– Подожди, – сказала Женевьева. Она выгнулась у корней сосны, упершись одной ногой в камни. Протянула ветку так далеко, как только могла. Он ухватился за нее. Закинув велосипед на спину, он потянул за ветку. Женевьева крепче уцепилась за сосну, сморщилась, прикусила язык, зажмурилась. Вскарабкавшись по склону, парень отпустил ветку. Он перехватил мимоходом руку Женевьевы, и они вместе оказались на тропе. – Спасибо, – сказал он. И отпустил ее руку, чтобы осмотреть велосипед. – Все в порядке? Он натянул на уши шапочку, подергал свой симпатично приплюснутый нос. У него были светлые глаза, но это трудно было заметить сразу, потому что брови нависали низко над ними. – Пять из пяти, – ответил он. И вскочил на велосипед. – Мы уже встречались? – спросила Женевьева. Вопрос вырвался быстрее мысли, лицо парня под красной шапочкой вдруг показалось ей знакомым. Он уже удалялся на велосипеде, который поскрипывал. Поскрипывал или… посмеивался? Женевьева крикнула вслед: – Я продаю мороженое на пляже! Она могла бы покраснеть задним числом, но он уже укатил. 3 Литература и лошади всех мастей Гортензия отодвинула стопку книг, приподняла вторую. Подумала: боже мой, как сузилась моя комната, сунула третью стопку в открытый чемодан на полу, черт, черт, черт, куда же я могла ее деть? Она столкнула ряд на полке, развернула четыре пары джинсов, как знать, могла заваляться и там. – Ты это ищешь? – спросила мама. Гортензия хмуро взглянула. И взяла книгу, которую мама ей показывала. – Ничего себе! Я уже не первый час везде ищу! – Это ты хватила. Ты в этой комнате всего девять минут. – А ты что, шпионишь за мной? Мама посмотрела на нее с укоризной. – Прости, – извинилась Гортензия. – Но откуда ты взяла эту книгу? – Мне захотелось ее перечитать. Помнишь, я читала ее тебе вечерами перед сном. Тебе было девять лет. – С половиной. Девять с половиной. За полгода до того, как ты умерла. Сегодня в кои-то веки Гортензия находила, что мама прилично одета. Летнее платье анисово-зеленого цвета, шляпка и кремовые мокасины. Люси Верделен наклонилась, чтобы рассмотреть содержимое чемодана. – А где крем для загара? И, боже мой… всего три пары трусиков! На три недели каникул? Пара на неделю? С каких это пор? А ну-ка, давай все пересмотрим! В глубине души Гортензия совсем не обиделась. Она забыла кучу вещей и сама это знала. Мама метнула на нее острый взгляд. – Это что-то новенькое. Ты полюбила путешествовать? – вдруг спросила она. – Тебя же надо было за волосы тащить на поезд! Она пальцем повернула голову дочери и поймала ее взгляд. – Не имеет ли, часом, это отношения к известному нам Танкреду? Гортензия мысленно восхитилась маминой проницательностью. – Ты хочешь в Париж, чтобы поговорить с Танкредом. Ладно. А ты хотя бы сказала об этом Шарли? Гортензия помотала головой. – Пусть она решит это сама, – заключила Люси. – Танкред любит Шарли, – объяснила Гортензия на выдохе. – Непременно надо ему сказать, что… – Что?.. – Что он не должен позволять ей жертвовать собой ради нас. Что, если они любят друг друга, наверняка найдется выход. Мама достала пару полосатых носков, встряхнула их и сложила с долгим ласковым вздохом. – Какая ты нелепая. Но я очень тебя люблю. Ты хотя бы знаешь его адрес? Гортензия выпрямилась. И улыбнулась чемодану, который продолжал весело наполняться сам собой. – У меня есть адрес его лаборатории, – сказала она с гордостью. Но мамы уже не было в комнате. Доказательство, не живое и не осязаемое, но все же доказательство, что Е = mc2. Гортензия давно привыкла. Она продолжала, одна и в тишине, укладывать чемодан. Вдруг она цокнула языком. – Мама! Моя книга! Люси появилась вновь на одну секунду, без единого слова, и протянула книгу, поджав губы. И снова Е = mc2! Гортензия крикнула «спасибо» и спрятала книгу среди своих вещей. Это был роман Роберта Льюиса Стивенсона «Несусветный багаж». * * * В ванной комнате в этот вечер Женевьева пробовала разные прически. Она поднимала волосы, опускала, сворачивала, взъерошивала, свивала и развивала, сплетала и расплетала, издевалась над ними как могла, скручивала и раскручивала, расчесывала сверху вниз и снизу вверх, так и этак, под Риту, под Милен, под Джоконду, Грету, Мики, Минни, Карлу, Летицию… В конце концов она расчесала их как обычно. И завязала в обычный конский хвост. Конский хвост мил и прост. Она вышла из ванной через час. Разумеется, за дверью кто-то из сестер и кто-то из кошек ждал, когда она ее освободит. В данном случае это были Энид и Ингрид. Которые, прежде чем вой ти, долго провожали ее взглядом. – Что со мной не так? – встревожилась Женевьева. – Ничего… Ты могла бы иногда носить что-нибудь другое, не конский хвостик? Для разнообразия? * * * Беотэги в раздельном купальнике открыла дверь Денизе и Беттине. Она расцеловалась, с каждой по два раза, это правило действовало с бронзового века коллежа еще на много лет. – Ты опаздываешь, – заметила Дениза. – Знаю! – буркнула Беотэги. – Это из-за Сюзи. Дал же бог такую сестру! – Не бог, а мама с папой. Я так думаю. Купальник у Беотэги был полосатый, мята и резеда, такой маленький, что казалось, будто он разлагается на ходу. – Ты хочешь сесть в поезд В ЭТОМ?