Тут Наталья дожевала последний кусочек и, допив чай, сказала: — Дима, спасибо, ты меня от голодной смерти спас! — и поставила кружку на стол. — Так, на чем остановились? А, да! Тогда же были разосланы ориентировки и фоторобот единственного человечка, который хоть как-то и мельком засветил свою внешность. Вот этот «фоторобот» ему и увиделся. — …И Капустин стал «пасти» нехорошую квартирку? — спросил Огурцов. — Именно! Вот утром он и засек этого мужика. Вернее, он не совсем был уверен, что это именно он, но, коль подозрения возникли, он решил проверить, поговорить с мальчишкой. Ну, и в разговоре он пацану-то и сказал, что ушедший от него мужчина похож на грабителя, и предложил мальчишке проехать в отделение. А тот выхватил пистолет… — Пистолет? — с удивлением спросил Огурцов. — У мальчишки? Но там же не было никакого пистолета. — Слушай дальше и не перебивай. Когда Капуста увидел оружие, то он, как честно и сказал, на пару секунд растерялся, а мальчишка, пользуясь этим, побежал туда же, в конец огорода. Майор, как положено, выхватил ствол, выстрелил вверх, а потом по ногам. Представьте его удивление, когда пацан упал как подкошенный. А Капустин-то, надо сказать, один из лучших стрелков в отделении. Прикинь его состояние! Да тут еще и народ набежал. — В общем, пистолет, «фоторобот» — это частности, как я понимаю, — задумчиво сказал Огурцов. — Главное — ограбления каким-то образом связаны с нашим районом и деревней, где Капустин — участковый. Кстати, а что с ним? Что начальство решило? — Пока отстранили от исполнения служебных обязанностей. Дома сидит, да еще и… — начала было Наталья Ивановна, но тут «спящий» Перцев откинул одеяло, сел и нахально сказал: — Ну, а кто из вас побежит за пузырем для уставшего доктора? — Слушай, Перчик, а может, хватит трепаться! Если есть что сказать — скажи! Или помолчи. Тот, услышав предложение, где значилось любимое слово Перчика — «скажи», проворно вскочил на ноги и, завернувшись в одеяло, принял позу Ленина на броневичке: — Та-а-и-щи! — заверещал он. — Посмотрите на этих сатрапов из современных карательных органов и их верного приспешника-трупореза, покрывающего их темные делишки. Эти нетоварищи переплюнули кровавых жандармов дореволюционных времен! — и картинно всхлипнул, якобы в расстроенных чувствах. — Перец, заткнись, а? И без тебя тошно! Если есть что сказать — скажи! Или помолчи. — Есть что сказать, ребятки, есть. Я даже специально проснулся и разыграл сценку про сатрапов. — Зачем? Ты не народный артист, и рукоплескать тебе не собираемся. Или дело говори, или заткнись. — Ладно, дело так дело. Придется мне вам напомнить некоторые прописные истины… — и умолк, увидев приподнявшегося со стула Огурцова. — Дело в том, что в школе Маслеево есть драмкружок. Доходит? Вижу, что нет. Тогда следите за моей мыслью, не лишенной гениального оттенка, кстати. Вот смотрите, последнее ограбление было совершено в городе почти три недели назад. Взяли не так много, но «операция» была проведена очень дерзко, очень точно — так сказал какой-то ваш полкан из города в интервью желтой газетенке «МК». А еще в той статье он высказал предположение о том, что это — не городские грабители, а хорошо организованная группа из жителей близлежащих городков. Там же говорилось, что группа использует профессиональный грим — сыщики на полу нашли что-то вроде отклеенного уса. А теперь вы понимаете мои слова о драмкружке в школе? И еще: там есть и профессиональная гримерная. А кроме того — есть капитан ВДВ, афганец, который тоже имеет какое-то отношение к театру и тренирует мальчишек, учит рукопашному бою и самозащите. Наталья, поначалу слушавшая Перцева с известной долей скепсиса, вдруг заинтересовалась и с азартом добавила: — Тот пистолет, что выхватил пацаненок, мы потом нашли. Он отлетел метров на пять и угодил в кучу картофельной ботвы. Так вот, он был не настоящий, а точной копией, внешне неотличимой