– Вот это как раз то, что мне нужно, – ухмыльнулся он, вырывая страницы. Быстро покончив с важным делом, Вилли с наслаждением вытер задницу героической фотографией фюрера. Натянув брюки, он спустился с трона и отдернул простыню, повешенную для того, чтобы обеспечить хоть какое-то уединение. О, плохие новости. К палаткам подкатил «Кюбельваген» с нетерпеливым лейтенантом из штаба 14-й дивизии. Молодой офицер остановился рядом с двумя «зелеными дьяволами», и те указали ему на Карла, также покинувшего уборную. – Здравия желаю, господин майор! – отчеканил лейтенант, отходя от машины, только что доставившей его. Он вскинул безо всякого энтузиазма руку в нацистском приветствии, которое походило на слабый взмах крылом у воробья, тщетно пытающегося отогнать хищника, на что Карл ответил своим обычным жестом пьяного клоуна, машущего приглянувшейся ему девице на галерке. Вот во что превратилось церемониальное «Хайль Гитлер!» в строевых армейских частях. – Значит, ты все-таки майор, – сказал Вилли. – Судя по всему, – усмехнулся Карл. – Да, лейтенант, чем могу вам помочь? – Господин майор, вас желает видеть генерал. Завтра ровно в два. – Скажите, – обратился к молодому офицеру Вилли, – у вас случайно не найдется нескольких экземпляров свежего номера «Сигнала»? Они нам нужны для вдохновения. Глава 31 Львов Автовокзал Наши дни У него разрывалась селезенка, болела голова, во рту пересохло, он задыхался. Такой оказалась цена поездки на автобусе на Украине. Допотопное транспортное средство, отыскав несколько ухабов, чтобы напоследок еще раз испытать свои рессоры, подкатило к… ну, слово «автовокзал» тут не совсем подходило. «Вокзал» означает порядок, дисциплину, систему. Здесь же процесс посадки и высадки пассажиров происходил в какой-то дарвиновской клоаке, где автобусы проталкивались, пропихивались и протискивались к зданию до тех пор, пока можно было хоть как-то двигаться вперед. Соответственно двор представлял собой беспорядочную толчею автобусов, застрявших под самыми разными углами – нечто безумное и противоестественное. Наверное, именно так должен был выглядеть автовокзал после конца цивилизации. Водитель упрямо пробирался вперед, непрерывно сигналя клаксоном и ругаясь, но в итоге был вынужден остановиться. Конец пути. Он заглушил двигатель – при этом с тяжким предсмертным вздохом отключился доходяга-кондиционер в салоне – и открыл двери, выпуская пассажиров в столпотворение. Вчера поздно вечером Свэггер оставил свою машину в рощице неподалеку от города, название которого он не смог ни запомнить, ни прочитать. В этой же самой рощице он оставался до тех пор, пока не рассвело, после чего пробрался в город, стараясь не привлекать к себе внимание джинсами и серой тенниской. Увидев на площади группу людей, дожидавшихся чего-то, Свэггер присоединился к ним. Подъехал автобус, он туда сел. Водитель потребовал плату за проезд, поскольку социализм давно кончился, и Боб, проклятый американец, протянул ему пачку гривен. Порывшись в ней, водитель забрал свой урожай. Свэггер ни за что на свете не смог бы сказать, то ли водитель обобрал его как липку, то ли предоставил ему щедрую скидку. После чего начались три часа мучительных истязаний. В конце концов, Свэггер с радостью обнаружил, что конечным местом назначения автобуса был Львов. Он вспомнил, как приятно провел вечер в старом городе несколько дней назад. План: снять номер в гостинице, расплатиться наличными, позвонить Рейли, договориться о встрече в Яремче, позвонить Стронскому, организовать быстрый отход, приехать в Яремчу и поскорее покинуть ее. Все выглядело достаточно просто. Свэггер подождал, пока рассеется очередь к двери, вышел из автобуса и с наслаждением вдохнул полной грудью воздух, пусть и насыщенный выхлопными газами. Вокруг царила толчея, сигналы клаксонов и крики; лихорадочное движение рывками, постоянная смена направлений, сплошная толпа, состоящая преимущественно из пожилых женщин. Необходимо было непрерывно пропихиваться и увертываться в лабиринте узких проходов между автобусами, запруженными пассажирами, стремящимися выбраться с площади, и при этом стараться не попасть под колеса подъезжающих и отъезжающих машин. Свэггер не торопился, не толкался, не кричал, рассуждая и следуя по пути наименьшего сопротивления, что одно направление движения ничуть не лучше остальных, и в этот момент в него выстрелили. Ему показалось, что в бок изо всех сил ударили раскаленной добела кочергой. Однако никакого звука не было, несмотря на то что Боб увидел, как прямо перед ним брызнули в стороны осколки, выбитые пулей, вонзившейся в борт автобуса. Свэггер мгновенно понял, что кто-то сзади выстрелил ему в спину из пистолета с глушителем и промахнулся, попав по касательной. Он метнулся вправо, затем влево, ускоряясь, потом резко свернул налево за