– Так то на фронте. – Так и здесь тоже фронт. – Да, вы говорили… – Ну так вот… – Хорошо, – после короткого молчания сказала Ульяна. – Когда нужно переселяться? – Чем быстрее, тем лучше. Мало ли что удумают проклятые шпионы! – Тогда я схожу за вещами и вернусь. – Спасибо, – невпопад сказал Федор. – Это за что же? – одними лишь глазами улыбнулась Ульяна. – За ваше понимание, – сказал Федор. – Тогда и вам спасибо. – Это за что же? – За тактичное объяснение ситуации. Особенно мне понравилось, как вы ночевали в курятнике вместе с курами. Возвращения Ульяны Федор не дождался. Ему надо было идти на работу – сидеть на складе взрывчатки и ждать, когда на него выйдут диверсанты. Но он ничуть не сомневался, что Ульяна вернется и терпеливо будет дожидаться Федора, чтобы выполнить его поручение, каким бы оно ни было. Интерес к собственной персоне Федор почувствовал в тот же день. От кого именно исходил этот интерес, он не знал, потому что людей у окошка, через которое он выдавал взрывчатку, толпилось немало. Одни уходили, на их место приходили другие… Но та струна, которая забренчала внутри Федора, не умолкала. Кто-то не спускал с него пристальных глаз, и Федор это чуял. Конечно, он изо всех сил старался не показывать виду, беспечно улыбался, шутил с мужчинами, отпускал комплименты женщинам, а попутно вставлял в свои нескончаемые разговоры всяческие словесные обороты и намеки, которые, если в них вникнуть, должны были производить на слушателя впечатление, что Федор человек рисковый, внутренне озлобленный и потому готовый на многое, лишь бы заглушить в своей душе обиду на жизнь, на свое инвалидное состояние, на советскую власть… И одновременно он наблюдал. Кто к нему подходит, кто уходит, кто подходит во второй или даже в третий раз. В конце концов он остановился на двух персонажах. Вначале – на молодом, опрятно одетом красавце, который долгонько стоял у окошка, но ничего не получал, а затем – на пожилом, хмурого вида мужчине, который также никакой взрывчатки от Федора не требовал, но и от окошка далеко не отходил. – А скажи ты мне, красивая моя, кто этот пижон в шикарном прикиде? – спросил Федор у какой-то женщины, подошедшей к окошку склада. – Я тут человек новый и расклада не знаю. Может, он большое начальство, и мне нужно снимать перед ним картуз за тридцать три метра до его приближения? Или он просто ряженый фраер, которого не грех и матюкнуть? А? – Это товарищ Миловидов, – ответила женщина. – Да ты что! – удивился Федор. – Не Вася, не Федя, а вот прямо-таки товарищ Миловидов! И кто же он такой по масти… я имею в виду в смысле должности? – Заместитель директора шахты, – пояснила женщина. – Ничего себе! – поразился Федор. – Большое начальство! И что же он делает здесь, во глубине сибирских руд, тогда как ему полагается сидеть в кабинете? – А ты у него спроси сам! – смеясь, ответила женщина. – Что-то да делает. С самого утра здесь. Вот и спрашивай у него. – Не, – сказал Федор, – не буду. Потому как робею перед начальством. Вот как только увижу начальника, так и впадаю в робость. Вплоть до трясучки в коленках. – Это ты-то робеешь? – весело спросила женщина. – Что-то мне не верится. Вон ты какой бойкий. – Это только снаружи, – доверительно сообщил Федор. – А изнутри я страх какой робкий. Вот, к примеру, снаружи я запросто могу напроситься к тебе в гости вечерком. Не, не на сегодня, а на завтра, потому что сегодня, вишь, я при исполнении. А вот изнутри – я никогда бы не произнес таких неприличных предложений. Вишь я какой! Нерешительный! – Вот как дам сейчас этой железякой! – шутя замахнулась женщина. – Будешь знать, черт приблатненный! У меня муж на фронте! – Вот железякой – ни в коем разе! – изобразив на лице ужас, воскликнул Федор. – Потому как я и без того весь израненный и контуженый. Видишь, как мне разворотило рожу? Да что – рожа! Четыре пули сидят внутри меня! Вот здесь, здесь и еще здесь. Хочешь пощупать? – Уймись, охламон! – женщина опять рассмеялась. – А то ведь точно запущу железякой. Лучше запиши заявку на взрывчатку. На вечер, для шестого участка. – Это мы завсегда, потому как это наша обязанность, – Федор взял перо и макнул в чернильницу. – Диктуйте адресок… то есть я хотел сказать, говорите, чего и сколько вам надо. Но сначала ответьте еще на один вопросик… – Ну… – недоверчиво произнесла женщина. – Не-не-не, не насчет вашего целомудрия! – замахал руками Федор. – Так что отодвиньте железяку в сторону, а то ее вид меня нервирует, а я – человек контуженый. А лучше скажите мне насчет того сердитого дяденьки. Видите, стоит в сторонке? Он что, тоже начальство? – Это товарищ Гепп, начальник участка, – сказала женщина. – Да ты что! Вот прямо-таки Гепп! Чудная фамилия. Будто бы немецкая. Это как так? – А он и есть из немцев, – пояснила женщина. – Из ссыльных. – Вот оно как! – протянул Федор. – Из ссыльных… Значит, тоже пострадавший от власти… А все равно – не люблю я немцев, потому как нагляделся я на них на фронте. Вот ты думаешь, кто мне эдак разворотил рожу? Они, немцы! А спроси, чьи пули засели во мне? Тоже немецкие. Так за что же мне их любить? Нет, ты мне ответь! – Этот дяденька