– Полистал на досуге. Я ведь должен знать, кого впускаю к себе. Одной домушницы с меня хватит. А книга – это всегда автопортрет автора. Как бы он ни пытался его замаскировать. – И что же? Он вопросительно вскинул брови, а потом неспешно обвел шершавой подушечкой большого пальца контуры моего лица. – Ты очень красивая, Карина… – Шон, хватит увиливать! Ты прекрасно понял, что я имела в виду книгу. Что скажешь по ее поводу? – Слишком наивно и идеалистично, – вынес он свой вердикт, а я усмехнулась и покачала головой. Действительно. Могла бы и сама догадаться, что ничего другого и не стоило ждать от «главной крысы Пантеона». – Но идея хорошая, – неожиданно добавил он, глядя на меня с теплотой. Я просияла. – Спасибо. Мне она сложно далась. Хотя концепция выстроилась в голове мгновенно. – Лень? – Не совсем. Я писала на эмоциях, и после каждой главы мне нужен был перерыв, чтобы восстановиться. А в это время воображение рождало одну сцену за другой. Слишком быстро и слишком ярко. Как фильм. Даже лучше. Я не могла угнаться за фантазией. Как и передать то, что вижу со стопроцентной точностью. Это раздражало. В какой-то момент я даже хотела бросить, но стало жалко героев. Они оживали с каждой новой страницей. Сделала небольшую паузу, уносясь мыслями в прошлое… – Помнится, я тогда мечтала придумать устройство, которое бы мгновенно переносило образы из моей головы в компьютер, создавая фильм. Смешно, да? А теперь, оказавшись в Эдеме, я снова бьюсь за каждую формулировку и деталь, готовя очередной проект. Может, когда-нибудь соберусь и создам такой прототип, чтобы облегчить себе жизнь. Мало ли, вдруг еще и в кинорежиссера переквалифицируюсь, – усмехнулась я и поближе придвинулась к Шону. Он курил, задумчиво глядел куда-то в пустоту и, казалось, меня не слушал. – Наверное, я утомила тебя своей болтовней, – произнесла с улыбкой и уткнулась носом ему в грудь. Шон затушил сигару. – Уже поздно, Карина. Давай спать. Я заерзала, устраиваясь поудобнее, и свет погас. После покушения галлюцинации принялись меня одолевать с удвоенной силой. Я не говорила об этом Шону. Впрочем, как и о том, что не могла заставить себя отказаться полностью от мысли, что мне каким-то образом удалось побывать дома. Это было глупо, иррационально, но… надежда она такая. Я не хотела тревожить Шона своими измышлениями и переживаниями, он и без того за меня волновался и, наверное, догадывался, что презентация не прошла для моего организма бесследно. Поэтому был заботлив, внимателен и, будто чувствуя, что я в этом остро нуждаюсь, ненадолго приоткрыл для меня ворота в свой внутренний мир. Простые человеческие отношения – вот то единственное, что могло бы уравновесить нехватку дорогих близких людей. Я это знала. И Шон это знал. Он говорил, что поможет мне справиться со всеми трудностями, только нужно, чтобы я сделала шаг навстречу переменам и начала жить настоящим. Рассудком я понимала, что он был прав, хотя сердцу было боязно разрывать пускай и эфемерную, болезненную и изматывающую, но все же связь с домом. Однако я чувствовала, что если поддамся эмоциям, то настолько глубоко увязну в болоте апатии и тоски, что не сумею из него выбраться. Я не хотела становиться на путь саморазрушения, поэтому с благодарностью принимала помощь Шона и старалась отвлекаться. Остаток рабочей недели мы оставались по вечерам в пентхаусе, наслаждаясь обществом друг друга и временем, которое будто бы замедлялось в нашем уютном, теплом мирке. Забота, поддержка Шона, его слова и бережные прикосновения сильных любимых рук – все это словно целебный бальзам помогало восстанавливать душевное равновесие. А неожиданное приглашение господина Штольцберга провести в его загородном особняке уикенд я восприняла как подарок судьбы и поставила перед собой цель хорошенько отдохнуть, развеяться, чтобы окончательно взбодриться и вернуться в Пантеон полной сил и энтузиазма. Загородный особняк Верховного архонта располагался неподалеку от моря. Господин