– Не могу знать, ваше высокоблагородие. Но с господином Тимофеевым я бы побеседовал, с вашего разрешения. – Не слишком ли вы, сударь, хвост задираете? – жестко осадил его полицмейстер. – Смотрите, а то исчезнете, как господин Нежинский. С этих ухарей станется. Им сам черт не указ. Одному только императору отчет дают. Сам с ним поговорю, – закончил он, тяжело вздохнув. По вздоху его было понятно, что беседы сей они иметь никак не желали. Отправив ротмистра заниматься своими делами, господин полицмейстер поднялся и, прихватив фуражку, спустился к выходу. Приказав подать коляску, он вышел на улицу и, усевшись в поданный выезд, приказал вознице везти себя в управу генерал-губернаторства. Господин Тимофеев оказался на месте и принял его незамедлительно. Внимательно выслушав все сказанное, полковник долго молчал, а после задумчиво проворчал: – Человек, способный на такое, в данный момент находится в Тифлисе. Это мне известно доподлинно. Иные же, кто сие деяние повторить может, без его приказа действовать не станут. Так что, похоже, вы ошиблись, ваше высокоблагородие. – Позвольте хотя бы узнать, кто сей таинственный господин? – иронично поинтересовался полицмейстер. – Князь Халзанов, директор и владелец школы пластунов. Ну, и его выученики, само собой. Да и зачем ему красть статского советника, скажите на милость? Осмелюсь напомнить, князь имеет привилегию входить на доклад к его сиятельству господину генерал-губернатору в любое время и без доклада. Что ему какой-то советник? – И то верно, – растерянно проворчал полицмейстер. – Тогда кто ж это мог сделать? – Вот уж чего не знаю, – обезоруживающе улыбнулся полковник. – Да и неинтересен нам был господин Нежинский. Без него забот хватало. Думаю, вам следует поискать что-нибудь в его личных делах. Долги карточные, женщины, ну, не мне вас учить. Лично я склоняюсь к долгам. – Отчего же, позвольте узнать? – моментально сделал стойку полицмейстер. – Обычная логика, как любит повторять один мой знакомый, – усмехнулся полковник. – Сами посудите. Выкрали его живьем. Крови-то на месте похищения не было? – Нет. – Вот видите. А кому такой человек может быть нужен живьем? Только тому, кто желает от него что-то получить. С мертвеца-то уже ничего не получишь, – развел полковник руками, и полицмейстер, чуть подумав, нехотя кивнул: – С подобным выводом спорить сложно. Пожалуй, и вправду прикажу своим людям в подноготной господина Нежинского порыться. Поднявшись, он вежливо попрощался и покинул кабинет полковника. Проводив его до двери, Тимофеев пожелал полицмейстеру удачи и, возвращаясь к столу, еле слышно проворчал: – Пожалуй, есть смысл и моим ребятам кое-что проверить. Уж больно знакомо сработано. Думаю, пора поинтересоваться делами князя Халзанова. Вызвав своего порученца, он быстро написал письмо и, запечатав его в конверт, приказал явившемуся унтер-офицеру отвезти его в крепость. Козырнув, тот сунул конверт в сумку и, развернувшись, вышел. Полковник же, отодвинув от себя бумаги, откинулся на спинку кресла и, задумчиво барабаня пальцами по подлокотнику, принялся размышлять. И главным вопросом, который его занимал, был, кто все это сделал и зачем? Но додумать свою мысль полковник не успел. Вошедший в кабинет секретарь доложил, что его просит принять княжич Георгадзе. – Да что ж сегодня за день такой? – удивленно хмыкнул полковник и велел просить. Вошедший в кабинет молодой человек вежливо поздоровался и, присев к столу, негромко произнес: – Елисей просил передать, что советник – его работа. – Что-о?! – пароходной сиреной взвыл полковник. – Но зачем? – Он один из тех, кто виновен в нападении на караван Елисея, гибели его жены и моего брата. – Что?! Нино