Порошок я приготовила заранее, хотя голова у меня и не думала болеть. Я принесла порошок и выпила его в присутствии бандитов, заверив их, что через полчаса все пройдет. Через час наша дружная компания уже входила в игорный дом. Итак, установленный распорядок не был нарушен из-за меня. Более того, я была бодра и весела. Ничего удивительного, ведь за истекший час я успела провернуть очень важное дело. Моя неудачная попытка к бегству не вызвала никаких репрессий по отношению ко мне и не заставила моих хозяев повысить бдительность. Легкость и быстрота, с которой они поймали меня, как видно, еще больше уверили их в том, что мне отсюда не сбежать. Я по-прежнему могла свободно ходить, где мне вздумается, за мной никто не следил, от меня ничего не запирали. В том числе и кабинет шефа. Так что в кабинет я проникла без препятствий. У меня было две возможности – утащить этажерку с ключами к себе или разбить ее на месте, а этого бесшумно не сделаешь. Я выбрала третий путь. С четырнадцати лет я ношу на пальце кольцо с алмазами, которым уже не раз пользовалась для разрезания стекла: два алмаза в нем немного выпирали. Как-то с помощью своего кольца я даже сделала стеклянный макет люблинской электростанции. Правда, то стекло было толщиной всего в два миллиметра, а это, на этажерке, пожалуй, все шесть. Откатив этажерку в такое место, откуда мне было видно все помещение, я принялась за работу. Через четверть часа мне удалось изобразить на стекле длинный прямоугольник. Перечеркнув его для верности еще два раза поперек, я без труда выдавила стекло. С легким звоном оно упало внутрь. Вытащив все маленькие ключи, в том числе и ключи от «ягуара», я взяла их с собой, а остальные спрятала под подушку дивана в этой же комнате. В притоне я играла в этот вечер с переменным успехом. Часа через два я опять принялась хвататься за голову, делая вид, что иногда забываю о голове, увлеченная игрой, а иногда забываю об игре из-за головной боли. Надо было добиться того, чтобы мою головную боль они обязательно запомнили. Я выжидала более-менее заметного выигрыша, чтобы покинуть притон в соответствии со своими привычками, лишь в крайнем случае решив воспользоваться головной болью как причиной. Мне повезло, я два раза подряд выиграла на один и тот же номер. Выиграла не так уж много, но кучка жетонов передо мной издали выглядела вполне приличной. Я сгребла их, обменяла на деньги, подержалась за голову и вышла. Черные бандиты молча проводили меня до вертолета. Пилот послушно поднял вертолет, и через несколько минут мы уже были на террасе. Теперь мне предстояла чрезвычайно интенсивная деятельность. Раздвижные двери диспетчерской были подогнаны идеально, но я все-таки обнаружила узенькую, миллиметра в два, щель между дверью и стеной. Приготовленный раствор – цемент с песком – я затолкала в эту щель пилкой для ногтей, начиная с пола, до такой высоты, насколько могла достать. К утру раствор должен затвердеть, так что двери не раскроются, и понадобится какое-то время, чтобы выколупать цемент. Патлатый еще не вернулся. Об этом свидетельствовало и отсутствие третьего вертолета, и обычное в таких случаях ослабление дисциплины. Стража на террасе спала мертвым сном. Правда, один из часовых лег у самого выхода – видимо, из тех соображений, чтобы проснуться, если мне вздумается перелезать через него. Бесшумно вывела я машину из гаража. Теперь я уже не проверяла ее перед выездом – ехать было недалеко. До намеченного места я добралась так же бесшумно. На небе светили звезды и кусочек луны, и этого освещения оказалось совершенно достаточно, чтобы без приключений проехать такую короткую трассу, тем более что я ее предварительно хорошо изучила. Съезжая с шоссе к намеченной скале, я приоткрыла дверцу, чтобы успеть выскочить из машины, если бы «ягуару» пришла охота свалиться в пропасть. Не пришла, свалилось только немного камней. Спрятав машину, я пешком вернулась в резиденцию, прихватила вещи из-под пальмы и направилась к яхте. К этому времени я уже вполне сносно научилась передвигаться по скалам на четвереньках и могла бы с успехом выступать в цирке. Вода стояла высоко, борт яхты почти сравнялся с помостом. Каждую минуту мог начаться отлив. В соответствии с планом я насыпала немного камней в желоб, по которому двигались ворота, и аккуратно зацементировала их остатком раствора. Канат на корме я перерезала пружинным ножом, потом перерезала канат на носу и принялась