поймал преступника. Конечно, то, что этим преступником оказался другой полицейский, причём высокопоставленный, — это очень плохо. Авторитет полиции, а с ней и других городских служб, сильно пострадает. Это Антуан понял сразу, как только его ввели в курс дела. — Судя по всему, убийца обезврежен, сэр. Хотя бы в этом отношении мы можем вздохнуть свободно. — Да. Только сделала это полиция. Арестовала своего же человека. А мы тут причём? Мало того. Он оказался одиночкой, вроде маньяка. А где та организация, к которой он, по-вашему, должен быть причастным? Антуан, однако, сдаваться не собирался. Он удивлялся сам себе, тому, как держится пред начальственным гневом, и как готов отстаивать свою точку зрения. — Причастным можно быть по-разному. Он убивал именно членов организации, — или, во всяком случае, стремился к этому. А вот почему? Хотел прекратить их деятельность? Или сам был одним из них, и хотел захватить власть, убивая конкурентов? Тут нам придётся подождать, пока он заговорит. Или продолжать наше собственное расследование. В конце концов, такая организация, — дело не полиции, а наше, не так ли? — Да. — С этим начальник спорить не мог. — Только с какой стороны теперь подойти? — А вы обратили внимание, сэр, что этот Хенриксон пропал? Как когда-то Конради. А теперь и его любовница из полиции, которую хотел убить этот Дэвис. Её нет на службе, она взяла отпуск, — после такого это объяснимо. Но её идентификатор тоже нигде не «светится». Как и Хенриксона. — Вы полагаете, это меня обрадует? — Не думаю, сэр. Но … она тоже исчезла, вместо того, чтобы либо лечиться, если ей нужно, либо активно участвовать в расследовании. Всё это о многом говорит. — И что вы предлагаете делать? — Ждать, когда кто-то из них объявится. Это же не Конради, который двадцать лет был на нелегальном положении. Эти двое так не смогут. — Антуан Гам был убеждён, что понимает своего главного врага, Яна Хенриксона. — Они вернутся. Или что-то предпримут. Так что нам нужно, во-первых, ждать, а во-вторых, пристальнее прежнего следить за любой подозрительной активностью в городе. — Пассивная позиция? После таких событий? — в голосе начальника была даже не злость, нет, — в нём было удивление. — Иногда это лучшая тактика, сэр. Впрочем, оба понимали, что сейчас сделать что-то другое всё равно невозможно. Но Антуан Гам предпочёл не озвучивать начальнику своего ощущения. Именно ощущения, потому что это не было логическим выводом, он просто чувствовал это: за всем этим последует что-то значительное. Какие-то изменения, и вопрос был только в том, в каком масштабе они произойдут. Им, — и полиции, — придётся менять всю правоохранительную практику из-за этой организации? Или … изменится сама жизнь города? А может быть, и не только? Как это ни странно, выходя из кабинета начальника, Антуан Гам впервые в своей жизни задумался над тем, кто и когда определил правила, по которым они все живут. Понятно, кто был идейным вдохновителем: Гертруда Тауненберг и её последователи, два поколения назад (Антуан Гам, как и каждый горожанин, знал эту историю, хотя и не задумывался о том, дожил ли кто-то из основоположников до настоящего времени). Но кто писал правила, которые способствовали наиболее эффективному воплощению их идей? Как удалось добиться того, что основные принципы остаются неизменными, но при этом удаётся эффективно реагировать на возникающие ситуации, в том числе кризисные? Где находится тот гений, тот супермозг, или та группа людей, которые могут делать это? И кто дал им такие полномочия? Антуан решил разобраться в этом вопросе. — А вы знаете, они ведь делают это даже не ради экономии, не ради уменьшения потребления ресурсов, — покачал головой лейтенант Лекар. — Как это? — удивился Ян. — В вашем доме есть пустующие квартиры? — Никогда об этом не задумывался… — А у вас? — Лейтенант повернул голову в сторону Лауры и Алана, сидевших на диване у дальней стены. Надо было отдать должное Доку, он когда-то позаботился о том, чтобы здесь было комфортно. Ян мимоходом подумал, как все эти предметы обихода затащили сюда, особенно такие, как мебель или холодильник. Алан покачал головой, а Лаура сказала: — Есть. Я уже думала об этом. И, когда убили Алекса … то есть, когда капитан Дэвис его убил … его квартиру так никому и не отдали. — А в моём доме таких — половина. И другие такие дома я знаю, — продолжал Лекар. — Вы знаете, что сейчас население города — меньше двух третей от того миллиона, на который он был рассчитан? Соответственно, столько пустует и квартир. Но, за редким исключением, людям не разрешают занять пустующие комнаты, чтобы иметь больше места. Такое допускают только для тех, у кого много детей. Но таких в городе немного, сами знаете. — А почему? — спросил Алан. — Ну как же? Это ведь их основная идея: что человек должен занимать меньше