Феррен был в таком благостном настроении, что проложил в навигаторе своего карлета самый удобный маршрут и позволил мне собственноручно доставить его бесценную персону по указанному адресу. Так что когда господин Штольцберг встречал нас на подъездной дорожке шикарного белоснежного – кажется, у него на этом цвете был пунктик – особняка в виде буквы «Ш», окруженного поистине райским садом, я сияла, как свежеотпечатанный эфи. Кстати, алфавитные ассоциации были только у меня. Господину Феррену же мерещились зубцы дьявольских вил, что только подбросило дровишек в костер моего хорошего настроения. – Вижу, у тебя появился водитель, Шон, – весело произнес господин Штольцберг после приветствия. – Еще и такой очаровательный. – Почему бы и нет, Фредерик, – с постной физиономией отозвался мой кавалер, поправив на плече ручку черной дорожной сумки, в которой были сложены наши вещи. – Заметьте, ни одной царапинки. Ни на машине, ни на господине Феррене, – пошутила я, стараясь сгладить эффект от слов своего кавалера, который был мил и галантен, как всегда. – У вас очень красивый дом, господин Штольцберг. Я разок чуть не перевернула карлет, залюбовавшись видом. Мой собеседник добродушно расхохотался. – Надеюсь, при ближайшем рассмотрении моя скромная обитель вам еще больше понравится. С обратной стороны расположены бассейны с минеральной водой. Непременно искупайтесь в каждом из них. Поверьте, они волшебные, – заговорщически подмигнул господин Штольцберг. – А если захотите прогуляться, загляните в сад. Там растут арбоперсики – гибрид арбуза и инжирного персика. Моя гордость! Больше нигде в Эдеме вы не отведаете этот фрукт. Его материализовали как подарок на мой день рождения. Вкус у него божественный. Я посмотрела на господина Штольцберга, как зомби на мозг Эйнштейна. Что? Арбоперсики? Хочу! Хочу! Хочу! – Благодарю. Уже не терпится их попробовать, – улыбнулась я и, распрощавшись с радушным хозяином, который напоследок протянул нам бокалы с пуншем, мы вошли в дом. – Арбоперсики, подумать только, – мечтательно промурлыкала я, поднимаясь по лестнице. – Уверена, отдых у нас будет что надо. – Отдыхать будешь ты, а я приехал сюда работать, – мрачно заявил Шон и не удержался от колкого замечания: – А карлет ты перевернула специально. В отместку за пике на моей презентации. Вместо ответа я лучезарно улыбнулась, а Шон, покачав головой, хмыкнул. Внезапно заметила, что нам навстречу шла очень красивая брюнетка в купальнике, поверх которого был небрежно накинут прозрачный черный шифоновый халатик. Его подол, расшитый золотом, клубился, словно дымка, по полу, что наводило на мысли об эфириусе. Незнакомка остановилась. Демонстративно медленно приспустила черные очки в желтой оправе в форме солнечных лучей и претенциозно заговорила: – А, Шон… уже приехал. И кто это тут с тобой? – Она перевела взгляд на меня. – Надо же, наша новая восходящая звезда. Какая прелесть. Мне интересно, Шон, у тебя так развито чутье на дарования или это ты приносишь удачу своим подружкам? Как талисман. Если тебя хорошенько потереть… У меня округлились глаза. Лана Мартинез! Шон нахмурился, поднялся на ступеньку выше, а потом его взгляд оторвался от девичьего лица и он усмехнулся. – Сочувствую твоему горю, Лана, – участливо произнес мой кавалер, приподняв указательным пальцем металлический ободок у нее на шее. – Попрошу официанта принести тебе в комнату бутылочку шампанского. Лана вскинула подбородок повыше и глянула на собеседника с ненавистью. Но быстро снова приняла невозмутимый вид. – Не стоит, Шон. Ошейники, поводки – это, как ты знаешь, по моей части, – парировала она, кокетливо заскользив черными ноготками по его запястью к плечу. – А шампанское лучше прибереги для себя. На этом празднике жизни присутствует Йен Шульте. Согласился после того, как увидел список гостей. Разумеется, он не один. Со своей подружкой или кем-то вроде того. Но кого это когда останавливало? Кому, как не тебе, это знать, да, Шон? Губы