тянуть за него. Боюсь, что я немного поторопилась и опередила отлив, так как яхта не могла двинуться с места. Эта темная громадина сидела в воде как прикованная и даже не пошевелилась. Я еще подумала, может, корабль стоит на якоре, и на всякий случай осмотрела то место, где, по моим предположениям, должен находиться якорь, но там ничего не висело. Я вернулась на причал, уперлась покрепче ногами, натянула канат изо всех сил, и яхта дрогнула! Дрогнула, пошевелилась и потихоньку сдвинулась с места. Когда полочка в скале закончилась и дальше я уже не могла идти, я притянула яхту к себе, уперлась в борт и попыталась оттолкнуть ее вправо. Сначала она поддавалась с трудом, потом все легче, так что я испугалась, что ноги мои останутся на берегу, а руки на яхте, длины тела не хватит, и я свалюсь в воду, а это совершенно не входило в мои планы. Тем временем нос яхты почти коснулся противоположного берега пролива, который был настолько узок, что яхта с трудом входила в него. Я быстро перелезла через борт яхты и помчалась на нос. Теперь я отталкивалась руками от берега, и возникла прямо противоположная опасность: ноги мои останутся на яхте, а руки на берегу. Опять нехорошо. Я вспотела, как мышь под метлой, и сопела, как паровоз, я совсем выбилась из сил, пытаясь сладить с этой махиной. Как не хватало мне второй меня! Теперь пролив сворачивал влево. Я металась по палубе то назад, то вперед, отталкиваясь от скалы в нужном месте. Никогда в жизни не работала я так тяжко и в таком темпе! И вот передо мной открылся выход в океан! Тут я отдала себе отчет, что без мотора дальше двигаться нельзя. Скала, от которой я отталкивалась, вот-вот кончится, и океанская волна втолкнет яхту обратно. Правда, отлив еще продолжается, но теперь опасно полагаться на него. Отлив меня потянет, а волна прибьет, и, того и гляди, яхта стукнется о скалы. Я бросилась в рулевую рубку. «Спокойней, спокойней, – уговаривала я себя, потому что у меня тряслись руки. – Спокойно подбирай ключ». Один за другим втыкала я все имеющиеся у меня ключи в то место, где, по моим представлениям включалось зажигание. Ведь должен же один из них подойти! Если нет – конец… Обратно мне эту махину не затащить, тем более теперь, во время отлива. Прилив заклинит яхту в проливе, меня обнаружат и отнимут последнюю надежду на спасение. Не бежать же мне в самом деле через горы! У меня еще оставалась добрая половина ключей, когда один из них легко вошел в скважину. На мгновение я замерла, а потом, затаив дыхание, повернула ключ вправо. И свершилось чудо! Пульт управления вспыхнул вдруг разноцветными огоньками, а все пространство вокруг меня и подо мной наполнилось тихим урчанием. Чудесные двигатели работали чуть слышно, их почти заглушал доносящийся из порта неясный шум. Скалы надежно прикрывали яхту, и бандиты наверху просто не имели права меня услышать. Я перекрестилась и взялась за рукоятку. Переводя ее вперед, я от страха закрыла глаза. А ну как взревет? Не взревело, только немного усилился шум мотора, и яхта двинулась вперед. Поспешно открыв глаза, я ухватилась за руль, совершенно не представляя, как следует обращаться с ним. Вспомнилось мне, как когда-то на Мазурских озерах я пыталась вести катер и какие загогулины выписывала при этом на воде. Тогда рядом со мной стояли рулевой и матрос. Оба чуть не лопнули со смеху. А сейчас я совсем одна… Теперь уже ничто на свете не заставит меня усомниться в правильности народной поговорки: дуракам везет! Моя яхта сама по себе встала носом точнехонько на выход из залива, так точно, что лучше и не надо. Мне ничего не пришлось крутить, я только держалась за штурвал и как баран уставилась вперед, туда, где под луной искрился и блестел океан. Я вышла из залива идеально, под небольшим углом к волне, как и положено. Пена хлестнула по носу, и это меня отрезвило. Что делать теперь: передвинуть дальше тот же рычаг или ввести в действие другой? Поскольку я любила симметрию, я и второй рычаг передвинула на один зубчик. Яхта перелезла через волну, взобралась на следующую, с которой свалилась вниз так, что пена залила стекло рубки. Я испугалась, вспомнила, что у берега волны всегда больше, и перевела оба рычага еще на один зубчик вперед. Моя величественная и несколько медлительная посудина сразу набрала прыти и рванулась вперед, с шумом разрезая воду. Гул мотора усилился, и звук стал выше. Я оглянулась: темная стена скал быстро удалялась, за