от настоящего «ТТ». И этот псевдо-«ТТ» был похищен у охранника ювелирного магазина. — Во как? Не знал, не знал. Но это только на руку моей гипотезе. Не так ли? И это еще одно совпадение, — начал было Перцев, и в этот момент в сумочке следователя зазвенел мобильник. Примерно через «полчаса» поисков по многочисленным кармашкам дамской сумочки, сравнимой по объему с тюком грузового верблюда, телефон был извлечен. — Да, я… слушаю… так… так, отлично! — ответила с сияющим лицом следователь и, спрятав телефон, сказала: — Опера все-таки нашли то место, куда попала пуля… — Какая пуля? — тупо переспросил Перчик. — Да-а-а! — ехидно протянула Наталья. — Точно отлежал мозги! Повторяю для особо одаренных: наши опера нашли в стенке дома пулю, которой был убит мальчишка. Ее уже извлекли. И если они выпущены из одного ствола — на месте тех ограблений в городе было три выстрела, и две пули там тоже нашли, — то тогда это уже улика. — Улика? Да, улика. Но ее не посадишь. Это все косвенные данные. Если это ребятки из драмкружка, то они давно все убрали, и вы следов не найдете! — мрачно сказал Огурцов. — Ладно, я побежала. Спасибо, Дима, за хлеб-соль! — и, глянув на Перчика, хихикнула: — А ты, Толенька, пить кончай. А то любой человек по форме и цвету твоего носа сразу догадается о твоей фамилии. А вдруг ошибется и про другую часть тела подумает? — и убежала, весело похохатывая. — Все бабы — стервы! — злобно констатировал Перцев, ощупывая свой нос. — Вот так, помогаешь, помогаешь этим безмозглым следователям, а они раз — и… А я что, виноват, что мой нос такую форму имеет? После ухода следователя друзья помолчали, пока Перчик обувался, а потом Огурцов предложил: — Может, по чайку? — А может, по водочке? — с ответной инициативой выступила другая сторона, с надеждой поглядев на друга. — Не, Толян, не будет водки. Ты ж знаешь, что в морге не пьют… — Ну да? — ехидно переспросил Перцев. — Ну… Почти не пьют. По особым событиям разве что. Короче, сейчас подам чай — он уже закипает, — и обсудим твою версию. Услышав это, Перцев перестал развивать водочную идею, и даже его нос потихоньку принял естественный цвет. — Вообще-то ты подал неплохую мысль, вернее, версию. Вот слушай: помнишь, года три-четыре назад торговые ларьки той деревни повадились рэкетировать заезжие молодцы из города, дань трясти. — Да, да, — оживился Перец, — ведь деревня-то сама по себе немаленькая, да и на федеральной трассе стоит. — Вот-вот! И у населения денежки имелись. Так вот, приехали пару раз, объехали торговцев, мол, дань платить нам будете. Потом приехали в третий раз, за данью. Помнишь? — Ка-а-а-нешна… — дурачась, пропел Перцев. — Я ведь тогда гинекологом работал и поэтому, как врач хирургического профиля, принимал активное участие в… ликвидации следов антирэкетирской активности. Кстати, все пострадавшие дружно заявили, что сами упали и ударились, что их никто не бил. Потом через месячишко все снова повторилось — и снова им ввалили прилично. Правда, тогда это стало широко известно, но опять же — ни та, ни другая сторона никаких подробностей не сообщала, как менты ни бились. И до сих пор про то молчок. И организовал эту самозащиту Капитан — афганец, десантник. Он ребят учит до сих пор. — Дело-то хорошее, — сказал Огурцов, — теперь ребята всегда за себя постоять могут, а в наше время это ох как пригодится. — Вот и пригодилось. Тем более что у них есть еще и Артист! Да, подумал Огурцов, Артист — это личность. Бывший заслуженный артист Российской Федерации, играл в московских театрах, спился, выгнали, ушел из семьи и покатился по стране. Один раз сидел в колонии, что рядышком с их городком. — А помнишь, как он на гитаре играл? — словно бы подслушав огурцовские мысли, спросил Перцев. — Еще бы! — улыбнулся Огурцов. Артист был драматическим актером, но гитара! Гитара была его вторым «я». И вот когда он отбывал срок, то устраивал концерты на летней