госпожи Мартинез скривились в злорадной улыбке. Шон опустил руку. – Дорогуша, ты мне льстишь. – Разве? И все же не проще ли завести щенка? – продолжала она. – А то за более крупными питомцами глаз да глаз нужен. Проморгаешь, и один из них может внезапно сбежать… или выкосить половину Пантеона. Мало ли… – Лана невинно пожала плечами. Один из них… Ирена? Откуда она узнала? – Хотя тебя можно понять. Эта малышка такая очаровашка, – переключилась на меня госпожа Мартинез с издевательским сочувствием в голосе. Для пущего эффекта еще и губки слегка выпятила. – Светится так, будто радугу проглотила. Так бы и съела. Р-р-р… Она темпераментно клацнула зубами и одним молниеносным движением вытащила из волос заколку-кинжал. Чувственно облизала лезвие. В голубых глазах появился безумный блеск. Я сделала глоток пунша, а госпожа Мартинез расхохоталась. – Пойду-ка поздороваюсь с Йеном. Давненько его не видела. С этими словами она поправила очки и удалилась, небрежно поигрывая заколкой. – И что это сейчас было? – поинтересовалась я, подходя к нашей комнате. – Не обращай внимания, – отмахнулся Шон. – Лана не в духе. На нее надели сдерживающий ошейник, чтобы не дать ее теням разбежаться. – Жестоко… А на нас тогда почему ничего не надели? Мы ведь писатели. Или ошейников, подавляющих дар материализации, не существует? Шон повозился с замком и, отперев дверь, пропустил меня вперед в наше временное пристанище. Вошел следом, поставил на пол сумку, закрыл за собой дверь и только после этого ответил: – Они существуют, Карина. Но кроме нас с Ланой из писателей здесь должен быть только Торнтон. Но он слишком чопорный и рациональный, чтобы связываться с Верховным архонтом, – произнес Шон, вытаскивая из сумки горсть черных пластмассовых шариков. Один из них тут же незаметно прикрепил над дверью и прошествовал мимо меня к окну. – Ты безобидная. А я знаком с Фредериком Штольцбергом очень давно. И он прекрасно понимает, что у меня нет ни малейшего желания лезть в его дела. Быстрым и резким движением господин Феррен раздвинул синие бархатные шторы, впуская в комнату солнечный свет, и спрятал второй шарик под подоконником. – А вот патологическая тяга Ланы с ее вездесущими тенями к чужим секретам известна всему Либруму. Только дурак позволит ей переступить порог своего дома, не подстраховавшись. – Третий шарик нырнул под роскошную кровать с красивым резным изголовьем. – Понятно, – пробормотала я, с интересом наблюдая за его перемещениями. – А что это ты такое делаешь? Шон скинул туфли, залез на изящное голубое кресло и потянулся рукой к висевшему над ним морскому пейзажу в позолоченной раме. – Простая предосторожность. Защита от любопытных ушей. Не люблю сюрпризов. Я усмехнулась и прислонилась к стене, обтянутой шелком цвета слоновой кости, которая снизу была обита широкими деревянными панелями, но потом провела по ней пальцем и отстранилась. – А что Лана имела в виду, когда упомянула Йена Шульте? – Ерунда. – Шон спрыгнул с кресла и направился в душевую. – Палит из всех пушек, не зная, куда именно нужно целиться. Не бери в голову ее колкости. Уверяю, сегодня их будет немало, – добавил он, выглянув из-за двери. – Подумаешь! – Я беззаботно передернула плечами и, рухнув на кровать, промурлыкала: – Я планирую нежиться в минеральных водах и уплетать арбоперсики весь уикенд. И никакие комментарии госпожи Мартинез и даже ваши остроты, господин Феррен, не сумеют испортить мое прекрасное настроение. Шон ухмыльнулся и скрылся в ванной. А полчаса спустя мы, переодевшись, спустились на задний дворик. Скромненький такой. Размером с треть Пантеона. Перед нашими глазами предстал, словно прекрасный оазис, роскошный бассейн с бирюзовой водой, окаймленный цветущими кустарниками и пальмами, откуда доносились звонкие девичьи голоса. В тех местах, где он сужался, раскинулись аккуратные деревянные мостики, которые вели на лужайки для важных гостей. Красота! – Адское пекло, – произнес Шон, едва мы вышли на улицу.