следующий автобус, выбрал другой путь, снова метнулся влево, затем вправо, двигаясь слишком быстро, чтобы стрелок-одиночка успевал за ним. Свэггер постарался затеряться в хаосе лабиринта и запрудившей его толпы. Кто-то пытается его убить. Боб сообразил, что стрелявший запорол первый выстрел, поскольку стрелял с бедра. Предположительно он прятал пистолет под курткой и, увидев цель прямо перед собой, поторопился выстрелить. Свэггер понятия не имел, кто этот тип. Обернувшись, он обвел взглядом людей, сновавших туда и обратно, и среди них не было никого подозрительного – обыкновенные работяги-украинцы, неряшливые студенты с рюкзаками, несколько пережитков царского режима, а также возбужденные подростки, то и дело лезущие руками друг другу в штаны. Бок горел огнем, но кровотечение не было сильным, и, несмотря на боль, Боб понимал, что до тех пор, пока не образуется отек, рана не будет стеснять его движения. Не было ничего страшного в том, что его подстрелили; в прошлом такое уже случалось не раз. Свэггер повернул, затем снова повернул, стараясь оставаться в движении. Похоже, впереди толчея автовокзала начинала редеть, и у Боба мелькнула мысль, что он сможет поймать такси и уехать отсюда куда-нибудь подальше. Но затем до него дошло: «Мне нельзя бежать. Если я сбегу, он, кто бы это ни был, обязательно найдет меня, как уже нашел здесь, и тогда лучше подготовится к выстрелу, и со мной будет все кончено, а он скроется». Нужно найти этого типа и завалить его. Сознанием полностью завладел прежний Боб, возможно, настоящий Боб, возможно даже, единственный Боб. Свэггер почувствовал, как образы перед глазами стали четче и глубже, мышцы наполнились убийственной силой, воля сфокусировалась в одну– единственную точку. Бобу нравилось, когда весь окружающий мир исчезал, не оставалось больше ни цивилизации, ни всякой дребедени насчет званий и должностей, а также того, что от тебя ждут и как ты должен действовать. Остались только он сам, другой тип и еще джунгли, на этот раз состоящие из автобусов. И Боб не имел ничего против. Развернувшись, он направился обратно в толпу и начал более или менее беспорядочно перемещаться по проходам между автобусами. Внезапно один из них тронулся. Сердито просигналил клаксон. Мамаша с коляской крикнула что-то водителю, выругавшемуся в ответ. Свэггер решил, что он и без каких-либо усилий со стороны убийцы найдет смерть под колесами. Он двигался вперед, отчаянно высматривая во всех встречных характерные признаки: спрятанные руки, развернутая под углом поза, позволяющая скрыть пистолет от случайных свидетелей, не по погоде толстая куртка в этот жаркий день. К тому же все это следовало проделывать с хладнокровием буддийского монаха, поскольку если он будет пялиться слишком пристально, это вспугнет стрелка, и тот в следующий раз решит действовать издалека. «Ну же, урод, прояви себя! – думал Свэггер. – Ну же, возьмись за меня, и мы посмотрим, чего ты стоишь!» Он поймал себя на том, что его глаза расширились, дыхание участилось, мышцы напряглись до предела. Боб двигался, ступая на пальцы ног, так как это давало небольшое преимущество в случае первого быстрого шага. Его мозг полностью переключился в боевой режим – «зеленый сигнал», готовность запуска в любую секунду. В одну сторону, в другую, в одну, в другую. А что, если этот тип заглядывает под автобусы, высматривая ботинки «Нью бэленс», выдающие Боба с головой? А что, если он идет сзади и медленно сокращает расстояние? Свэггер резко обернулся, но никто его не преследовал, ни у кого не было бледного лица и стиснутых губ, красноречивых признаков охотника, идущего по следу. Он снова повернул, беспорядочно блуждая, дождался, когда рассеется небольшая толпа, прошел вперед и оказался между двумя автобусами. Впереди плелись три старушки, одна опиралась на палочку. Бабули были в платках, из-под которых выглядывали смуглые лица. Все трое были в черных крестьянских платьях с накинутыми на плечи платками, зажатыми в руках, и все трое… Свэггер ударил наотмашь ту, что посредине, раскрытой ладонью в нос, с наслаждением ощутив хруст ломающихся хрящей. Шок, разлившийся по руке до самого мозга, дал понять, что удар получился на славу. Замечательно. Бабуля отпрянула назад, и тотчас же появился пистолет, «Макаров» с шестью дюймами глушителя на дуле, но Свэггер обрушил левую руку на запястье, отбивая его в сторону, а правой нанес еще один удар раскрытой ладонью по носу, тотчас же залившемуся потоками крови. Боб услышал крики, вопли, увидел краем глаза разбегающихся врассыпную людей. Он ударил врага по ногам, и та рухнула на землю, но Свэггер, крепко схватив ее за правую руку, развернулся и шагнул вперед, яростно вонзив каблук ей в лицо и удерживая пистолет. Затем Боб вывернул руку и, найдя точку опоры в локте, выгнул ее в обратную