– Есть еще одно счастье выше радости видеть вас снова в добром здравии, и я надеюсь, что нам недолго его ждать, – сказал Кенет. – Моя дочь! Моя бедная Сильвина! – прошептал Саул. – Поверьте, мы не оставались в праздности, но похититель совершил свои преступления с хитростью лисицы. До настоящего времени мы никак не можем напасть на настоящий след. Вероятно, вы уже слышали подробности побега Морау и наших попыток спасти вашу дочь. У него тут хватает добрых друзей. Никто преследовать этого злодея даже не собирается. – И мы найдем его непременно! – воскликнул Ник с жаром. – Это так же верно, как верна природа. Мы будем гоняться за ним по всей стране, если он еще обитает на этом свете, мы непременно найдем его. Раз не найдем, в другой поищем, и так все дальше и дальше! – кричал Ник. – Хорошо, очень хорошо, – сказал Саул, тронутый видимой привязанностью зверолова, – я не забуду этого, понимаете ли? – Да, это я понимаю, – подтвердил Ник и вдруг, с озабоченным видом повернувшись к Голиафу, спросил: – А вы тоже с нами? – Если вы в таком количестве, что можете защитить меня от этих ядовитых тварей и воспрепятствовать им в беспокойствах, которые они чинят мне при выполнении моей работы, то я ничего не имею против вашего предложения. В последнее время я понес такие потери, от которых жестоко возмутилась желчь Персильи Джейн. – Голиаф искоса посмотрел на упомянутую особу, не отстававшую ни на шаг от него. – Я готов все вытерпеть, чтобы сделать счастливой мою дорогую Персилью Джейн и чтобы дать ей возможность… На этом слове Стаут был прерван голосом госпожи Стаут, в сравнении с которым визг циркулярной пилы – просто сладкая музыка. – Так можно говорить при посторонних людях, которые не ели с тобой днем, не спали с тобой ночью, изо дня в день в течение всей жизни. Но посмотрите прямо в глаза вашей супруге, покинутой и одинокой! Из привязанности к мужу я ли не терпела и зноя, и холода, и дождя? И все лишения, и горе, и даже смерть? И ради чего, спрашиваю вас? Ради того, чтобы милый супруг вечно бегал от меня! Персилья Джейн прижала к своим судорожно моргающим глазкам кончик платка с явными следами долговременной засухи. – Ну что ты рассказываешь? Не для тебя ли я предпринял это трудное путешествие? – спросил Стаут, надувшись. – Ведь я тотчас приехал бы за тобой, как только сколотил бы состояние. – Ах, негодяй! Ты думал, что я не сумею найти дорогу в эти дикие болотистые степи! Ты радовался, воображая, что если я сюда попаду, то сейчас же и пропаду, что меня растерзают лютые звери или похитят бесчеловечные индейцы! – Я предполагал, что ты спокойно будешь ждать моего возвращения. – Ах! – воскликнула Персилья Джейн с горечью. – Зачем я не осталась невинной девушкой, насколько бы я была счастливее теперь! Я была так молода, так неопытна, что поверила тебе, была увлечена твоими гнусными ласками! О, если бы я опять могла превратиться в невинную девушку, я бы скорее бросилась в пучину морскую, чем в объятия такого скотоподобного мужа! И почему не дано неопытным девушкам знание добра? Если бы я тогда захотела, то была бы теперь знатной дамой и разъезжала бы в каретах, а не бегала за мужем-бродягой. – Сколько раз говорил я тебе, Персилья Джейн, что долг повелевает мужу всегда быть выше жены! Если муж будет вечно держаться за юбку, то когда же он научится стоять на своих ногах? Мне хотелось нарядить тебя в бархат и атлас, но я знал, что в штате Миссисипи этого не добьешься. – В бархат и атлас? Ах, Господи! Да если бы ты водил меня в приличных ситцах, так я и за то была бы премного благодарна! Но разве ты заботишься о законной супруге, которая служит тебе опорой, утехой и радостью? Тебе бы только удрать куда подальше, не думая о том, прикрывается ли ее тело хоть лохмотьями. – Не могу понять, как может чувствительный муж расстаться с такой супругой хотя бы на два часа, – сказал Ник со свойственным ему шутовским простодушием. – Чувствительный муж! – повторила Персилья Джейн язвительно. – Он чувствителен только к себе! Слава богу, что у нас детей нет! Будь у нас дочери, старшую мы бы назвали Элизой, младшую Персильей. Но хорошо, что Элиза и Персилья не родились на свет божий, это такая милость Провидения, за которую мы все должны благодарить его! – Женщина, – сказал Гэмет, – ты слишком резко выражаешься, тебе следует практиковаться в терпении и кротости, столь прекрасных добродетелях женского пола. Вспомни, что муж есть глава жены. – Глава жены? Это Голиаф-то моя голова? Ну уж нет, я не могу быть ниже кого-то на свете, не то что… – Библия учит так… – Уж мне-то не рассказывайте о Библии! Кто глубже, чем я, изучил ее? О! Если бы кто мог знать, как я ее изучала! Как добросовестно старалась я исполнять свои