Йован никогда не спускался с горы, он понятия не имел, какой жизнью живут люди там, внизу. Да и мало кто из их деревни это знал. Дорога в гору была долгой и трудной. Если не знать, где и как пройти, запросто можно заблудиться или свалиться с обрыва в овраг. В лесу, который покрывал горы плотной стеной, жили дикие звери. Мать говорила, что если Йован вздумает отойти далеко от деревни, то они разорвут его на мелкие клочки. Подняться на Плаву планину, подобраться к деревне можно было только с одной стороны – и на въезде всегда дежурил кто-то из мужчин, охранял вход. Потому что, несмотря на невообразимые сложности и опасности, люди все же изредка сюда забредали. Это были оборванные и несчастные бродяги, беглые преступники – отверженные обществом, гонимые скитальцы. Им не позволяли остаться, даже близко не подпускали к добротным домам. Гнали прочь палками и ружьями, как волков, – и они уходили, скаля зубы и огрызаясь, как волки. Жители деревни проводили дни в трудах. Земля была щедрой, но требовала постоянной заботы. Если им нужно было что-то, чего они не могли произвести или вырастить сами, то Иеремия снаряжал в поход нескольких мужчин. Вернувшись, они целые дни проводили в молитвах – очищались от скверны. Все знали, что внизу плодится и процветает зло. А здесь, наверху, у них была своя вера, единственно правильная, потому что к Богу они были ближе всех и, значит, слышали Господа особенно хорошо. На горе всегда было тихо, и в хрустальной тишине звучал Его голос, который не заглушали адские звуки современного мира: ни отголоски конфликтов между странами и народами, ни нечестивые развлечения – песни, пляски. Иеремия учил, что их предок, тоже Иеремия, тот, кто первым привел с собой людей на гору, был Божьим человеком, пророком. Мог бы прийти сюда и один, но не стал, потому что, как сказано у святой Терезы Авильской, «Кто делает упорные усилия, чтобы взойти на вершину совершенства, тот никогда не восходит на нее один, но всегда ведет за собою, как доблестный вождь, бесчисленное воинство». Пророк Иеремия был великим человеком, а значит, все они тоже необычные люди. Светлые и чистые, потому что он возвел их на сияющую вершину. Так что с другими им якшаться грех, поэтому мужчины никогда не брали жен со стороны. Однако бывали среди жителей Плавы планины и отступники, о которых Иеремия говорил во время каждой проповеди, рассказывая, какие это были дурные и нечестивые люди, призывая на их пропащие грешные головы всевозможные кары. Одного из таких отступников Йован хорошо знал. Это был его двоюродный дядя – молодой красивый парень по имени Милош. Как-то раз он отправился вместе с другими за товаром в крошечный городок, что лежал внизу, у большой реки, которая несла свои воды по равнине, и влюбился в местную девушку. Вернувшись, он сообщил, что намерен жениться на ней, хотя ему прочили в жены дочь Стефана. Поначалу Милош просил Иеремию принять его с молодой женой, позволить им жить на горе, а когда старец отказал, отрекся от семьи и ушел из деревни. Йовану было жаль, что он ушел. Милош был добрый и веселый, он никогда не кричал на мальчика, не отпускал злых шуток. Наоборот, учил его рисовать углем, говорил, что он на редкость сообразительный малый. – Придет время, и ты тоже спустишься вниз, – сказал Милош Йовану, когда они виделись в последний раз. – Тебе тут не место. Мальчик до крови прикусил губу и ничего не ответил, боясь расплакаться. Он и подумать не мог о том, чтобы покинуть гору. Все знают, что внизу доброго человека не может ждать ничего хорошего. Милоша, который шел на неминуемую встречу со злом и грехом, было жаль. Ведь если здесь, на Плаве планине, всем жилось хорошо, как говорили Иеремия, отец и мать, то даже представить себе страшно, каково это – когда живется плохо. Самыми лучшими были дни, когда Йована не замечали. Но чаще он умудрялся навлечь на свою несчастную голову гнев отца, презрение сестер или осуждение матери. Близкие были щедры на тычки и затрещины, но роптать не следовало, говорил отец: подобные родственные наставления только очищают дух и укрепляют веру. В день, когда все началось, Йован вновь оступился. Ветки, кора и мелкие палочки, которые он насобирал для розжига, оказались сырыми. Огонь не желал разгораться в очаге, мать и сестры не смогли вовремя приготовить обед, и отец с братом вынуждены были ждать, когда на столе появится еда. Конечно, это было недопустимо, и Йован понес заслуженное наказание. Его лишили обеда, выпороли и заперли в сарае. Именно поэтому мальчика не было на деревенской площади – круглой площадке перед молельным домом, когда там собрались все остальные жители Плавы планины. Тем вечером должен был