– Александр Семенович, мне и моим людям необходимо ознакомиться с материалами, – произнес следователь, повернулся к Горюнову: – Олег, давай. – Вероятно, понадобится обращаться к старым делам, так что было бы уместно, если бы вы выделили нам человека для работы с архивами, – сказал Горюнов. Ковалев согнал с лица улыбку. – Олег Николаевич, вы меня простите, но вы вообще понимаете, что в области происходит? Липягин принял это как руководство к действию и посмотрел на Кесаева: – Тимур Русланович, у нас каждый человек на счету, а вы хотите, чтоб для вас кто-то по архивам бегал? – Эдик! – одернул подчиненного Ковалев, показывая, кто в доме хозяин. Кесаев тем не менее помощь Ковалева не принял и ответил Липягину сам: – Я, Эдуард Константинович, очень хорошо представляю, что происходит с нераскрытыми убийствами у вас в области. Если бы вы их раскрывали, нас бы здесь не было. В кабинете вновь повисла тишина. Первым ее нарушил Ковалев. – Не надо нервничать. Нам всем еще вместе работать, – сказал он и пристально посмотрел на следователя. – Завтра прямо с утра я попробую найти кого-то, кто поможет вам с архивами. А сегодня, может быть… в неформальной обстановке… в смысле за знакомство и совместный успех?.. – У нас с вами много проблем и большие задачи, вы это прекрасно знаете, – ответил Кесаев. – За совместный успех выпьем, когда он будет. Полковник развел руками: – Договорились. Сначала работа, потом все остальное. Он поднялся из-за стола, тем самым давая понять, что совещание закончено, и, складывая документы, сказал Кесаеву: – Вас разместят в «Московской». Гостиница, может, не самая лучшая, но главное – это здесь рядом. Так что ждем вас утром. Подчиненные Ковалева гуськом потянулись к дверям. Ковалев с радушием пожимал москвичам руки, прощаясь. Наконец двери закрылись, и Ковалев остался в кабинете один. Маска радушия тут же исчезла с его лица. Он хмуро посмотрел на дверь и прошипел тихо, с ненавистью: – Суки московские… * * * Кесаев вышел из здания УВД последним, оглядел свою группу и нахмурился. Здесь были все, кроме одного. – А Витвицкий где? – поинтересовался он у Горюнова. Тот огляделся на всякий случай, пожал плечами: – Да кто его знает, товарищ полковник… Отошел. Предположение майора не соответствовало действительности. Витвицкий не «отошел», он не дошел. Именно в этот момент капитан спускался по лестнице с чемоданом и портфелем в охапку. Следом старший лейтенант Овсянникова тащила его свертки с книгами. Они остановились в вестибюле у проходной. Витвицкий поставил чемодан и молча забрал у Овсянниковой свертки. Это вышло неловко, и Виталий Иннокентьевич смутился. – Спасибо вам, Ирина, – пробормотал он, избегая смотреть ей в глаза. – Не за что, – улыбнулась она. Снова повисла тишина, и пауза эта потянула за собой новую неловкость. – Виталий Иннокентьевич, вы на шутки не обижайтесь, – заговорила старший лейтенант, пытаясь разрядить атмосферу. – Это они не со зла, а от работы. Когда насмотришься всякого, душа черствеет. – Спасибо, – благодарно кивнул мужчина. – Я понимаю. Я привык… На самом деле я ведь не настоящий милиционер, я наукой занимаюсь… А так, чтобы как сегодня… Он запнулся. – А погоны капитанские у вас тоже ненастоящие? – не удержалась Овсянникова. Витвицкий снова отвел взгляд, покраснел, как школьник. – До завтра, Виталий, – улыбнулась Овсянникова. – Можно ведь без отчества? – Извините, но я бы предпочел с отчеством. Девушка перестала улыбаться и поджала губы. Ее редко вот так ставили на место. – Хорошо. До свидания, Виталий