площадке — когда разрешали, конечно. Там в зоне была сделана для собраний «контингента» сценка, примыкающая к административному зданию. И вот, когда Артисту давали гитару, он садился посреди этой убогой сцены и играл. Играл на обычной акустической гитаре. Играл так, что персонал, густо облепивший открытые окна «Белого лебедя», в открытую плакал, особенно женщины. — Да, — откликаясь на свои мысли, сказал Огурцов, — это запомнится на всю жизнь. — Ну так вот, — нетерпеливо сказал Перчик, — ребята в деревне, что посещали его ШДК, тренированные, умеют перевоплощаться. Помнишь, как их Артист учил: мальчики играли девочек и наоборот. Никто не отличал. Даже голоса умели копировать. — То есть ты хочешь сказать… — Да! — ответил Перцев. — Сначала их рэкетировали, а теперь они организовали и для себя такой источник дохода. На какие, спрашивается, шиши Капитан купил «РАФ-4»? Старенький, правда, но еще вполне… Слушай, Димка, звони Неделихе, расскажи о наших догадках. — Да ну, — нерешительно сказал Огурцов, — они что, сами не могут этого понять? Это их работа… — Звони, звони! И Огурцов нехотя набрал номер Неделиной. Минуты две он слушал длинные гудки и уже собрался положить трубку, как Наталья ответила: — Что, Димок, случилось? Новое по трупу что-то? — Да нет, — довольно кисло ответил тот, — у нас с Перчиком возникли кое-какие мысли по поводу убийства… — …И не только по поводу убийства! — прокричал в трубку Перец. Огурцов переложил трубку к другому уху, пальцем ткнул в сторону дивана: «Место!» — после чего стал излагать Неделиной свои недавние умозаключения. Наталья слушала довольно долго, но потом перебила Огурцова: — Димочка, друг ты мой. Ты хороший патологоанатом… — Что??? — заорал в трубу Огурцов. — Я не аналогопанатом, я судмедэксперт! Суд-мед-экс-перт, понятно? — по слогам проревел он. — Да, понятно, Дима. Спасибо за ваши мысли, но извини, друг, нам все это известно. Занимайся судебной медициной, и там я твои умозаключения буду всегда слушать с большим интересом. Но сейчас ты — извини — пальцем в небо попал. В общем, еще раз спасибо и… до свидания! Огурцов осторожно положил трубку на рычаг, и некоторое время оба молчали. — Пошли, что ли? — спросил Перцев. — Уже половина шестого. Дмитрий Иванович вздрогнул, огляделся, — было видно, что мысли его витали где-то далеко-далеко и были они весьма не радужными: — Ты вроде что-то про водку говорил? * * * Артист неторопливо шел по улице деревни, в которой прожил полтора десятка последних лет, а посему с полным основанием считал ее своей. И, подумав об этом, грустно усмехнулся. Вот ведь гримасы и капризы судьбы… Он, столичный житель, актер от Бога, как говорили его учителя, проча ему блестящую актерскую судьбу, нашел свое счастье и полноценную жизнь в захолустной сибирской деревне, и эти годы он теперь считает лучшими в своей жизни. А если подумать отстраненно — это полный бред. Но как ни странно, этот бред подарил ему, кроме спокойствия, еще и настоящую любовь — неторопливую, спокойную, уверенную. А еще у него оставалась частичка любимого дела — школьный драматический кружок. Впрочем, подумав о школьном театре, он погрустнел и, остановившись на секунду, задумался. Затем, свернув в проулок, решительно направился к своему единственному другу — Капитану. Дверь в его избу, как всегда, была не заперта. Тот сидел за абсолютно пустым столом и, не двигаясь, смотрел в окно. Старик Артист молча обошел стол и также устроился на табуретку. Глянув на сумрачно-неподвижное лицо друга, спросил: — Ну, что надумал? Какие мысли? Капитан не шевельнулся и не ответил — будто спрашивали не его. Артист, давно привыкший к таким манерам друга, терпеливо ждал. Наконец Капитан поднял голову и, глядя в окно, произнес: — Осень… скоро задождит… занепогодит! Давай на рыбалку сегодня сходим с ночевкой! Карась сейчас брать должен. Да и народу на озере немного будет. — Во сколько идем? — спросил Артист…