состояться большой праздник в честь Дня Поселения – того самого священного дня, когда пророк Иеремия и последователи его учения взошли на гору, чтобы остаться здесь. В День Поселения все собирались вместе, чтобы восславить Господа и пророка Иеремию, который даровал им светлую жизнь и научил праведному труду. Громко молились все вместе, большие и маленькие, встав в круг и взявшись за руки. Жгли большой костер, жарили поросят и пили легкое домашнее вино, от которого на душе становилось легко и весело. Также в этот день родители часто договаривались о заключении брака между сыновьями и дочерями, поэтому девушки старались выглядеть особенно привлекательными. Никто, даже тяжелобольные, не оставался дома в такой долгожданный радостный день, и Йован никак не ожидал, что отец и мать поступят с ним так сурово. Мальчик долго плакал, скорчившись на земляном полу. Нельзя сказать, чтобы ему очень уж хотелось пойти вместе со всеми, хотя это и было одно из немногих развлечений в его жизни. Обидно было потому, что одна из сестер, Катарина, тоже была виновата: уронила миску с начинкой для пирога – гибаницы, и пришлось делать все заново. Но ей никто и слова не сказал, так что Катарина нарядилась в свое лучшее платье и отправилась на праздник. К тому же Йовану хотелось есть, спина горела от боли, а в соседнем сарае хрюкали свиньи. Йован не любил свиней и боялся их: брат, ради забавы, рассказал ему, что свиньи запросто могут сожрать человека, особенно ребенка. Так что если они будут голодны, а Йован окажется поблизости, то они его точно съедят. К тому же ему от свиней не сбежать, с его-то ногами. Старший брат веселился и хохотал, увидев испуг на лице братишки. Хотя Йован понимал, что свиньи заперты и он никак не может оказаться возле них, все равно при мысли о том, что они могут с ним сделать, все нутро сжималось в комок. Когда слез уже не осталось, измученный мальчик заснул. Спал крепко, потому и не слышал, как все вернулись с праздника. Выпустить его из сарая забыли, потрясенные тем, что случилось на площади, поэтому о том, что произошло, Йован узнал только на следующее утро, да и то – о многом пришлось лишь догадываться, ведь никто ничего ему не рассказывал… В разгар праздника, когда все уже помолились и принялись за еду, всюду царило подогретое вином оживление, на краю площади вдруг показались те люди. На охранном посту по случаю праздника никого не было. Очередной стражник, конечно, должен был находиться у входа в деревню, на случай вторжения незваных гостей, но отошел на минутку да так и остался праздновать вместе со всеми. Вот они и прошли, никем не замеченные. Близко к празднующим не подходили, стояли в отдалении. Было их пятеро: двое мужчин, один – совсем глубокий старец, две женщины – молодая и постарше, с бугристым, уродливым лицом, и девочка-подросток. Все были плотно укутаны в странные долгополые одежды, на плечах несли котомки, в руках держали палки. Лицо высокого мужчины было закрыто платком, он вез какой-то скарб на тележке. Девочка бережно поддерживала под локоть старика, у которого недоставало пальцев на руках. На площади воцарилась тишина. Смолкли разговоры, угас смех. Изумленные жители деревни жадно разглядывали выходцев из нижнего, темного мира. Никогда прежде никто из них, кроме мужчин, которым доводилось спускаться с горы, не видел столько чужаков одновременно. Одна из женщин – черноволосая, высокая и красивая, даже несмотря на убогое одеяние, обратилась к жителям деревни: – Добрые люди! Простите, что вторглись к вам и помешали вашему празднику. Мы никому не хотим мешать – лишь просим о милосердии. Мы взываем к вам, потому что больны и слабы. Дальше женщина поведала, что она и ее близкие шли на другую сторону Плавы планины, чтобы поселиться возле горного озера Миран, вода в котором славится целебной силой. Они несли с собой семена, хотели обрабатывать землю, сеять хлеб и овощи, удить рыбу, собирать ягоды и фрукты, которых было много в этом благодатном краю. Однако сбились с пути, потеряли дорогу, забираясь все выше и выше. – Мы голодны, еда давно закончилась, а взять ее негде, – говорила женщина низким певучим голосом. – Позвольте нам остаться на одну ночь, разбить лагерь на поляне за деревней. Путники просили немногого: разрешения переночевать, еды, воды и совета, как попасть к озеру Миран. – Утром мы уйдем, и вы больше о нас не услышите, – закончила женщина. – Что за тяжкая болезнь вас гложет? – спросил Иеремия. Женщина поколебалась, словно не зная, говорить ли правду. Старик тронул ее за рукав и сказал что-то вполголоса. Пожилая женщина закрыла глаза и склонила голову. Мужчина что-то пробормотал, неотрывно глядя на