кораблем тянулся поблескивающий серебром след. Нос яхты уже не сваливался с волн, просто не успевал, он разрезал их верхушки и скользил по ним. Безгранично счастливая, забыв обо всех опасностях, летела я вперед, наслаждаясь чувством свободы и целиком отдаваясь быстрому движению. Наконец я взглянула на небо. Южный Крест сверкал и переливался почти по курсу. Ничего хорошего, выходит, я плыву почти на юг. Звезды я любила с детства, знала их и умела по ним ориентироваться. Глядя теперь на Южный Крест, я стала поворачивать штурвал влево. Южный Крест сдвинулся и стал перемещаться назад. В тот момент, когда он оказался по правую сторону от меня, и штурвал я повернула слегка направо. Крест поместился позади меня, несколько наискосок, и замер. Я поздравила себя с мастерски проведенной операцией. Ободренная успехом, я бесстрашно перевела оба рычага на последний зубчик вперед. Тон и шум мотора опять изменились, теперь это был приглушенный рев. Яхта прыгнула вперед так, что меня прижало к спинке кресла, брызги воды летели вдоль борта, как искры от паровоза. Неужели это всего-навсего семьдесят километров в час? Корабль несся вперед как ракета, плеск и хлюпанье воды превратились в один сплошной шум, волны нам теперь были нипочем. Нос яхты задрался вверх, и «Морская звезда» мчалась по верхушкам волн, почти не касаясь их. Скорость, с которой я удалялась от места моего заключения, меня одновременно и радовала, и тревожила. Надо было как можно скорее взять правильный курс, а для начала обойти порт и находящиеся в непосредственной близости от него отдельные суда. Никто не должен меня заметить, иначе утром будут уже знать, где я нахожусь. Потом я пройду прямо на восток, а где-нибудь посередине океана поверну на север. Только вот как узнать, где у океана середина?.. Стараясь плыть так, чтобы Южный Крест все время находился по правому борту, я пыталась высчитать, сколько времени мне понадобится двигаться в принятом темпе, чтобы оставить за собой тысячи две километров. Скорость я определила на глазок – восемьдесят километров в час. Очень нелегко было с этим Крестом, он качался у меня как пьяный, и никак не хотел стоять на месте. Малейший поворот штурвала сразу отодвигал его то слишком далеко назад, то излишне продвигал вперед. Далеко слева виднелись огни порта и кораблей, передо мной же ничего не было видно, одна чернота, в которую я и мчалась. После продолжительного балансирования Южный Крест замер наконец неподвижно в нужном месте, а огни по левому борту переместились назад и постепенно исчезли. Я посмотрела на часы и постаралась запомнить время. Было три часа двадцать шесть минут… О том, что происходило в покинутой мной резиденции, я узнала значительно позже. Патлатый вернулся только к завтраку. Где-то около четверти двенадцатого, когда завтрак уже кончался, он поинтересовался, почему меня нет, и спросил у лупоглазого, где эта зараза, на что тот ответил, что, наверное, еще спит, так как вчера у нее болела голова. – И что? Она отправилась спать раньше обычного? – встревожился патлатый. – Да нет, проглотила какой-то порошок, сказала, что ей стало лучше, и весь вечер играла. – А ты ее видел? – Еще бы, собственными глазами. Она выиграла, сам видел, но хваталась за голову, видно, опять разболелась. – Только бы ее не хватила кондрашка. – На этом патлатый закончил разговор. Но, видимо, мое здоровье его все-таки беспокоило, через какое-то время он решил удостовериться, что я жива. Придя в мои покои, он обнаружил небрежно застланную постель, влажное полотенце в ванной и другие предметы туалета, свидетельствующие о том, что я только что вышла. Он отправился меня искать. У бассейна меня не было, под пальмой тоже, на террасе меня никто не видел. И вообще меня сегодня никто еще не видел. Патлатый встревожился и бросился вниз, в диспетчерскую. Его появление спугнуло трех бандитов из обслуживающего персонала, которые занимались у двери непонятными манипуляциями. – Что происходит? – сердито спросил он. – Что вы делаете? – При этом его голубенькие глазки превратились в две ледышки, а младенческое личико покрылось нехорошей бледностью. Персонал охватила паника. – Двери не открываются, – так должен был сказать один из них. – Что-то мешает. – Что мешает, тысяча чертей?! Что это значит – не открываются? Чем вы тут занимаетесь? – Выковыриваем, – дрожа всем телом, доложил начальству второй. – Похоже на цемент. – На что похоже?! – На цемент. Застыл в