– Глотните, сударь. Знаю, как после кляпа во рту сухо, – скупо улыбнулся он, разглядывая неизвестного. Отдышавшись и проморгавшись, офицер жадно припал к фляге. Дав ему немного прийти в себя, Елисей ловко ощупал ему голову и, обнаружив серьезную гематому, настороженно спросил: – Вас не тошнит, сударь? Голова не кружится? – Нет, болит только, – смущенно улыбнулся офицер. – Ну, значит, не все так плохо, как показалось, – кивнул Елисей. – Позвольте представиться. Директор школы пластунов, есаул, князь Халзанов. С кем имею честь? – Князь, вы их всех… – офицер запнулся, разглядывая тела. – Конечно. Людоловов щадить нельзя. Одного пожалеешь, так он, паскуда, десяток наших османам продаст и еще столько же просто прирежет, – зло фыркнул Елисей. – Они сказали, что выкуп за меня взять хотят, – повернулся к нему офицер. – Так, может, стоило с ними просто договориться? – Вы в своем уме, сударь?! – не удержавшись, яростно зашипел Елисей. – Это с вас они выкуп могли потребовать. А девок наших, из простых, они для чего ловят? Цветов подарить? Знаете, сколько душ православных по гаремам да зинданам сгинуло из-за таких вот тварей? – Вы ведь местный, князь? – вдруг спросил офицер. – Местный. – Выходит, вы это все не понаслышке знаете? – Верно. – Тогда понятно, – задумчиво протянул офицер, поникнув головой. – Что вам понятно? – не понял Елисей. – И, к слову, по поводу выкупа. Вернетесь в штаб, поинтересуйтесь судьбой графа Самсонова. Его тоже вот так вот выкрали, а потом и деньги забрали, и самого не отпустили. С боем пришлось отбивать. Но вы, сударь, не представились. – Да, простите. Князь Петр Васильевич Мышкин, – отрекомендовался офицер, пытаясь подняться. «Твою мать! Прям как у классика. Такое же недоразумение», – ахнул Елисей про себя, жестом прося пострадавшего оставаться на месте. * * * – Понимаете, князь, все дело в том, что я просто никоим образом не способен переносить убийство человека. Слышите, никоим, – повторил князь Мышкин, пытаясь голосом прибавить весомости своим словам. После освобождения, дав ему немного прийти в себя, Елисей приказал начать движение в обратную сторону, попутно подыскивая подходящее место для ночлега. Ехать через лес ночью – коням ноги переломать. Да и бывший пленник, несмотря на все уверения, что с ним все в порядке, едва держался в седле. И вот теперь, плотно поужинав и неспешно попивая чай, князь разговорился, переживая свое неожиданное приключение. – Так зачем же вы тогда в армию пошли, Петр Васильевич? Раз уж так. Вопрос Елисей задал нейтральным тоном, прихлебывая напиток из глиняной кружки, но при этом ему хотелось от души рявкнуть: «Какого ты тогда хрена вообще тут делаешь? Из-за тебя, олух царя небесного, люди жизнями рискуют». – Несмотря на свои принципы, я еще и русский человек, князь. И раз родина вступила в войну, значит, мое место в армии. Я подал прошение на имя его величества, а он отправил меня сюда. Но я не ропщу. Императору виднее, где использовать человека. – Ну, при таких принципах вы вполне могли бы сделать что-то, не поступая на службу. К примеру, госпиталь на свои средства открыть или санитарный обоз собрать. – Да? Знаете, а я и не подумал, – растерянно пробормотал Мышкин. – Все только и говорили, что про войну и про сражения, вот я и поддался. А ведь вы правы, князь. Так бы я мог принести больше пользы. Но теперь поздно что-то менять. – А я думаю, для вас все только начинается, – пожал Елисей плечами, пряча усмешку в кружке. – Вот вернетесь, обратитесь к доктору, а он вашу голову осмотрит и примет решение, что к строевой службе вы более не годитесь. А значит, придется вам возвращаться обратно в столицу. И вот тут вы можете в полной мере воплотить свои идеи в жизнь. Уж поверьте, раненых и увечных с фронта едет много. – Но ведь я не ранен. Меня только прикладом ударили, – попытался возмутиться князь Мышкин. – Вот именно, а это считай контузия. Ну, вы же грамотный человек, Петр Васильевич. Посчитайте сами. Вес ружья, сила горца, прибавьте его вес и скорость движения лошади. Вот и будет вам результат. Голова-то небось болит еще? – Да, – осторожно кивнул князь, удивленно разглядывая собеседника. – Интересно, откуда у вас такие познания? – Опыт, – снова пожал Елисей плечами. – К тому же я еще и изобретатель. А изобретателю математика очень даже необходима. – Ну да, ну да, – снова закивал князь. – А скажите, Елисей Григорьевич, а как получилось, что вы не на фронте? – Когда война началась, мне еще годов подходящих не было. А потом я школу свою затеял. К тому же сирота я. А значит, в реестр казачий меня подать некому. Так и вышло, – вздохнул парень. – Простите, – испуганно повинился князь. – Бог простит, – отмахнулся Елисей. – Лучше скажите, зачем вы запретили солдатам ружья заряжать? – Так ведь опасно, – всплеснул князь руками. – А вдруг случайно выстрелит кто? – Вы меня удивляете, Петр Васильевич, – мотнул Елисей чубом. – Ну как солдат может выстрелить из ружья случайно? Для этого курок взвести надо. – Да? Простите, не подумал, – снова смутился князь. – Петр Васильевич, вы хоть раз в жизни до войны стреляли? – поинтересовался Елисей, предчувствуя очередной шок. – Нет. Я не люблю оружие. Любое, – заявил Мышкин, гордо выпрямляясь и расправляя тощие, узенькие