— Я взяла с собой ленты, — Мирна открыла сумочку. Там виднелись яркие ленточки, переплетенные в клубок. — Мы просили всех принести с собой что-нибудь в память о Джейн. Из кармана плаща Мирна вытащила книгу небольшого формата. Она порылась в сумке и достала темно-красную ленту. Сначала она обвязала ею книгу, а потом подошла к молитвенному жезлу и сказала, прикрепляя к нему ленту: — Это для тебя, Джейн, в знак благодарности за то, что ты делила со мной любовь к печатному слову. Покойся с миром. Мирна постояла мгновение у молитвенного жезла, склонив голову, а потом отошла в сторону, улыбнувшись в первый раз с того момента, как они вошли в лес. Одна за другой женщины брали ленты, обвязывали ими какую-нибудь вещь, прикрепляли ее к жезлу и произносили несколько слов. Некоторые слова были слышны, другие нет. Одни слова складывались в молитву, другие — в объяснение. Ханна привязала к жезлу старую пластинку 1978 года выпуска, Руфь — выцветшую фотографию, Сара — ложку, а Нелли — туфлю. Клара потянулась к волосам и вытащила из прически черепаховую заколку. Она привязала ее к ярко-желтой ленте, а ленту обмотала вокруг увешанного гирляндами молитвенного жезла. — Это тебе за то, что ты научила меня видеть суть вещей, — прошептала Клара. — Я люблю тебя, Джейн. Она огляделась по сторонам и заметила засидку, которая висела в воздухе у них над головами. Засидка. Укрытие. Тайник. «Как странно, — подумала Клара, — что, побывав там, я стала видеть лучше». И тут Кларе пришла в голову одна мысль. На нее снизошло вдохновение. — Спасибо, Джейн, — шепнула она и впервые за всю прошедшую неделю ощутила, словно ее обнимают полные руки. Прежде чем отойти в сторону, Клара вынула из кармана банан и привязала его к жезлу. Для Люси. Но оставалось еще кое-что, что она намеревалась присовокупить к своему дару. Из другого кармана она достала игральную карту. Даму червей. Привязывая ее к молитвенному жезлу, Клара вспомнила Иоланду и замечательный подарок, который она получила, будучи еще маленькой, и о котором или забыла, или просто отказалась от него. Клара внимательно всмотрелась в изображение дамы червей, стараясь хорошенько запомнить его. Она знала, что магия заключена не в том, что оно останется неизменным, а в тех переменах, которые должны в нем произойти. К концу ритуала молитвенный жезл переливался всеми цветами радуги, как новогодняя елка, увитый развевающимися цветными лентами, на которых висели подарки. Ветер подхватил их, и они заплясали вокруг молитвенного жезла, сталкиваясь друг другом и создавая собственную симфонию. Женщины огляделись по сторонам и обнаружили, что страх больше не сгонял их в кучу, заставляя держаться вместе. Круг их стал шире и распался. А в центре, на том самом месте, где прожила последний миг своей жизни и умерла Джейн Нил, кружился хоровод оставленных ими даров, воздавая должное женщине, которая заслужила любовь своих ближних. Взглядом, в котором больше не было страха, Клара следила за танцующими на ветру ленточками. Ее внимание привлек предмет, прикрепленный к одной из них. И тут она поняла, что он находится вовсе не на конце ленты, а на дереве, стоящем позади. В ветвях одного из кленов она заметила стрелу. Гамаш как раз садился в свою машину, чтобы отправиться обратно в Монреаль, когда из леса выскочила Клара Морроу и помчалась к нему по рю де Мулен так, словно за ней гнались все демоны ада. На секунду в голове у Гамаша вспыхнуло подозрение, что приснопамятный ритуал пробудил к жизни нечто такое, что не стоит поминать к ночи. Впрочем, в каком-то смысле так оно и было. Женщины и проводимый ими ритуал возродили к жизни стрелу, которую кто-то наверняка страстно желал не видеть больше никогда. Гамаш немедленно позвонил Бювуару в Монреаль, а потом вместе с Кларой