нее. Черноволосая поглядела на них и легонько качнула головой, словно призывая успокоиться. – У нас лепра, – громко и отчетливо проговорила она. Тишина, царившая на площади, стала еще глубже и плотней. Казалось, ее можно трогать руками и нарезать на куски – такой она была ощутимой. – Лепра? – свистящим шепотом переспросил Иеремия. – Вам не о чем беспокоиться! – торопливо заговорила женщина, которая, очевидно, была в этой маленькой компании за главную. – Никто из вас не пострадает. Мы не подходим к вам близко, не прикасаемся, не просим дать нам посуду или одежду. Еду для нас вы можете просто оставить под деревом, не передавая из рук в руки… Она собиралась сказать еще что-то, но Иеремия не позволил. – Еду? Для вас?! – Он задохнулся от негодования. – Убирайтесь отсюда! Прочь! Сейчас же! – Я медсестра! – Женщина не оставляла попытки переубедить Иеремию и успокоить остальных жителей Плавы планины, которые, словно волна во время отлива, отхлынули еще дальше от кучки больных. – Знаю, о чем говорю! У большинства людей есть естественная защита от этой болезни, заболевают очень немногие, и только при близком общении. А вам ничего не грозит, мы ведь не подходим к вам даже на десять метров! – Никто тут не станет привечать вас! Прочь! Пошли прочь! – закричал Иеремия. – Или я прикажу людям прогнать вас палками! Старик, на руках которого не хватало нескольких пальцев, снова забормотал, нетерпеливо дергая женщину за платье. Второй мужчина сказал ей что-то, но она не желала слушать и все продолжала взывать к разумности и добросердечию. Жители Плавы планины, сомкнув ряды возле Иеремии, тоже больше не молчали. Слышались возмущенные мужские голоса, женщины роптали, прижимали к себе детей. Все они поддерживали Иеремию, страх перед ужасной болезнью был сильнее жалости и сострадания. – Зачем ты говоришь с ними, Иеремия? – Проказа! Они прокаженные! – Гнать нечестивцев прочь! – Вдруг они наведут порчу на наши дома и наших детей? – Неужели ни у кого из вас нет сердца? – Женщина вытянула руки в сторону Иеремии и жителей деревни. – Я слышала, что на горе живут люди, которые считают себя чуть ли не святыми. Но разве Господь учил нас этому? Велел возвышаться, отдаляться от братьев и сестер? Господь наш милостив и… – Не смей говорить нам, как слушать и понимать Слово Божье! – загремел Иеремия. – Здесь все просветлены и чисты помыслами, в отличие от вас! Лепра – это кара Божья, болезнь не телесная, но душевная! Причиной ей – поганый лживый язык и пожелание зла другим. Господь наказал вас, люди прогнали от себя, и каждый, кто смотрит на вас, знает, что перед ним нечестивый грешник. Единственное средство излечиться от этого позорного недуга – искреннее раскаяние. Поэтому уходите отсюда, не тревожьте добрых людей и покайтесь во грехе! Старик и девочка прижались друг к другу. Мужчина низко склонил голову. Пожилая женщина, скрестив на груди руки, пылающим взором смотрела то на жителей деревни, то на свою молодую подругу. Черноволосая красавица, на внешности которой болезнь не успела оставить следов, тяжело дышала, вытянувшись в струнку и глядя на своих обидчиков. В больших глазах ее блестели жгучие слезы. – Если вы такие святые, светлые и непорочные, как думаете, то чего вам тогда нас бояться? Наша хворь не пристанет к вам, раз вы безгрешны! – Внезапно она шагнула вперед. – Ну, смелее! Пусть кто-нибудь возьмет меня за руку! Проверим, настолько ли вы чисты и праведны, как говорите! Люди в толпе ахнули и попятились. Кто-то из детей заплакал. И только Иеремия остался стоять на месте. Женщина между тем не собиралась останавливаться. Сделала еще один шаг вперед – теперь она шла прямо к Иеремии. – Остановись, негодная! Не смей ступать на нашу землю! – Почему твои люди так боятся меня? Иеремия непроизвольно сжал ладони в кулаки. – Остановись! Предупреждаю тебя! Ты пожалеешь! – крикнул он, и голос его задрожал. Женщина услышала это и издевательски засмеялась: – Ты трясешься, как трусливый заяц! Испугался слабой женщины? Какой пример ты подаешь своим людям? Иеремия покраснел от гнева: эта отверженная, пария заставила его потерять лицо, выставить себя на посмешище на глазах у всех деревни! – Замолчи! Убирайся! Или я велю пристрелить тебя, как паршивую собаку! – Пристрелить? Разве праведникам и святошам такое прощается? Убить невинного человека, к тому же больного? Неужели вы хотите гореть в аду? Мы-то знаем, что ад действительно существует – мы в нем живем! Она шла и шла, расстояние между нею и Иеремией стремительно сокращалось. Толпа волновалась, как темное штормовое море. – В последний раз говорю – не подходи! Женщина не послушалась. Она была уже совсем близко, и Иеремия не выдержал.