убита? – от этой новости полковнику стало плохо. Зная таланты и умения Елисея, Тимофеев был предельно удивлен, что половина предгорий все еще не объята пламенем, а вторая половина не залита кровью. – Как это случилось? Когда? – спросил он, беря себя в руки. Внимательно выслушав рассказ княжича, полковник тяжело вздохнул и, покачав головой, мрачно спросил: – Почему он мне не сообщил? – Знал, что вы его удерживать станете. Он кровную месть объявил, – вздохнул в ответ княжич. – А Нежинский тут при чем? – продолжал недоумевать полковник. – Я же сказал, – пожал княжич плечами. – Так. Похоже, без самого Елисея тут не разобраться, – проворчал Тимофеев. – Где он теперь? – В одном доме на окраине. Там прежде малина бандитская была. Елисей сказал, что вы знаете про него. – О господи! Он что, опять всех бандитов вырезал? – снова взвыл полковник и в сердцах грохнул кулаком по столу. – Да сколько ж можно?! Говорил же ему, чтобы в этом городе не безобразил! – Нам было нужно место, куда полиция никогда не сунется. И он решил, что бандитское гнездо самое удобное место. Правда, пришлось еще десяток бандитов потом положить, но там он без меня справился. – Простите, молодой человек, а каким боком вы в этом деле? – опомнившись, поинтересовался полковник. – Нет, про вашего погибшего брата я помню, но зачем вы дальше-то вмешиваться стали? Неужто решили, что и к смерти вашего брата господин советник отношение имеет? – Отец сказал, что я у него многому научиться могу, – вздохнул княжич. – И как? Получается? – иронично поинтересовался полковник. – Сказать по чести, после всех этих дел вместе с ним я на многое стал по-другому смотреть, – помолчав, признался молодой человек. – Вы пешком или верхом приехали, князь? – сменил тему полковник. – Извозчика взял. Так Елисей велел. От дома отошел на два квартала и поехал. – Так и сделаем, – чуть подумав, кивнул Тимофеев. – Только возьмем мою коляску. А заодно и пару бойцов на всякий случай. Вызвав секретаря, он отдал нужные указания и, достав из ящика стола револьвер, ловко проверил его. – И все-таки, как он узнал, что Нежинский имеет отношение к гибели Нино? – спросил полковник, убирая револьвер в кобуру. – Он какие-то бумаги нашел. И одного родича купца Молхнадзе живым взял, – нехотя пояснил княжич. – Понятно, – помрачнев, протянул полковник. Вошедший секретарь доложил, что к выезду все готово, и полковник, поднявшись, решительно скомандовал: – Поехали. Спустя примерно сорок минут коляска подкатила к узкому переулку, и двое из четверых седоков сошли. Быстро осмотревшись, княжич свернул за угол и повел полковника в нужную сторону. Еще минут через десять они вошли во двор широкого, одноэтажного дома, и полковник, увидев сидящего на крыльце парня, мрачно поинтересовался: – Ну, и что ты за безобразие тут учинил? – Это не я, Александр Савич. Это враги наши обнаглели до такой степени, что имеют смелость близких наших губить, – устало улыбнулся Елисей, поднимаясь. – Пойдемте. Сейчас сами все услышите. Они прошли в дом, и полковник с удивлением понял, что его ведут не в горницу или еще какую комнату, а предлагают спуститься в подвал. Кряхтя, он спустился в подпол и, пройдя следом за парнем в потайную комнату, удивленно осмотрелся. У дальней стены, на вбитом в нее крюке висел привязанный за руки мужчина. Глядя в его разбитое, окровавленное лицо, полковник вдруг понял, что где-то его уже видел. – Знакомьтесь, Александр Савич. Статский советник третьего ранга, Нежинский, Карп Савельич. Он же предатель родины и враг государства Российского. Очень желает покинуть страну и провести остаток жизни где-нибудь в просвещенной Европе. – Ты уверен в том, что говоришь? – уточнил полковник