отправился в лес, туда, где была найдена стрела. Он не был здесь почти неделю, и теперь поразился тому, как сильно изменилась окружающая природа. Самые большие перемены коснулись деревьев. Если неделю назад они горделиво выставляли напоказ свои разноцветные наряды, то теперь все это осталось в прошлом, в воспоминаниях, и на земле листьев было больше, чем на ветвях. Именно поэтому, кстати, стрела и стала заметна. Неделю назад, даже если бы он стоял на этом самом месте и смотрел на дерево, то ни за что не разглядел бы стрелу. Ее скрывал сплошной полог из листьев. Но сейчас она была видна вполне отчетливо. Еще одной новой деталью пейзажа стала воткнутая в землю палка с лентами, пляшущими на ветру. Он решил, что она, эта палка, имеет какое-то отношение к ритуалу. Гамаш подошел вплотную к молитвенному жезлу, заинтересовавшись его необычайно ярким и веселым видом. Он поймал несколько ленточек и принялся разглядывать привязанные к ним предметы, среди которых на глаза ему попалась старая фотография молоденькой девушки, пухленькой и близорукой, которая стояла рядом с суровым и симпатичным лесорубом. Они держались за руки и улыбались. Позади них стройная молодая женщина глядела прямо в объектив. Черты ее лица были искажены завистью и злобой. — Ну и что? Стрела как стрела. — Маттью Крофт переводил взгляд с Гамаша на Бювуара. Они пришли к нему в камеру тюрьмы Уильямсбурга. — У вас уже есть их целых пять. Это что, какая-то особенная? — Эту стрелу, — сообщил ему Гамаш, — обнаружили два часа назад застрявшей в клене на высоте двадцати пяти футов. Там, где была убита Джейн Нил. Она принадлежала вашему отцу? Крофт внимательно осмотрел деревянное тело стрелы, четырехлопастный наконечник и наконец критически обозрел оперение. Закончив осмотр, он почувствовал слабость. Он глубоко вздохнул и, обессиленный, повалился на койку. — Да, — выдохнул он. Перед глазами у него все плыло, ему трудно было сосредоточиться. — Это стрела отца. Можете убедиться в этом сами, если сравните ее с остальными стрелами, но я вижу это и так. Мой отец всегда сам готовил оперение для стрел, это было для него чем-то вроде хобби. Однако его трудно было назвать творческой личностью, вот почему все его стрелы похожи как две капли воды. Однажды найдя то, что ему понравилось, он счел, что разнообразие ни к чему, и стал делать стрелы по шаблону. — В этом нет ничего плохого, — уронил Гамаш. — Послушайте… — Бювуар опустился на койку напротив. — Похоже, вам о многом придется нам рассказать. — Мне надо подумать. — Здесь не о чем думать, — заявил Гамаш. — Ваш сын выстрелил этой стрелой из лука, не так ли? В голове у Крофта все перемешалось, он судорожно размышлял. Он заставил себя поверить в собственную выдумку, и теперь ему нелегко было от нее отказаться, пусть даже перед лицом неопровержимых улик. — А если он выстрелил этой стрелой и она попала в дерево, где ее и нашли, — продолжал Гамаш, — значит, он никак не мог убить Джейн Нил. Он не виновен в ее смерти. Равно как и вы. Факт наличия стрелы подтверждает это. А теперь мы хотим услышать от вас правду. Но Крофт по-прежнему колебался, опасаясь ловушки и боясь отказаться от своей выдумки. — Мистер Крофт, не будем терять времени, — тоном, не допускающим возражений, заявил Гамаш. Крофт кивнул. Он был слишком растерян и обескуражен, чтобы испытывать облегчение. Пока. — Ну хорошо. Вот как все было на самом деле. За день до этого случая мы с Филиппом крепко повздорили. Из-за какой-то ерунды, сейчас даже не вспомню, из-за чего именно. На следующее утро, когда я проснулся, Филиппа не было. Я боялся, что он сбежал из дома, но примерно в 7:15 он влетел во двор на своем велосипеде. Я решил не спускаться к нему, а подождать, пока он сам подойдет ко мне. Это было ошибкой. Потом я узнал, что