Зайцев в красках описал, как хромоногий Дробыш и здоровяк Винокуров выносили ночью из квартиры труп Гарина, как тащили его переулками к водоёму, как пихали под одежду камни и прикапливали у заросшего берега. А потом три дня беспробудно пили. - Значит настроение дрянь!? - не то спросил, не то констатировал очевидный факт Мишка. - Дрянь, - подтвердил трезвеющий радист. -Величко уговаривал всех залечь на дно, я предлагал разбежаться по разным городам и забыть друг дружку, Зиновьев по пьяни хотел идти с половиной, еле удержали, а Винокуров вообще грозился выпустить кишки любому, кто появится стой стороны. - Тоже по пьяни? - По трезвому. - Чего же вы так быстро спеклись? Я рассчитывал на вас, потому и вернулся. Зайцев снял себя полотенце, тряхнул ещё сырыми волосами: - Немчура проиграла войну и работать на Абвер мужики не хотят. С грабежами тоже завязали - никому со своим прошлым неохота светиться. Попадёшься на ерунде, угрозыск потянет за ниточку и выяснится вся подноготная. А с нашей подноготной сам знаешь. Только к стенке. Прожив пару дней в одной квартире с радистом, слушая его рассказы о последних месяцах пребывания в Москве, Протасов мучительно размышлял - что делать дальше и постепенно начинал понимать, почему исчез Амбал. Тот умел неожиданно и бесследно исчезать, равно как и неожиданно появляться, но если в сентябре 1941 он канул безвестность, спасаясь от следствия суда и лагерей, то в 1944 он бросил ни на что не годную пропащую компанию спивавшихся скотов. С каждым месяцем страх всё сильнее сковывал их тела и сознания. Вместе со страхом в них поселялась злоба и ненависть ко всему окружающему. Они попросту становились опасными, потому что нервы могли сдать в любую минуту. На третий день Мишка передал через Зайцева подчинённым по небольшой денежной сумме и приказал им навсегда забыть о двух вещах: о своей работе на немцев и о существовании друг друга. Утром четвертого дня он собрал пожитки и отправился искать другое жилище. *** Протасов прибыл в Москву во всеоружии, имея при себе документы, сработанные в лучшей лаборатории Абвера - нарочно потрёпанный паспорт образца 1932 года в серый тканевой обложке с чёрным гербом СССР, военный билет с отметкой категории «Д», дающий полное освобождение от призыва и воинской обязанности, несколько медицинских справок - справка о снятии с довольствия Черниговского строительного управления номер два, грамота, выданная Черниговским городским исполкомом за стахановский труд на восстановлении клинкерного завода и даже настоящие, прокомпостированные железнодорожные билеты с одной пересадкой от Чернигова до Москвы. *** Квартирку он подыскал в самый раз – небольшая, чистая в длинном одноэтажном доме, разделённом на четыре отдельные секции. В каждой квартире имелся свой вход через огороженный забором палисадник. Вокруг много зелени, запах сирени, тишина. Ближайшая ментовка далеко, зато по соседству продуктовый, вино – водочный, автобусная остановка. Хозяйкой квартиры была древняя бабуля, ушедшая в мир иной в 1943. Живущая в центре, племянница долго искала постояльцев, но охотников не находилась - народу во время войны в столице сильно поубавилось. И тут ей на радость объявился Протасов. Из новой квартиры было удобно, никем не замеченным, уходить по ночам на работу и, по ночам же, с неё возвращаться. Мишка тут же занялся хорошо знакомым делом - подрезАл в транспорте карманы и сумки, вскрывал пустующие квартиры, не брезговал и грабежами, встречая припозднившихся прохожих. Правда делал это в одиночку, мечтая в будущем сколотить крепкую банду. Бабки на кармане не переводились, однако ходить на особняк - воровать и грабить в одиночку, было сложнее опаснее и не так прибыльно. Не забывал Мишка и о главной своей мечте - собрать отцовский талисман и узнать тайну дворянского рода Протасовых. Он был уверен на все сто, нет на двести процентов, что в надписи содержалось название их родового гнезда и указывались точные координаты, спрятанных фамильных драгоценностей. Как же он хотел до них добраться. Но для этого, сначала, требовалось выкрасть у матери её бронзовую заколку, а потом приступить к самой трудной задаче – разузнать, где хранятся конфискованные у отца вещи. Он очень надеялся, что бронзовый зажим для галстука не прилип к рукам какого-нибудь следака или опера, а лежит среди прочего отобранного имущества на одном из материальных складов НКВД. «После ареста папы, нас с мамой выселили из большой квартиры, теперь мы живём в бараке в Хомутовском тупике, между новой Басманной и Карла Маркса, наш барак стоит недалеко от железной дороге», - Протасов накрепко запомнил сказанное старшей сестрой в последние минуты её жизни. Он постоянно держал в уме адрес, готовясь отправиться