плечи. «Ой, мама, роди меня обратно!» – взвыл про себя Елисей. – Вы можете сколь угодно не любить оружие, но будучи мужчиной, должны уметь им правильно пользоваться, – справившись с собой, спокойно поведал парень. – Иногда бывают моменты, когда без него решительно невозможно. Например, когда требуется постоять за собственную честь. Или вы считаете, что дуэль – это варварство, и дворянин, получив оскорбление, должен идти в суд? – Нет, так я не считаю, – помолчав, мрачно вздохнул Мышкин. – Но думаю, что двое взрослый умных людей всегда могут разрешить свои разногласия в разговоре. – Есть старая добрая поговорка. Слова недорого стоят. Цену имеют только поступки, – не удержался Елисей, перейдя на менторский тон. – Признаться, я и сам не большой любитель дуэлей, но считаю, что в некоторых случаях они просто необходимы. В противном случае некоторым словоблудам и фанфаронам отпора не дать. На мое счастье, связываться с человеком, который обучает пластунов, желающих не много. Иначе я бы уже собственное кладбище имел. Хотя, должен признать, что и дружбы мне это не принесло, – грустно усмехнулся парень. – Признаться, я и сам не очень дружен с местными офицерами, – понимающе кивнул князь. – Да и раньше меня просто терпели из-за древности рода. А вот друзей сердечных так и не появилось. А все из-за моих взглядов. – Ну, вам проще. Взгляды-то и сменить можно, – осторожно поддел его Елисей. – Да как же это, сударь?! – моментально вскинулся Мышкин. – Я хоть и не солдат, но мужчина и взглядов своих менять не намерен. – Жизнь, сударь, длинная. А с годами на многие вещи начинаешь смотреть совсем иначе, – философски протянул Елисей. – Сегодня вы уху уважаете, а года через три борща пожелаете. – Да при чем тут борщ? – возмутился князь. – Да угомонитесь вы, Петр Васильевич. Это же только аллегория, – тихо рассмеялся парень. – Картинка к тому, как взгляды меняются. – Выходит, я, по-вашему, должен бросить размышлять о благе народном и быть как все? – не сдавался князь. – О благе народном? – иронично переспросил парень. – А вот скажите, ваше сиятельство. А много ли толку тому же народу от размышлений ваших? Ежели я не ошибаюсь, его сиятельство граф Толстой сей темой был весьма озабочен. – Совершенно верно. И я считаю его одним из величайших мыслителей и народовольцев нашего времени, – с жаром отозвался князь. – Спорить не стану. Но раз уж пошел такой разговор, скажите мне, что он для мужиков своих крепостных сделал? Волю дал? А они знали, что с той волей делать? Скажете, что он сам вместе с ними землю пахал. А как тогда быть с известным докладом: ваше сиятельство, пахать подано? К тому, осмелюсь напомнить, что помянутый нами граф в военных действиях прямое участие принимал, и за мужество в боях отмечен командованием был. Да и по молодости, до измышлений своих, покуролесить успел немало. Как с этим быть? Или я ошибаюсь, и сие есть не смена взглядов? Пока Елисей высказывался, глаза князя Мышкина становились все больше, пока он не начал напоминать того ежика из анекдота. Дослушав парня до конца, князь удрученно тряхнул головой и, хлебнув остывшего чаю, растерянно проворчал: – Вот уж никак не ожидал встретить тут подобного собеседника. Признаться, вы меня крепко удивили, Елисей Григорьевич. Никак не ожидал от вас столь глубокого познания данной темы. Я так понимаю, вы только что привели мне пример смены взглядов? – Именно, – усмехнулся Елисей. – Красиво. Нет, честное слово, красиво, – одобрительно улыбнулся князь. – Но как теперь быть мне, исходя из вашего понимания момента? – Ну, на вашем месте я бы вернулся в столицу и действительно задумался о судьбах тех, кто был ранен в боях. При ваших взглядах это было бы вполне логично и правильно. А главное, это полностью укладывается в канву ваших взглядов. А значит, в этом случае вы сможете реализовать все свои идеи. – Но… но у меня нет идей, – чуть заикаясь, смущенно признался князь. – Однако, – протянул Елисей. – О чем же тогда, позвольте узнать, вы так старательно размышляете? – Признаться, меня весьма привлекает теория всеобщего равенства, – еще сильнее смутившись, тихо признался Мышкин. – Утопия, – жестко отрезал парень. – Господь создал всех людей разными, и потому равнять их ни у кого не получится. – Но почему? – Да потому, что один высок, а другой толст, один талантлив, другой круглый дурак. И какое тут может быть равенство? Один жилы рвет в поле от зари до зари, а у другого надел бурьяном зарос. И как быть? Отнять у того, кто работает, и лентяю отдать? – Ну, зачем же так сразу, – растерянно проворчал князь, сообразив, что снова попал впросак. – Ну, вы же за всеобщее равенство ратуете, – не унимался Елисей. – А какое может быть равенство, ежели один своим трудом создал дом, полную чашу, а у другого от его лени мышь с голоду повесилась? Сидевшие у костра парни зафыркали, словно кони, зажимая рты руками, чтобы не расхохотаться в полный голос. Елисей удивленно покосился в их сторону, не понимая, что вызвало такое веселье. Миша, заметив его взгляд, глазами указал парню на его собеседника, и Елисей невольно усмехнулся, сообразив, что именно сказал, и какую фамилию носит его собеседник. Сам же князь Мышкин не придал значения его оговорке, пребывая в глубоких размышлениях.