сторону, почувствовав, как разряд высоковольтной боли устремился в упавшее тело. Выкрутив пистолет из обмякших пальцев, он ловко приставил дуло женщине к горлу, ощутив, что та признала свое поражение от прикосновения орудия смерти. Нажать на спусковой крючок казалось весьма соблазнительным вариантом. Звук будет не громче глухого хлопка закрывшейся двери холодильника, и лже-бабуля отправится к ангелам. Но Свэггер не поддался соблазну. Не нажал на спусковой крючок. Склонившись к противнику, он зловеще шепнул по– английски: – У тебя волосатые пальцы, ублюдок! После чего еще раз двинул локтем в окровавленное изувеченное лицо, с удовлетворением почувствовав, как ломаются зубы. Выпрямившись, Свэггер увидел, как с обеих сторон прохода на него в ужасе таращатся люди, а в одном из автобусов к окнам прильнули пассажиры. Снова нагнувшись, Боб резким движением разорвал верх платья и сорвал лифчик, набитый тряпками, открывая волосатую мужскую грудь, покрытую татуировками. Он повернул тело так, чтобы его увидели все зрители. Застонав от боли, лже-старуха схватилась здоровой рукой за вывернутый сустав. – Мафия, – выразительно произнес Свэггер. Он был уверен в том, что это слово одинаково прозвучит на любом языке. – А-а-а! – ответила ревом толпа. Швырнув изувеченного стрелка на землю, Свэггер повернулся, и люди расступились перед ним. Теперь они все поняли. Кто-то указал Свэггеру дорогу, и тот, свернув пару раз, увидел такси и направился к нему. Москва Изучение прошлого Крылова Не слишком респектабельное место – Ну хорошо, – сказал сотрудник СВР Михаил Лихов, – вам кое-что нужно. Замечательно, деньги у вас есть, много денег? Я не изменник, но за определенную сумму все возможно. Капитализм, сами понимаете. – Денег не будет, – сказал Уилл. – Но я не сомневаюсь в том, что вы дадите мне все, что нужно, в обмен на то, что я вам предложу. – Что вы хотите? Михаил залпом осушил еще одну рюмку водки. Неплохая штука. Ничего особенного, но, по крайней мере, из настоящей картошки, в отличие от этой новой мочи, которую сейчас гонят неизвестно из чего. – Одно досье. Настолько древнее, что его завели еще тогда, когда это ведомство называлось НКВД. Настолько древнее, что, на мой взгляд, оно больше не представляет никакой важности. Вот почему я совершаю страшную глупость, предлагая вам за него то, что у меня есть. Они сидели в похабном московском стриптиз-клубе под названием «Животное», настолько похабном, что женщина на сцене уже сняла с себя все, что было надето, и даже сверх того. Здесь было много женщин: они фланировали в поисках работы среди погруженных в полумрак закутков заведения под громкий монотонный ритм русского симфо-рока. Естественно, это было излюбленное место Лихова, и сюда приходило много ребят из СВР. Девочки знали их и любили за то, что они никогда не торговались. В прошлом Михаил уже помогал Уиллу доставать необходимый материал – как правило, за умеренную мзду. Он уверял, что делает это исключительно ради своих малышек, но, по крайней мере, трое из этих малышек, блондинка Ева, азиатка Юна с раскосыми глазами и чешка Магда, сегодня присутствовали здесь. – И что такого важного в этом досье? – Самое смешное в том, что я не знаю. Может быть, абсолютно ничего. Но я битых три дня рылся в архивах и ничего не нашел, как будто все было старательно стерто. И все же мне хочется надеяться на то, что этому человеку оказалось не под силу стереть коллективную память КГБ. – У этих ребят были твердые правила, – с уважением промолвил Михаил. Еще рюмка водки. Выразительный взгляд на Юну. Похоже, та была свободна. Михаил подмигнул ей. Юна подошла и села к нему на колени. Лизнув Михаилу ухо, она шепнула что-то такое, что показалось ему очень интересным, затем встала и неспешно удалилась, таща за собой шлейф выразительных взглядов и аромата дорогих духов. – Очаровательная девушка, – одобрительно заметил Уилл. – Я понимаю, почему она вам нравится. – Время от времени я делаю пожертвования в фонд ее университета, – небрежно заметил Михаил, находя собственную шутку бесподобной. Уилл не разделил его веселье, поскольку ради сегодняшнего развлечения ему пришлось ограбить счет, на котором хранились деньги на образование его собственной дочери, однако он притворился, что тоже смеется. – Вернемся к вашему досье – я знаю этого человека? – Сомнительно. – Если он большая шишка, он должен быть и в других архивах. – Понимаете, в том-то все и дело. Я так думаю, кто-то старательно все уничтожил. – В России сведения убирают направо и налево, – согласился Михаил. – Человек заработает немного денег, после чего хоронит себя и начинает новую жизнь. Такое происходит сплошь и рядом. Я мог бы рассказать вам много чего интересного. – Меня интересует судьба только одного человека, – остановил собеседника Уилл. – Так что же вы предлагаете взамен?