туда и начать слежку за бараком, но прочие задумки и текущие дела отвлекали, отнимая силы и время. А в 1945, когда дни Третьего рейха были сочтены, Советская контрразведка начала сразу несколько масштабных операций на освобождённых территориях и в глубоком тылу. Прорывавшиеся из окружения или бежавшие из фашистского плена, военнослужащие проходили многочисленные фильтрационные лагеря и кордоны, а в больших промышленных центрах начались повальные проверки и аресты подозреваемых в связях с немецкой разведкой. Мишка затаился и пару месяцев прожил в своей квартирке почти безвылазно. О Хомутовском тупике, примыкавшем к Садовому кольцу и находящемуся в опасной близости от центра Москвы, пришлось на время забыть. Находясь в вынужденном заточении, он дозрел до необходимости избавиться от бывших подчинённых. Их расшатанные нервы, трусость, слабая воля, неуёмная тяга к алкоголю, и, как следствие, болтливость могли привести к фатальному исходу. И Мишка начал обдумывать план действий. Немного выждав после окончательного разгрома Германии, он отправился навестить радиста. Тот жил на прежней конспиративной квартире, подрабатывал дворником. В его жизни мало что поменялось – та же вонь и мусор в доме, те же пустые бутылки, тот же похмельный вид с опухшим лицом и трясущимися руками. Посидев с ним на кухне и прикончив гостинец - бутылку водки Протасов узнал, что остальные агенты расползлись по разным квартирам: хромоногий Дробыш обзавёлся костылями и попрошайничал у вокзала; здоровяк Винокуров работал в котельной, мучился с больным желудком, но продолжал выпивать; Величко калымил, меняя в окнах разбитые стёкла и починяя мебель; Зиновьев пристроился в часовую мастерскую; казах Хакимов тоже где-то добывал средства, но скрытничал и ничего не рассказывал. Получив исчерпывающие сведения, Мишка стал прощаться. Зайцев вышел с ним на улицу проводить… А утром его холодный труп с ножевым ранением в шею обнаружила женщина из соседней квартиры. Пользуясь, полученными в Варшавской разведшколе навыками, Протасов выслеживал бывших агентов и убивал их по схожему сценарию. Он не видел смысла разнообразить расправу. Зачем? Криминальная обстановка в Москве была напряжённая, сотни тысяч неучтённых стволов, столько же демобилизованных из армии солдат, сержантов и офицеров, огромное количество наличных денег на руках - всё это способствовало росту преступлений и убийств в том числе. Второй жертвой стал Дробыш, третьей – Винокуров, четвертой – Величко, а с Зиновьевым вышла накладочка. Протасов подготовился, проследил маршрут, по которому тот ходил в часовую мастерскую и обратно, выбрал подходящий денёк и, внезапно заметил, что кто-то ещё выслеживает агента по кличке Зима. Это был Амбал. Мишка сразу узнал его по маленькому росту и мешать не стал - к чему проявлять инициативу, рисковать, если есть желающий выполнить за тебя грязную работу. Старый кореш неплохо справлялся с задачей, покуда в решающий момент не помешала стайка девиц. Заметив потасовку, те стали истошно орать, на крики сбежались люди с прилегавших улиц. - Иыы, - приглушённо замычал Амбал, когда Протасов схватил его за руку и уволок в темноту под арку двухэтажного дома. - Тихо! - приказал он. - Рви за мной. - Миха ты!? - обалдел корешь. – Фух, напугал до усрачки. - Ну ты даёшь, второй раз с плахи поднимаешь. Оказавшись в тёмном дворе Протасов безошибочно вышел к прогалу между сараев, протиснулся в него, перемахнул через забор и оказался во дворе дома по соседней улочке. - Шустрее! - поторапливал он, покуда за спинами слышались возбуждённые голоса. Соседнюю улочку они, также, перебежали поперёк и опять нырнули во двор, а на спокойный шаг перешли лишь тогда, когда почувствовали себя в безопасности. Амбал немного раздобрел, стал менее ловким и проворным. - А ты как думал? Вот ежели я остался бы с твоим пропитым сбродом, то сдох бы с голоду или спился вместе с ними, - посмеивался он, разливая по стаканам самогон. - А я всё сделал по масти - спрыгнул из под Абвера, залёг на дно, осмотрелся, выследил Ваську Шведа и посадил его на пику. Ага, Миха, я за всё с ним поквитался. Видел бы ты его перекошенную рожу. Пока этот тюльпан хлебал собственную кровь я обканал ему тесаком уши и сопатку (тюльпан – недоразвитый) После удачного побега из Земскова переулка кореш привёл Мишку на хату, в которой отсыпался и отдыхал после нервных, утомительных делишек. Усадил за стол, соорудил простенький ужин из сала, варёной картошки, хлеба, чеснока и, конечно же, любимого им самогона. Среди закусок на столе лежали две пачки овальных сигарет «Дукат» - Московской табачной фабрики номер один. Оба пристрастились в Польше к хорошим немецким сигаретам. В Москве больше других на немецкие походили