Позвонить в полицию Торонто было не особо сложно, их телефон был нацарапан в уголке моего расписания. Мобильник гирей лежал в моей вспотевшей ладони. От правды меня отделял один звонок, но со вчерашнего вечера у меня не осталось уверенности в том, что я готова ее услышать. Я ничего не чувствовала, пока набирала цифры. Слушала гудки, первый, второй. Все еще можно было положить трубку. И просто жить дальше с иллюзией, что слова Сэма – не более чем ложь. В трубке щелкнуло, ответил приятный женский голос. – Полиция Торонто. Чем могу помочь? – Алло, – я торопливо откашлялась. – Я звоню по поводу одного дела, которое вы расследовали несколько лет назад. – О чем идет речь? Я закрыла глаза. – О смерти Остина Клэйберна. Он умер три года назад в феврале. У меня есть вопрос к следствию. – Как ваше имя? – Лоренс Кавэль. Я… я его сестра. – Понятно. Подождите, пожалуйста. – Я крепче вцепилась в телефон, на другом конце был слышен стук клавиатуры. – Дело было закрыто в том же году. К сожалению, я не могу дать вам информацию. Во всяком случае, не по телефону. – Но… – Я умолкла. – Если бы вы были членом семьи, тогда другое дело, но из материалов следует, что вы не были родственниками. Мне очень жаль, мисс Кавэль, у нас строгие правила защиты данных. Иначе любой человек мог бы получить доступ к деликатной информации и предать ее огласке. Мне нечего было возразить, ведь хотя она и была права, там была эта фраза. Не родственники… Вы не настоящие брат и сестра. Он только твой сводный брат, только, только, только… – Совсем нет никаких вариантов? – Если вы придете в сопровождении матери жертвы, мы побеседуем. Мое сердце остановилось. Я еще крепче зажмурилась. – Хорошо. Спасибо. – Сожалею, что не смогла вам помочь. – Не страшно. Извините за беспокойство. До свидания. Я швырнула телефон на письменный стол и прижала кулаки к глазам. Мать жертвы. Она и моя мать, черт бы их побрал. А он был мой брат. Он был всем. Во всяком случае, я так думала. Ничего Думаю, не надо объяснять, насколько странно себя чувствуешь, обсуждая с психотерапевтом чувство вины по поводу того, что, возможно, твой оргазм случился ровно в момент смерти старшего брата. И мне никогда не узнать больше, чем вот это возможно. Точный момент смерти установить не удалось. В полицейском протоколе зафиксировано только время отправки Остином текстовых сообщений и первый звонок в «Скорую». В 01.48. Звонок Сэма. В течение нескольких минут бездыханное тело Остина лежало где-то в снегу, пока его не обнаружили. Нет никакой проблемы с моими оргазмами, ведь даже если бы я лежала в своей комнате одна и мирно спала, Остин бы все равно умер. Весь ужас состоял в том, насколько естественным для меня было хорошо проводить время, пока самый главный человек в моей жизни умирал. В книгах и фильмах описывают, что люди нутром чувствуют плохое. Испытывают непонятную панику, бессмысленный страх, когда они теряют кого-то. Потребность не сидеть сложа руки, позвонить человеку. Сделать что-то, чтобы предотвратить ужасное. Я бы тоже хотела сказать, будто что-то там почувствовала. Внутреннее беспокойство, некую телепатическую связь с братом – но ничего такого не было. Были только Джек, я, облегчение, что мы помирились, и хороший секс. Как можно было иметь хороший секс, когда твой старший брат и лучший друг умирает? Как можно было ничего не почувствовать? И если Джека я каким-то непостижимым образом смогла простить, то упреки в собственный адрес остались навсегда. Я была сестрой Остина. Я была самым близким ему человеком, и я слишком была занята собой. Иногда я думаю, что самое страшное в том, что в момент его смерти никто о нем не думал. Никому на этой земле не пришло в голову поинтересоваться, что делает Остин, все остальное было важнее. Один взмах ресниц, и он умер. Я несколько лет провела у психотерапевта, чтобы все переварить, но сознание вины за что-то, чего я не почувствовала, не покидает меня. Ни иррационального замирания сердца, ни мрачного предчувствия, которое бы медленно подбиралось к горлу и о чем-то в конце концов просигнализировало. Ничего. Дрожь в теле и белый шум в голове. Джек, в порыве страсти выдохнувший мое имя, перед тем как мы оба кончили. Мое тело выделяло эндорфины, сердце подскакивало и падало, перепрыгивая несколько тактов, затем снова продолжало беспокойно пульсировать, в то время как сердце моего брата совершило последний удар. А я ничего не почувствовала. Наверное, это действительно так работает. Наверное, только у настоящих брата и сестры может быть такое. Глава 21 Идя по тротуару кампуса, я была готова к тому, что меня накроет в любой момент. С каждым шагом, сокращавшим расстояние до корпуса медицинского факультета, во мне росла паника. Было не так плохо, как перед первым занятием по анатомии. Было гораздо хуже. И дело не в том, что через каких-то полчаса начнется очередной семинар. Я не знала, разумно ли было выловить Сэма до его начала. В худшем случае мне после нашего выяснения отношений придется полтора часа провести с ним в анатомичке. После того как в пятницу вечером я без объяснений убежала, между нами установился режим радиомолчания. Я подумывала спросить у Кианы адрес Сэма и заявиться к нему, но не отважилась. Для начала необходимо было отвлечься, и послеобеденная смена в битком набитом ресторане подходила для этого как нельзя лучше. После семи часов беготни между кухней и столиками вечер накануне казался