с заметной растерянностью. – Для подобного обвинения серьезные доказательства требуются. – Извольте, – усмехнулся Елисей, указывая на стоящий у входа табурет, на котором стопками лежали какие-то бумаги. – Сии документы добыты мной в ходе преследования моих кровных врагов. Там все написано. И про господина Нежинского в том числе. А самое главное, там указано лицо, которое оказывало покровительство этому ничтожеству. – Теперь понятно, почему он еще жив, – мрачно кивнул полковник, мысленно уже начиная прорабатывать очередную операцию. – Это только кажется, Александр Савич. Он уже мертв, просто еще о том не ведает, – хищно усмехнулся парень, и висевший на крюке человек испуганно замычал, пытаясь вытолкнуть изо рта кляп. * * * Дворянское собрание гудело от неожиданных новостей. Очередная выходка контрразведки заставила все общество неожиданно ощутить свою уязвимость. Они, такие богатые, родовитые, властные, вдруг ощутили, как на их глотках сжимается безжалостная рука, даже не закона, а чего-то, что стоит выше него. Это было неожиданно. Неожиданно и страшно. Вошедший в зал генерал-губернатор обвел собравшихся долгим, мрачным взглядом и, вздохнув, негромко сказал: – Позор, господа. Всем нам позор. Покуда государство ведет тяжкую войну с извечным врагом своим, некоторые из вас осмеливаются связывать свои дела с иностранными лазутчиками. Сие есть несмываемый позор для всех нас, господа. – Разве это доказано? – не удержавшись, спросил кто-то из собравшихся. – Вы забываетесь! – вдруг загремел генерал-губернатор. – Осмелюсь напомнить вам, господа, что я никогда не давал разрешения на арест человека дворянского сословия без веских на то оснований. Или кто-то здесь сомневается в моей честности?! Или моя честь вызывает у кого-то какие-то сомнения? Не ожидавшие такой вспышки дворяне притихли, опасаясь привлечь к себе внимание генерал-губернатора. Всем собравшимся было хорошо известно, что в гневе он бывал крут. Обведя собрание гневным взором, генерал-губернатор тяжело поднялся из своего кресла и, обернувшись к стоявшему в стороне полковнику Тимофееву, приказал: – Господин полковник, можете начинать. Что вам делать, я подсказывать не стану. Сами все знаете. А меня от подобного зрелища увольте. Развернувшись, он направился к выходу из залы, ссутулившись, словно старик. Дождавшись, когда генерал-губернатор выйдет, полковник кивнул незаметному ротмистру у двери, и тот, распахнув другую дверь, жестом велел кому-то войти. Дальше всех собравшихся ожидала большая неожиданность. В зал начали входить казаки в сопровождении офицеров и, подходя к некоторым из собравшихся, объявлять им, что они арестованы. Из залы под конвоем были выведены семь человек. Остальные, растерянно глядя на полковника, судорожно пытались понять, что происходит и как это все может коснуться их самих. Полковник Тимофеев, взиравший на это действо с бесстрастием египетского сфинкса, дождался окончания арестов, после чего, выступив на середину, ровным, холодным тоном объявил: – Остальных, господа, я попрошу запомнить то, что здесь сейчас произошло, и как следует подумать, стоит ли доводить себя до подобного пассажа. И ежели кто из вас решит, что некоторые его делишки имеют под собой основания для ареста и придет ко мне, чистосердечно, словно на исповеди все рассказать, даю слово, этому человеку я постараюсь оказать всю посильную помощь. В противном случае, ежели мне станет о подобных делах известно раньше, снисхождения не ждите. Спешу вас уверить, господа, рано или поздно мы все равно все узнаем. Для того и служим. Честь имею, господа. Щелкнув каблуками, полковник отвесил короткий поклон и, развернувшись, вышел следом за своими подчиненными.