именно эти сигареты. За ужином Амбал принялся рассказывать о себе. Ппосле того, как был обнаружен обезображенный труп Шведа, Стёпка Свисток и Чуваш сами притащились к Амбалу, повинились и предложили оформить старую бражку (бражка - компания единомышленников) Тот зла на них не держал и согласился. Начали добывать тугрики, хорошо известными, отработанными способами. - А этих фраеров я давно приговорил, - мотнул головой в неопределённую сторону. - Такие свидетели, верняк, приведут под расстрельную статью. Начать решил Зиновьева, а ты оказывается шёл с другого конца. Сечешь как обернулось? Мы и тут с тобой сработали в один карман. Потом, влив в себя очередную порцию самогона, кореш стал расспрашивать Мишку: чем занимался в Польше, как перебрался в Москву, что поделывал тут до сегодняшней встречи. А перед тем, как завалиться спать ненароком поинтересовался о талисмане: сколько собрал частей, не при нём ли спичечница. Протасов ответил, что недосуг пока заниматься бронзовым Львом на том и разбрелись по разным комнатушкам. Давние дружки прожили на тихой хате несколько дней – пили, ели, дымили сигаретами, вспоминали 1941 год и время проведённое в Варшавской школе. Амбал, конечно же, позвал друга в свою банду. Мишка согласился, но попросил отсрочку в пару недель. - Долги надобно закрыть, - пояснил он, когда прощались. - Хакимов? - Он самый. И мамане пора наведаться. На том и порешили. *** Однако Протасов, хорошо зная хитрого кореша и нутром чувствуя подвох, поступил наоборот - первым делом отправился в Хомутовский тупик. Барак он отыскал быстро, осмотрел издали со всех сторон, выбрал местечко для безопасного наблюдения. В идеале следовало выяснить - в какой комнате живет мать и дождаться когда она уйдёт по каким-нибудь делам. Но сейчас перед Мишкой задача стояла другая - он следил не столько за бараком, сколько за его окрестностями. «А вот и мой дружок», - криво усмехнулся он, заметив мелькнувшую вдали знакомую фигуру. Оглядываясь по сторонам, Амбал прошёлся по Хомутовскому, смачно харкнул под ноги, остановился, достал сигареты. Пыхнул дымом, уселся на ступеньке крыльца дома, стоящего чуть наискосок от барака. «Вот проныра, - подивился про себя Михаил. - Всё успел выяснить - и адрес, и наверное внешность матери, но я об этом не проронил ни слова». Кореш и впрямь всё это знал. Мишкина мать появилась на кольце барака часа через два. Повязывая платок на седой голове, она куда-то спешила. Провожая её взглядом, сын вздохнул, почесал небритую щеку и снова принялся следить за Амбалом. А тот проворно соскочив с крыльца и сунув руки в карманы широких брюк, направился к бараку. Он знал, что выскочив из подъезда, кореш не пойдёт к центру, он рванёт через железку, поэтому заранее пересёк её и нашёл укромное местечко между сараями. Вынув из кармана Вальтер покойного Эфлинга, передёрнул затвор и завернул правую руку с пистолетом в полу пиджака. Амбал шустро обчистил комнату и появился на горизонте с двумя торбами в руках минут через пятнадцать. Железка, в районе Хомутовского, проходила внизу, по овражку. Перебежав полотно Амбал вскарабкался по насыпи, юркнул к сараям и резко остановился, словно налетел на преграду. Протасов не стал разыгрывать сцену, не стал ничего говорить. Пиджак и стены сараев превратили выстрел в еле слышный гулкий хлопок. Обе торбы шлёпнулись на землю, И-ы-ы, - схватился за грудь Амбал. Вторым выстрелом Мишка размозжил ему затылок. Убрав пистолет, он ощупал карманы убитого и нашёл заколку матери. Накинул на плечи пиджак и исчез в узких лабиринтах дворов.х Глава девятнадцатая Москва июль; 1945 года Группа Старцева сбилась с ног в поисках человека по фамилии Хакимов. Сыщики поставили на уши милицию, военный учет, паспортные и адресные столы. Горшеня, Баранец и Ким мотались по ЗАГСам и поликлиникам, где собственноручно рылись в картотеках. Бесполезно, о Хакимове никто не слышал. Спас опыт и сыскной талант Егорова. Понимая, что фамилия Хакимов имеет тюркские корни и искать нужно человека с соответствующей внешностью. Он отправился по московским рынкам. Не по всем подряд, а по тем, где помимо славян издавна торговали представители разных национальностей, в том числе татары, башкиры, казахи чуваши, выходцы с Алтая. Он надеялся, что Хакимов хотя бы изредка появляется на таких рынках. Ведь представители малых народов обожают окунуться в свою диаспору, поговорить на родном языке с соплеменниками, отоварится привычными с детства продуктами. На Дорогомиловском рынке, что рядом с Киевским вокзалом, ему удалось прихватить продавца башкира на обвесе пожилой подслеповатой женщины. Предъявив удостоверение, он отвёл его в деревянное здание с табличкой администрация, где разыграл нехитрое представление.