священные обязанности! Сколько времени у меня пропало даром, чтобы убедить и вырвать Голиафа из жалкого положения! – Кажется, с тех пор прошло много лет, – проворчал Стаут. – А если бы так, бросил бы ты свою жену в одних лохмотьях, завел бы ее в страну дикого невежества? Голиаф поспешил заверить, что немедленно разоденет ее в самые щегольские наряды. – Да, когда мое тело охладит смерть, ты приготовишь мне белый саван! О, сколько бедствий пришлось бы пережить моим бедным деточкам Элизе и Персилье! О, если бы целый мир мог слышать, как мой муж оскорбляет любящее сердце обожавшей его супруги! О, если бы у меня достало сил наказать этого неблагодарного злодея, отколотила бы я его, выцарапала бы ему глаза, растерзала бы его грешное тело!.. – Вам ли скромничать, – утешал ее Ник, – была бы только охота, а сил у вас хватит. Соберитесь с мужеством и вспомните все проклятые затруднения, в которые вы впутались из-за него с тех пор, как он употребил во зло вашу цветущую юность и невинное целомудрие. Поднимите ваши когти повыше, как оружие, и, бросившись на злодея, растерзайте его, лучшего средства для его казни невозможно и придумать. Ей-же-ей! – Женщина, оставьте нас в покое, – сказал Кенет строго, – вы мешаете нам толковать о важных делах. – А это что за молокосос! Разве можно говорить так грубо с женщиной, которая годится вам в матери? Гораздо полезнее для вас было бы взять несколько уроков вежливости. – Любезнейшая госпожа Стаут, – возразил Кенет, улыбаясь, – прошу вас, оставьте нас. Быть невежливым по отношению к вам прискорбно для меня, но, поверьте, нам необходимо переговорить о делах. – А мне необходимо оставаться здесь – вот вам и сказ! Если у вас важные дела, то говорите при мне. Вы не имеете права толковать о предметах, которые неприлично слушать честной женщине с характером. – Ну, характерец-то у вас истинное сокровище, нечего сказать! – проворчал Саул, сердито посматривая на Стаута. – Вот так всегда, с того несчастного дня, как она переступила порог моего дома, – оправдывался Голиаф. – Верите ли, что однажды вобьет она себе в голову, того не выбьешь из нее и топором. Никогда нет мне покоя. Ах, какое было бы счастье, если бы меня убили эти ядовитые твари! Они только лишили меня превосходного спиртного напитка с маленькой примесью воды из Красной реки, а тут терпи все невзгоды! Такой обиды Персилья Джейн уже не могла вынести и бросилась на своего супруга с явным геройским намерением. Но он, как опытный воин, закаленный в боях, бросился со всех ног и улепетывал, что заяц, преследуемый собакой. Но не такова была женщина Персилья Джейн, чтобы отказаться от сладкой мести. Она ринулась за ним в погоню, и вскоре супруги исчезли из виду к общему удовольствию. – Доброго пути! – закричал Саул им вслед. – Признаюсь, в жизни не встречал таких свиней. А знаете ли, Кенет, девушка, которую вы нашли в таком жалком положении в лесу, самое милое и доброе дитя. Как она напоминает мою дорогую дочь! Все это время она ухаживала за мной, как Розанчик в былые времена. Право, мне кажется, что ее белые, нежные руки много способствовали исцелению моих ран. – Я ждал случая расспросить о ней, но эта отвратительная мегера мешала мне. Узнали ли вы подробности ее истории? – Не могу сказать, что все узнал, но ее зовут Флорела, как вам известно. – Вообще-то у всех людей бывает имя и фамилия, – заметил Кенет. – Она не представляет исключения из общего правила. Ее фамилия Дефарж. В истории ее нет ничего необыкновенного. Какой-то негодяй влюбился в нее и похитил, но ей посчастливилось убежать от него, прежде чем он успел осуществить свои гнусные намерения. Несколько дней она скиталась по лесам, но Провидение смилостивилось над ней и послало нас… Ну, вот я и поправился, а теперь готов преследовать гнусного злодея по всем закоулкам Канады. Старик Саул откопает его в самых мрачных пещерах, куда бы он ни скрылся. – Вот наш план, – сказал Кенет, – завтра рано утром мы все отправимся в поход и обыщем весь этот край. С помощью Божьей надеюсь на успех. – Ну да, право слово так, я покорный ваш слуга! – подтвердил Ник. – Чем раньше, тем лучше, – сказал Саул со вздохом, итак, до завтра. Но как бы я желал, чтобы это завтра было уже сегодня! Глава XL Ник уходит Торговое общество Компания Гудзонова залива основало укрепления и фактории во всех частях Северной Америки для охраны своей торговли; но только два укрепления, форт Гэри и форт Стоун, заслуживают особого внимания. Укрепление Гэри расположено на берегу реки Асинибоан в трехстах шагах от слияния ее с Красной рекой, это – обширное квадратное здание, обнесенное стенами и хорошо укрепленное. В стенах его расположены магазины, конторы, конюшни и все другие нужные помещения. Мирно