он прямиком направился в подвал с луком и стрелами, после чего принял душ и переоделся. Он так и не подошел ко мне, а весь день просидел у себя в комнате. В этом не было ничего необычного. Но тут Сюзанна начала вести себя очень странно. — Когда вы услышали о смерти мисс Нил? — спросил Бювуар. — В тот же вечер, неделю назад. Мне позвонил Хохотун Парра, сказал, что это был несчастный случай на охоте. Когда на следующий день я пришел на ваше собрание, мне, конечно, было грустно, но не было ощущения, что наступил конец света. Сюзанна, напротив, не могла усидеть на месте и нервничала. Но, честно говоря, я не придал этому особого значения. Женщины более восприимчивы и чувствительны, чем мужчины, и я решил, что в этом все дело. — Когда вы узнали, что здесь замешан Филипп? — Когда мы вернулись домой. Всю обратную дорогу в машине Сюзанна молчала, но потом, едва мы вошли в дом, набросилась на меня с упреками. Она была в ярости, почти невменяема, и все из-за того, что я пригласил вас к себе, чтобы показать лук и стрелы. И вот тут она мне все рассказала. Она узнала обо всем, потому что нашла перепачканную кровью одежду Филиппа, которую тот приготовил для стирки. Затем она спустилась в подвал и обнаружила там лук, он тоже был в крови. Она заставила Филиппа рассказать ей всю историю. Он думал, что убил мисс Нил, поэтому схватил окровавленную стрелу и убежал, полагая, что это его собственная. Он даже не посмотрел на нее, как и Сюзанна. Думаю, они даже не заметили, что она непохожа на остальные. Сюзанна сожгла стрелу. — Что вы сделали, когда узнали обо всем? — Я сжег его одежду в топке, но тут приехали вы, поэтому я приказал Сюзане сжечь и лук, чтобы уничтожить все улики. — Но она не сделала этого. — Нет. Когда я сунул одежду в топку, пламя погасло, так что ей пришлось разводить огонь заново. Потом она сообразила, что сначала лук нужно разрубить на куски. Она решила, что не сможет сделать этого так, чтобы не привлечь внимания стуком топора, и поднялась наверх, чтобы предупредить меня. Но вы не позволили ей снова спуститься вниз. Она собиралась сделать это, когда мы пошли стрелять из лука. — Откуда вы узнали, как лежало тело мисс Нил? — Филипп показал. Я поднялся к нему в комнату, чтобы поговорить с ним и заставить рассказать мне, что произошло. Но он не пожелал говорить со мной. И когда я уже уходил из комнаты, он встал и сделал вот так. — Крофт вздрогнул при этом воспоминании. Он явно до сих пор не понимал, откуда взялся этот ребенок, которого он называл своим сыном. — Тогда я не разобрался, что он хотел этим мне сказать, но потом, позже, когда вы попросили меня показать, как она лежала, у меня вдруг что-то щелкнуло в голове, и я сообразил, что он имел в виду. Поэтому я повторил то, что показал мне Филипп. И что это значит? — Крофт кивнул на стрелу. — Это значит, — сказал Бювуар, — что кто-то другой выпустил стрелу, которая убила мисс Нил. — Это означает, — внес ясность Гамаш, — что почти наверняка ее убили умышленно. Бювуар отыскал суперинтенданта Мишеля Бребефа в ботаническом саду Монреаля, где тот по собственному желанию одно воскресенье в месяц работал добровольцем в справочном бюро. Людям, столпившимся вокруг информационного окошка и пожелавшим узнать, где находятся японские сады, оставалось лишь гадать, насколько широкими полномочиями наделял мандат добровольца его обладателя. — Согласен, это похоже на убийство, — произнес Бребеф в телефонную трубку, кивая и расточая улыбки собравшимся перед его окошком туристам, которые внезапно стали проявлять несвойственную им осторожность. — Я даю вам необходимые полномочия считать это дело уголовным преступлением. — Собственно говоря, сэр, я надеялся, что расследование будет вести старший инспектор Гамаш. Он оказался прав, Маттью