чем-то нереальным. Мне на руку было также и то обстоятельство, что, когда я пришла домой, Эммет уже ушел спать, и мне не пришлось отвечать на его расспросы. Мы увиделись только в воскресенье. Но говорили мы не обо мне, мы утешали Хоуп. Она вернулась из дома раньше, чем планировала, без кур, но с потребностью выговориться после стычки с родителями. Между ними в очередной раз произошла размолвка из-за ее учебы, и именно в начале семестра. Провести несколько часов в гостиной, слушая Хоуп, было для меня самое то, чтобы не копаться в себе. При этом я еще раз увидела, с каким рвением они оба – и Хоуп, и Эммет – отдавались своей учебе. Я же по-прежнему сомневалась в правильности своего выбора. Подошвы моих челси скрипели на кафельном полу подвала, в котором располагались кабинки для переодевания. Я попыталась идти на цыпочках, чтобы поменьше шуметь. Коридоры пустовали, камеры хранения – тоже. Возможно, мой расчет на то, что Сэм как тьютор придет пораньше, был неверным. Лампы на потолке горели, но, казалось, кроме меня здесь никого не было. И лишь обогнув последний ряд шкафчиков для хранения вещей, я увидела его. Стояла гробовая тишина. Навалившись плечом на шкаф, он смотрел в телефон. Лицо было застывшим, вся его поза говорила о крайней усталости. Должно быть, он только из клиники, все еще в голубой униформе. Его халат висел на дверце шкафа, не шее – черный стетоскоп. У меня екнуло сердце. Я сделала глубокий вдох и пошла к нему. Он дернул головой. Взгляд омрачился, но никаких других эмоций на его лице я не заметила. Он выглядел как после бессонной ночи. Белый как привидение, покрасневшие глаза. Мне было больно видеть его таким. Издерганным и измученным угрызениями совести. Понимание того, что ему плохо, не могло оставить меня безучастной. Но у меня имелись вопросы, ответы на которые знал только он. – Привет, – раздался мой голос в полупустом коридоре, совершенно бесцветный и чужой. Не то чтобы в автобусе по дороге сюда у меня не было времени подумать, какие слова я скажу. Но сейчас они показались мне смешными. Фальшивыми, неуместными. Я просто стояла и не могла отвести от него взгляд. – Семинар начнется только через полчаса, – сказал Сэм, и я оторопела. Это был тон преподавателя, гораздо более отстраненный, чем обычно. Он еще никогда не говорил со мной в таком тоне. Я ушла тогда после вечеринки. После того, как он доверился мне, что, вероятно, стоило ему изрядного мужества. Если все было правда, то я первая, кому он рассказал о той ночи. А я бросила его там. – Я просто подумала, что мы… – Я сделала шаг в его сторону, но остановилась, когда он снял свой халат со шкафа и закрыл дверцу. – Нет, – сказал он твердо, облачаясь в халат. Он избегал смотреть в мою сторону. – Тебе нужно идти. Воспользуйся перерывом, сделай что-нибудь хорошее. – Сэм, – попросила я, но он пресек меня. – То, что ты в пятницу просто ушла, было единственно верной реакцией. Мне никогда нельзя было тебе этого рассказывать, поэтому давай просто сделаем вид, что… – Не валяй дурака! – Я не понимала, на что вдруг взъелась, но его патетика меня взбесила. Он не имел права жалеть себя и потакать своему чувству вины. – То, что ты пережил, ужасно, мне очень жаль. Но тот факт, что ты не смог предотвратить… чью-то смерть, не делает тебя плохим человеком. Я почти поверила самой себе, так убедительно прозвучали мои слова. Но лишь почти, ведь в голове у меня была лишь одна мысль: Ты предаешь брата. В этот момент что-то во взгляде Сэма сломалось. Не говоря ни слова, он повернулся. Он с такой силой ударил кулаком о металлическую дверь, что загромыхало на весь подвал. Он помедлил несколько секунд, затем снова посмотрел на меня. Его глаза подозрительно заблестели. О господи, только не дай ему разреветься… – Я все сделал неправильно, – выдавил он. – Я выпил с Тедди, я вел себя как полный идиот, когда целовал тебя, совсем не подумав о том, как это на тебя подействует. Не подумал, что я не единственный, у кого есть причина не пить. Я тоже схватилась за шкафчики. Мне нужно было за что-то удержаться. – Ты действительно никому больше об этом не рассказывал? Он покачал головой. – Как? То есть… вообще никому? Даже Тедди или твоему?.. – Нет. – Он сильно сглотнул, не смотря в мою сторону. – Ни Тедди, ни Коулу. Ни… моим родителям, даже им. Они, конечно, задавали вопросы, когда я неожиданно вернулся в Ванкувер, хотя семестр только начался. Я сказал им только про Теа, я все свалил на наш разрыв. Мне было все равно, что они подумают, сказал, что я больше не могу, что отказался от своей мечты из-за девушки. Я устал до смерти, я даже плакать не мог. Они решили, что это несчастная любовь, гребаное разбитое сердце. Прикинь? В его словах было столько боли, что мне хотелось его обнять. И обнимать так долго, пока нам обоим не станет понятно, что все будет хорошо. – Почему?.. – начала я осторожно, но он перебил меня. – Почему я ничего не предпринял? Как я мог допустить такое? О, поверь мне, этот вопрос я задаю себе с тех пор каждый день. Как я мог допустить, чтобы он закинулся этой дрянью, будучи в стельку пьяным? И как я после этого мог оставить его одного?! Как я мог не подумать о последствиях? И как я сейчас могу на бесконечных семинарах учиться спасать жизни, заводить сердце, в то время как сам, когда это было важно, не сделал этого! – Насколько угрожающе спокойно звучал его голос вначале, настолько же сейчас он захлебывался словами.