места! Идея не в том, чтобы всем хватало. Места, еды, вещей… Даже не в уменьшении того, что они называют ущербом природе. Ведь эти дома уже построены, ничего нового делать не нужно. Только разрешить занять квартиры… Но — нет. Идея в том, чтобы человек потреблял меньше, даже если того, что можно потреблять, — в избытке. Вы же сами рассказали, что возмутило Конради, с чего всё началось. Чтобы люди имели меньше сил … на любые свершения. Чтобы этих свершений не было, а люди не смели даже задумываться… Вы же все учили историю, верно? Знаете, что была такая страна — Советский Союз, где всё было основано на идее равенства. И чтобы никто не стал богаче других, там полностью запретили людям иметь своё дело, всё производило и распределяло только государство… — Да, мы учили это в школе. Но нам рассказывали, что это неправильно… — сказала Лаура. — А мой прадед успел пожить там. Я его ещё застал, хотя он был уже стариком… — Лейтенант поймал взгляд Яна. — А чему вы удивляетесь? — Вы мало похожи на русского, — улыбнулся тот. — Среди моих предков кого только не было… — ответил на эту улыбку полицейский. — На самом деле, фамилия прадеда была Лекарь. Переводится как «тот, кто лечит», или «врач». Ну, так вот, он рассказывал, как это было. Государство неповоротливо, оно не могло обеспечить людей всем необходимым, поэтому был дефицит самых разных вещей… Но оно старалось. И стремилось использовать больше ресурсов, а не меньше. Потому что никогда не отдавало приоритет природе вместо человека. А у нас… То же стремление к равенству, хотя иметь своё дело не запрещено. Но непонятно, зачем это делать, если ты живёшь так же, как полный бездельник… И тебе, и ему предписывается потреблять как можно меньше. — Вы … жаль, что не сможете поговорить с Доком, — задумчиво произнёс Алан. — Вы бы нашли общий язык. — Наверное… — Значит, вы не будете пытаться нам вредить? — улыбнулся Ян. — Нет. И знаете, почему? Вы … стремитесь к жизни. Я ведь не зря заинтересовался пустыми квартирами. Тогда и выяснил, сколько людей, на самом деле, живёт в городе. — Почему так? Его не заселили полностью, когда построили? — Лаура давно хотела задать этот вопрос. — Всё куда хуже, Мартинес. Город строился для миллиона человек, и столько их и было. Но за два поколения осталось две трети. И в этом нет ничего удивительного. Больше ста лет назад, когда наука ещё не стала обслуживать идеологию, один американский учёный, Джон Кэлхун, провёл эксперимент, который назвали «Вселенная-25».[1] Он взял колонию мышей и поместил в идеальные условия. Площадь — больше, чем нужно, воды, еды и гнёзд, — сколько угодно. Ни за что не нужно было конкурировать. Казалось бы, мыши должны благоденствовать, но, на самом деле, они вымерли за несколько поколений. В конце концов, просто перестали давать потомство… Знаешь, почему? Потому что соперничать с другими, стремиться не просто выжить, не просто быть сытым, а в случае человека — ещё и одетым, но жить лучше других, — это естественно. Это даёт стимул жить, стремиться к чему-то, и, в конце концов, продолжать род. А мы здесь, как мыши Кэлхуна. У многих ли из твоих подруг есть дети, Мартинес? Думаю, меньше, чем у половины. Может быть, подсознательно они не хотят давать детям такую жизнь… — Наверно, вы правы, сэр. — Лаура вспомнила, как в посёлке Ахмеда дети бегали около домов. Такого не увидишь в Городе Луны, — ещё один контраст… А Ян сказал: — Тогда, лейтенант, вы, я думаю, захотите присутствовать … при историческом моменте. Только давайте сначала поедим. Вы же не откажетесь от мяса, верно? Пара часов за едой и разговорами незаметно пролетели в этой комнате без окон. Но вот, наконец, Ян пересел за стол, на котором стоял небольшой блок компьютера. А за ним была белая стена, на которую так удобно направлять проектор, служащий вместо экрана. Разумеется, на самом столе, когда компьютер был включен, появилось изображение виртуальной клавиатуры. Яну нечасто удавалось работать с обычной, и мимоходом он подумал, что теперь и это может измениться. Остальные сгрудились за его спиной. Наблюдали за его действиями и выслушивали объяснения. Лаура подумала, что он мог бы быть хорошим учителем. — Когда я нашёл этот «мозг», то, прежде всего, разобрался, как функционируют коммуникации, которые к нему подходят. Конечно, там всё старое, но сделано на совесть. Именно для того, чтобы оно могло работать без вмешательства человека, и долго. А ещё — всё, что можно, продублировано, включая энергоснабжение. И всё было сделано для того, чтобы … им никто не мог управлять. Все информационные каналы были сделаны для того, чтобы искусственный интеллект мог принимать информацию из всех возможных источников, а потом выдавать результат в виде правил, обязательных для исполнения людьми, которые даже не задумывались, кто же эти правила формулирует. И