Крофт не убивал мисс Нил. — Неужели вы полагаете, что дело только в этом, инспектор? Арман Гамаш был отстранен вовсе не потому, что у нас возникли разногласия относительно того, кто сделал это, а потому, что отказался выполнить прямой приказ. И это по-прежнему так. Кроме того, если мне не изменяет память, если бы он был предоставлен самому себе, то наверняка арестовал бы четырнадцатилетнего мальчишку. Рядом с ним турист взял за руку своего сына-подростка, который был настолько шокирован происходящим, что позволил отцу задержать ее в своей руке на целую наносекунду. — Не совсем арестовать, если быть точным, — возразил Бювуар. — Похоже, вы несколько подрастерялись, инспектор. — Да, сэр. Старший инспектор знаком с этим делом и с этими людьми. Прошла уже неделя, и судебное разбирательство застопорилось из-за того, что мы вынуждены были трактовать происшествие как несчастный случай. Он самый подходящий человек для того, чтобы возглавить расследование. Вы знаете это, и я это знаю. — И он тоже знает об этом. — Должен с вами согласиться, сэр. Voyons[50], сэр, речь идет о наказании или о том, чтобы добиться наилучших результатов? — Хорошо. И передайте ему, что ему чертовски повезло, что у него есть такой адвокат, как вы. Хотел бы я то же самое сказать о себе. — Теперь можете, сэр. Повесив трубку, Бребеф решил обратить внимание на туристов, толпившихся перед его окошечком, и обнаружил, что остался один. — Благодарю вас, Жан Ги. — Гамаш принял из рук инспектора свое удостоверение личности, значок и оружие. Он задумался о том, почему ему было так больно расставаться с ними. Много лет назад, когда ему впервые в жизни вручили удостоверение и револьвер, у него было такое чувство, что его приняли в братство, что он добился успеха в глазах общества и, что более важно, в глазах своих родителей. А потом, когда он вынужден был отдать удостоверение и оружие, ему вдруг стало страшно. Его лишили не только оружия, его лишили доверия. Но чувство это вскоре прошло, став всего лишь отзвуком, напоминанием, призраком того неуверенного в себе молодого человека, каким он был когда-то. Направляясь домой после того, как его отстранили от ведения дела, Гамаш вспомнил разговор, который состоялся у него с одним приятелем много лет назад. Тот привел аналогию, утверждая, что жизнь — это обитание в длинном доме, своего рода могиле. Мы входим в него детьми с одной стороны, а потом, когда приходит время, выходим с другой стороны. А в промежутке между двумя этими точками мы передвигаемся по одной большой и длинной комнате. Все, кого мы встречаем на пути, все наши мысли и поступки живут здесь с нами. До тех пор, пока мы не сумеем примириться с наиболее противоречивыми событиями своего прошлого, они будут преследовать нас на всем пути через этот длинный дом. А иногда бывает так, что самые яркие и омерзительные воспоминания не забываются, управляя нашими поступками даже спустя многие годы. Гамаш не был уверен, что согласен с этой аналогией, до того самого момента, когда ему пришлось вложить свой револьвер в руку Жана Ги. В этот миг неуверенный молодой человек вновь возродился к жизни и прошептал: «Ты ничто без него. Что скажут люди?» То, что он сознавал всю неуместность такой реакции, отнюдь не способствовало изгнанию испуганного молодого человека из длинного дома Гамаша, это всего лишь напомнило ему, что он отстранен от дела. — Куда теперь? К дому Джейн Нил? Теперь, когда расследуемое ими дело обрело статус уголовного преступления, убийства, Бювуар, как и Гамаш, сгорал от нетерпения попасть внутрь. — Чуточку позже. Сначала надо заехать в одно место. — Oui, allo?[51] — раздался в трубке жизнерадостный голос, за которым последовал детский вопль. — Солонья? — спросила Клара. — Allo, allo! — надрывалась трубка.