пазах и не пускает… На какое-то время патлатый тоже застыл. Все три сотрудника стояли ни живы ни мертвы – они знали первого заместителя шефа лучше, чем я. – Созвать людей! – завыл он. – Живей! Чтобы через десять минут двери были открыты. Сам же патлатый опять кинулся в мои апартаменты. Мешок с цементом был открыт, но никаких других признаков строительных работ он не обнаружил. Блеснула надежда, что, может быть, я спокойно занимаюсь где-нибудь на воздухе своей идиотской скульптурой, а двери диспетчерской зацементировала исключительно из вредности. Он спустился на лифте в гараж. «Ягуара» не было, И надежда улетучилась. Вне себя от ярости помчался он в кабинет шефа. Засветились все телевизионные экраны, зажглось световое табло, и все бандитское логово заполнил не очень громкий, но пронзительный звук сирены. Тревога! Услышав сигнал, все, кто был в резиденции, бросились со всех ног во двор. Троица, выковыривающая цемент, тоже было бросилась, потом вернулась, потом опять побежала – в общем, металась бессмысленно, не зная, что же ей в этой ситуации делать. Стража на пристани бросила свои моторки и тоже со всех ног поспешила наверх. Оба помощника патлатого – лупоглазый и маленький – столкнулись в дверях кабинета шефа. – Вот! – зловеще произнес патлатый, указывая на этажерку с выдавленным стеклом, пытаясь при этом смотреть одновременно на все телеэкраны. – Машины нет. Дверь в диспетчерскую блокирована. Немедленно поднять в воздух оба вертолета! Установить связь с Вальтером. Пусть летит по той же трассе, что и в прошлый раз, но начнет с Куритибы. Послать людей в город, пусть порасспрашивают. Осмотреть бассейн, вдруг утонула. Ну, пошевеливайтесь! Через минуту оба вертолета выплыли на голубой простор. В одном из них находился лупоглазый лично. В бинокль он рассматривал каждую складку на земной поверхности. Маленький бандит, сидя на карачках у бассейна, напряженно наблюдал за ныряющими. Патлатый рвал и метал у дверей диспетчерской, отчего у выковыривающего персонала еще сильнее дрожали руки. Черный бандит приволок огромных размеров топор, чтобы вышибить дверь, но в этот момент остатки цемента удалили и дверь открылась. Патлатый ворвался в диспетчерскую. Оба рычага указывали на то, что мост поднят, а шлагбаум опущен. Это его озадачило. Пока он стоял над пультом и пытался понять, что бы это значило, ворвался маленький с криком и сказал, что в бассейне я не обнаружена. Патлатый показал ему рычаги. – Смотри. Как это понимать? Маленький с ходу ответил, что я проехала, а потом привела рычаги в прежнее положение. – Проехала, а кто-то потом поднял мост и опустил шлагбаум?! А подать сюда кретина, что вчера дежурил в диспетчерской! То, что происходило дальше, не поддается описанию. Вчерашний дежурный, стоя на коленях, рыдая и бия себя в грудь, клялся всеми святыми, что ни на минуту не бросал свой пост, пока не кончилось его дежурство. Потом запер двери на ключ и удалился. Случилось это уже после того, как мы отбыли в игорный дом. Стражи с террасы не менее категорично заявляли, что видели своими глазами, как я вернулась на вертолете, вошла в дом и не выходила. Вертолеты сообщали по рации, что ничего не нашли. Толстяк сообщал то же с вертолета над Куритибой. Патлатый в ярости метался по резиденции и крушил все и всех, кто попадался под руку. К шести часам вечера у нескольких человек из высшего обслуживающего персонала были выбиты зубы и подбиты глаза. Низший обслуживающий персонал в полном составе схлопотал по морде. Потом созвали совещание. Вертолеты не спускались, держа под наблюдением главным образом дороги. – Нет, до города она не доехала, – решительно заявил маленький, подкрепляя себя стаканом крепкого напитка. – Наши люди сообщили, что они не спускали глаз с дороги. Там ни одна машина не проезжала. – Если она бежала ночью, то теперь наверняка валяется где-нибудь в ущелье, – со злостью заявил лупоглазый. Вертолеты получили указание спуститься ниже и обследовать все ущелья и овраги. – Пожара не было, значит, машина не сгорела, – рассуждал патлатый. – Препятствия на дороге были в нормальном положении – мост поднят, шлагбаум опущен! Если этот осел, дежурный, не врет, значит, проехать она не могла, машину же прихватила для отвода глаз, оставила в первом попавшемся подходящем месте, а сама бежала. – А как бежала? – воскликнули все трое. – Ушла в горы. Пешком, как последняя идиотка. Я сам видел, как она готовилась, канат припасла…