течет река Асинибоан у подножия его стен. Окрестности довольно унылы. Поселения на Красной реке простираются на пятьдесят миль вдоль реки. Леса стоят по берегам, в них преобладают дубы, тополя, ивы. Куда ни обернешься, везде леса, равнина и болота, что представляет прескучную картину. Так по крайней мере думал Кенет, остановившись в тот же вечер у ворот укрепления. Медленно заходило солнце за далекие леса запада, заливая золотом волны Асинибоана, по которым изредка скользили челны из древесной коры, управляемые канадцами, шотландцами или индейцами. С невыразимой грустью любуясь пейзажем, Айверсон не заметил, как из форта вышел Ник Уинфлз с собакой. Охотник был в полном вооружении и с сумкой за плечами. Он кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание молодого друга, но безуспешно, тогда он окликнул его. – А вы не на шутку захандрили, – сказал Ник, – думаю, что все влюбленные любят похандрить. Впрочем, я ударялся в хандру, когда, бывало, красотка приглянется мне, ей-же-ей! Кенет с улыбкой повернулся к охотнику: – Если это так, то вы, любезный Ник, уже как раз на той дороге, чтоб стать самым отчаянным ипохондриком из всех смертных. Дочь Облака в черной одежде произвела на вас такое сильное впечатление, какое не сбросить с себя, как дорожный плащ. Примите меры предосторожности против черных глаз и миловидного личика. – Не в первый раз я их вижу! Ведь мы люди бывалые. Вот если бы я был новичком – беда! Опасность велика, но теперь не тревожьтесь по случаю такого затруднения, – возразил Ник, поправляя ремни походного ранца. – Да и старость подходит, в ваши годы, по правде сказать, наверное, не до любви. – В мои годы? Разве вы находите, что я старею? Посмотрите-ка на меня получше, я не умею стареть и буду молод до самой смерти, придет ли она немного раньше или немного позже. Поймите же, молодой человек, возраст не от лет зависит. Телом можно одряхлеть, как Мафусаил[21], но духом быть бодрым и молодым. Я молод и даже очень молод. Годы приходят и уходят, а я только подсмеиваюсь над старым ворчуном. Время не мое затруднение – о нет, ей-богу, нет! Ник прищелкнул языком и спокойно смотрел на заходящее солнце. – Правда, вы молоды, молоды душой и телом, в том нет сомнения, – подтвердил Кенет рассеянно и, только тут заметив вооружение охотника, спросил: – Но что все это значит? Куда вы так снарядились, при походном ранце и с карабином в руке, целый арсенал оружия за поясом? – Это значит, что я собрался в поход. – Куда это? – удивился Кенет. – На поиски Розанчика. Куда же еще? – Но не с вами ли мы условились только завтра отправиться в путь? А я надеялся, что вы пойдете со мной. – Что прикажете делать? Я и сам знаю, что странностей во мне хоть отбавляй. Никогда не умел я быть таким, как все; вбил я себе в голову мысль, что мне надо одному приложить руку к делу, ну и приложу один – ей-ей! Право так, покорный ваш слуга! И вот я пойду в одну сторону и постараюсь как могу, а вы вместе с Саулом, коли охота есть, идите по другой дороге. Ведь с этим стариком каши не сваришь, он способен весь мир обойти без карты и компаса, под влиянием инстинкта, который природа вложила в него. – По какой же дороге вы отправляетесь? – Сам еще не знаю, пока поселки в глазах маячат. Чтобы собраться с мыслями, мне необходимо вдохновение необъятных и безлюдных прерий. Где многолюдье и порядок, там я перестаю быть Ником Уинфлзом. Как попадутся мне на глаза следы бизона, тропа индейца, селение бобров – ну, тут я как дома. А ночью я люблю засыпать под концерты волка, филина и дикой кошки. – Да, я вполне понимаю вас, – сказал Кенет, на лице которого отражалось восторженное удивление красноречием, свойственным одному Нику. – Вот вы все понимаете. У людей, начитавшихся книг, тоже есть много странностей. И вы также престранный молодой человек! Вы хотите прочитать в душе Ника, точно в большой книге. В вас сразу чувствуешь что-то очень хорошее… Напасть так же думает, не правда ли, верный друг?… Заметили ли вы, как она при этом подмигнула мне, да еще и головой кивнула. Это значит на ее языке «да». О! Мы с ней понимаем друг друга как нельзя лучше. – Кто же сомневается в этом? Но разве вы отправляетесь пешком? – Да, пускай Огневик отдохнет маленько. Впрочем, пешим легче отыскивать следы тварей, чем с коня. Я же намерен преследовать хищника до тех пор, пока не попаду в последнее затруднение, из которого не в силах буду уже выпутаться. Прощайте, милый человек! В путь-дорогу. Напасть! Ник вскинул ружье на плечо и скорыми шагами удалился в сопровождении собаки. Но Кенет видел, как на дороге он остановился и о чем-то толковал с госпожой Стаут, которая, умышленно или случайно, встретила его на некотором расстоянии от укрепления.