Иннокентьевич, – сухо сказала она и пошла обратно к лестнице. Витвицкий шагнул было следом, собираясь окликнуть, но запнулся о стоящий рядом чемодан, замешкался. Все вышло нелепо и неправильно. Не так он хотел расстаться сегодня с симпатичной старшим лейтенантом. С досадой путаясь в свертках, Витвицкий поднял злосчастный чемодан, развернулся и лицом к лицу столкнулся с Кесаевым. Полковник смотрел на Виталия Иннокентьевича с неприязнью. – Семеро одного не ждут, – сказал он таким тоном, что Витвицкого обдало холодом. Капитан виновато опустил взгляд. – И в другой раз, когда решите лезть с вопросами к старшим по званию, помните о субординации, товарищ капитан. – Извин… – промямлил Витвицкий. – То есть… так точно, товарищ полковник. Кесаев ничего не ответил, только тяжело вздохнул и направился к двери. Мысль о том, что он еще намучается с этим мальчишкой, не отпускала полковника. А Витвицкий семенил следом и думал совсем о другом… * * * В ресторане гостиницы «Московская» было тихо и немноголюдно. За высокими окнами, задернутыми пыльными шторами, уже стемнело. Большая часть столиков, накрытых накрахмаленными скатертями и украшенных крохотными вазочками, из которых торчали нелепые пластиковые цветы, пустовала. В дальнем углу обосновалась практически в полном составе группа Кесаева. Не было только начальства – самого полковника и его зама Горюнова. Мужчины ужинали, перекидываясь пустыми фразочками. Нельзя двадцать четыре часа в сутки говорить и думать о работе, поэтому за столом стоял веселый треп. И только Витвицкий сидел с отстраненным видом. Вроде бы и с коллегами, но при этом сам по себе. – А этот Ковалев вроде ничего мужик, – сказал Трешнев, помешивая сахар в чае. – Да ну, – отмахнулся Сеченов, – дипломатничал много. Показуха. – Думаешь? – Трешнев пригубил горячий чай. – А мне как раз простецким показался. – Если б не Русланыч со своей дисциплиной, сейчас бы коньячку вмазали, – встрял в разговор Шабурин, который, в отличие от Трешнева, явно не питал любви к горячему чаю. – Глядишь, и с местными бы быстрее сошлись. – А кто мешает? – оживился Сеченов. – Сойтись? – уточнил Трешнев. – Да не, – отмахнулся Сеченов, щелкнул по шее указательным пальцем, давая понять, что имел в виду коньяк, а не дружбу с местными, и вопросительно посмотрел на Трешнева. Тот кивнул. – Я сейчас, – подскочил из-за стола Сеченов и бодро пошел через зал. Трешнев и Шабурин переглянулись и не сговариваясь посмотрели на Витвицкого. Капитан молча заканчивал ужин, эстетски орудуя ножом и вилкой. – А вы, товарищ капитан, что про Ковалева скажете? – попытался разболтать молчаливого капитана Трешнев. – Вы не правы, – сдержанно произнес Витвицкий. – Ковалев совсем не прост. И никаких симпатий ни к нам, ни к Тимуру Руслановичу он не питает. И с местными, как вы выразились, сойтись… вряд ли получится. Мы им как кость в горле. – О как! – весело подмигнул Шабурин Трешневу. – Тяжело быть психологом, все вокруг уродами кажутся. Моральными, разумеется. – Я не сказал, что Ковалев урод, не передергивайте, пожалуйста. Я просто отметил, что он не прост и не питает к нам никаких симпатий. Шабурин и Трешнев снова переглянулись, едва сдерживая ухмылки. В этот момент вернулся Сеченов. Глаза его заговорщицки блестели, карман характерно оттопыривался. – Ну что? Айда в номер? – весело спросил он. – По коням, славяне! – подхватился Шабурин и поглядел на Витвицкого: – Капитан, ты с нами? – Благодарю. Я не пью, – отозвался Витвицкий. – Понимаю… – кивнул Сеченов и снова весело подмигнул остальным: – Великий пост.