не надо говорить, что они дураки. Мы ведь тоже не задумывались, пока не услышали интервью Гертруды… — Слепцы. И мы тоже, — покачала головой Лаура. — И что ты сделал? — Стал искать подключение, к которому ничего не подключено. И нашёл. Я же понимаю, как работает компьютер, а «мозг» — это всего лишь огромный компьютер с функцией искусственного интеллекта. Он, конечно, предназначен для автономной работы, но его создатели должны были как-то установить параметры его работы. И технические, и те, в соответствии с которыми он выдаёт решение проблем. Они должны были сделать искусственный интеллект фанатиком своих идей, таким же, какими были они сами. А для этого должна была существовать система управления. Надо было её найти, и я это сделал. К счастью, оказалось, что принцип программной оболочки такой же, как у той, которой пользуемся мы, хотя там, конечно, более старая версия. Намного более старая, но мне удалось получить доступ. Вот, смотрите. — На экране появилась картинка, с несколькими виртуальными «дверями». — Вот здесь — чисто технические параметры работы «мозга», они нам сейчас не нужны. Мы пойдём вот сюда… — Ян нажал на несколько виртуальных кнопок, и перед ним открылась панель управления. Она имела необычный вид. Перед глазами того, кто пользовался ею, помещались виртуальные изображения старомодных регуляторов-«ползунков». Но зато работать с этой панелью мог каждый, даже тот, кто слабо разбирался в компьютерах. Всё было очень наглядно. — Что это? Они все сдвинуты… — начал было Лекар, но Ян перебил: — Некоторые из них означают параметры, по которым регулируется жизнь людей. Вот, например, допустимая степень эгоизма. Допустимая степень соперничества между людьми. Стимулирование потребления и пользования вещами. Допустимое пополнение энергии за счёт еды, — то самое, о чём рассказывал Док, помните? И они все сдвинуты к нулю или около него. Человеку не разрешается ничего… Вот эта группа касается контроля его жизни: в работе, в личных отношениях, в передвижениях… Здесь … немного свободнее, но совсем чуть-чуть. А что касается передвижений, то параметры установлены так, чтобы на путешествия вне города был практически полный запрет, как и на контакты с туземным населением за его пределами. А вот здесь — регулируется то, как люди обеспечиваются всем необходимым… И ещё много чего. — Вы хотите … изменить всё это? — догадался лейтенант. Ян улыбнулся. — Разве не для этого столько лет просидел в подполье, создавая свою организацию, Док? Думаю, он бы порадовался, если бы был сейчас здесь. Но он просто мыслил старыми категориями, и, конечно, ничего не знал о «мозге». Если вашей жизнью управляет искусственный интеллект, для революции не нужны боевые отряды. Достаточно хорошего программиста. Так вот, те, кто создал эту систему управления, предусмотрели даже возможность того, что на одну дату можно устанавливать одни параметры, а на другую — совсем другие. — Зачем? — поинтересовался Алан. — Если они были фанатиками, и собирались установить такие порядки раз и навсегда… — Может быть, они и не собирались. Или среди них был кто-то, кто хотел … иметь возможность исправить ошибки. Но, скорее всего, они предполагали «закручивать гайки» постепенно. Пока всё не станет, как сейчас. Или ещё хуже… — А что будешь делать ты? — спросила Лаура. — Установлю параметры так, что они будут меняться каждую неделю, в течение полугода. В пользу человека. В пользу свободы. В пользу возможности иметь собственные вещи, собственное жильё. Возможности есть, что хочешь, путешествовать. Но и необходимости работать, чтобы иметь всё это… Чтобы человек сам решал, что ему делать, что есть, что носить, чем заниматься, куда и как ездить, — но и нёс ответственность за эти решения, чтобы знал, что ему никто ничего не должен, кроме того, чтобы уважать его выбор. Через полгода … мы будем иметь совсем другую жизнь в этом городе, и во всех других городах. Кстати, вот здесь регулируется, каких людей назначают работать в мэрию, кто делает карьеру в полиции и всех остальных местах. И это мы тоже изменим… — Хенриксон, а вы не боитесь? — спросил лейтенант Лекар. Ян оторвался на минуту от компьютера и встретился с ним взглядом. — Боюсь. И чувствую себя богом, хотя никогда не хотел быть им. Именно поэтому занимаюсь этим сейчас, когда вы втроём … стоите у меня над душой. И подробно объясняю, что я делаю и почему. Чтобы могли поправить, если я что-то сделаю не так. — Хотите разделить ответственность? Ян снова улыбнулся: — Хочу дать вам возможность оставить увлекательные воспоминания, когда нам всем будет столько лет, сколько сейчас Гертруде Тауненберг. Так что…. Начинаем! [1] Джон Кэлхун — реальное лицо, и эксперимент «Вселенная-25» был проведён им в действительности, именно с описанными результатами. Эксперимент известен также как «мышиный рай». 29