хороший, – сказала женщина. – Тихий… Жена у него погибла в прошлом году. Здесь, на шахте. Вагонеткой задавило. – Ну… – развел руками Федор. – Так ты говоришь, что твой муж на фронте? – Да ты будешь принимать заявку или нет, дьявол приблатненный! А то мне некогда! – Да, конечно! – покорно склонил голову Федор. – Диктуй, красивая моя! Да помедленней, по слогам. А то вдруг ошибемся при наличии нашей симпатии друг к дружке? А это – взрывчатка, предмет подотчетный. Ведь опять меня посадят, ежели чего! А заодно, может, и тебя. Вернется супруг с фронта – где моя любезная жена? А ее и нет. Сидит! Все-все, пишу, не сверли меня влюбленным взглядом! Произнося всю эту ахинею, Федор боковым зрением присматривался к двум наблюдателям. Вернее даже, к одному – к Геппу. Потому что Миловидов, пройдясь трижды мимо окошка, за которым восседал Федор, больше не показывался. А Гепп по-прежнему стоял в отдалении. На Федора он не смотрел, а наоборот, оглядывался по сторонам, будто кого-то высматривая или ожидая. Однако же расстояние между Горюновым и Геппом было такое, что каждое произнесенное Федором слово Гепп легко мог услышать. – Ты ко мне, дядя? – окликнул его Горюнов, высунувшись из окошка. – Ну так подчаливай, я свободный! И говори, что тебе надо! – Нет, не к тебе, – сказал Гепп и отвернулся. И, постояв еще с полминуты, ушел. – Ну-ну, – хмыкнул Федор и принялся размышлять. Значит, так. Миловидов и Гепп. И еще сюда, пожалуй, следует добавить словоохотливую бабенку. Итого три человека, обративших на Федора особое внимание. Да-да, именно три. Все прочие подходили и уходили, а эти затеяли у окошка склада карамболь. Что ж, глянем пристальным глазом на всех троих. Начнем с бабенки. Хоть она и вызвала у Федора подозрение, но ее, пожалуй, можно отодвинуть в сторону. Просто она пришла сделать заявку. Обычное дело, ничего подозрительного. Таких заявок Федор сегодня принял штук десять. Так-то оно так, но вот только все другие сообщили, что им надо, и ушли, а эта бабенка задержалась и вступила с Федором в беседу. Подозрительно? И да, и нет. В конце концов, это именно Федор ее разговорил и сбил с панталыку. Оттого она и задержалась у окошка. Как же она уйдет, если Федор не принял ее заявку? А когда он принял, бабенка тотчас же ушла. А почему она вступила с Федором в разговоры? Ну а как тут не вступишь – при таком-то словесном напоре, помноженном на обаяние Горюнова? А отсюда вывод: вряд ли эта дамочка подходила к Федору с разведывательной целью. Тоже мне – диверсант… Конечно, под сомнением ее оставить на всякий случай не помешает, но отодвинем ее в сторону. И пускай она там побудет – в стороне. Теперь – Гепп. О нем Федор никогда не слышал, да и видел его впервые. Угрюмый, из ссыльных немцев, жену задавило вагонеткой… И что с того? В целом – ничего. Наверно, много их таких на шахте, да и во всем Прокопьевске немало. Так-то оно так, да вот только для чего ему было торчать битый час у склада? Он – начальник участка, у него, должно быть, работы невпроворот, а он торчит у склада… Что он здесь забыл, кого высматривает? Может быть, присматривается и прислушивается именно к нему, Федору? Чтобы, значит, завербовать его в соучастники? Точнее, чтобы уговорить его украсть со склада взрывчатку и передать ее диверсантам? Так-так… Далее – Миловидов. А вот это уже по-настоящему интересно. Ему-то что делать у склада со взрывчаткой? А вот ведь – объявился. И даже прогулялся взад-вперед перед окошком. Причем даже не удосужившись переодеться в шахтовую робу, как все прочие. Очень даже интересно… А то, что оба отираются здесь, очень похоже на перекрестное наблюдение за объектом. В данном случае объект – это Федор. Пришли, понаблюдали, затем встретились в укромном местечке, поделились впечатлениями и мнениями и приняли окончательное решение. Конкретно – стоит или не стоит брать его, Федора, в соучастники, подходит он или не подходит для такой роли. Ну а что? Если разобраться, обычный и притом очень даже толковый прием, который применяют все разведчики. Один увидел и услышал одно, другой – другое, третий – третье… И получается готовая картина. Будучи в разведке, Федор и сам вместе с товарищами нередко применял такой прием. А эти оглоеды, они ведь тоже разведчики. Хоть и вражеские, а все равно разведчики. Значит, должны знать и понимать, что оно такое – перекрестное наблюдение за объектом. Итак, допустим, что вся эта троица – фашистские шпионы и диверсанты. Ну, не трое, а двое. Женщину все же в расчет можно не принимать. И уж коль они завертели тур вальса вокруг Федора, значит, им от него что-то надо. Хотя очень даже известно, что им надо. Взрывчатка им нужна, что же еще! И вот если они сочтут, что Федор – кандидатура для вербовки подходящая, то уж тогда-то они подступят к нему вплотную. А только интересно, как они будут его уговаривать на столь опасное дело? Брать в лоб, ссылаясь на его приблатненность и слова о нелюбви к советской власти? Это вряд ли. Приблатненность приблатненностью и нелюбовь нелюбовью, но ведь есть еще такая штука, как страх. Легко сказать – укради нам столько-то взрывчатки! Да ведь это же – дело подсудное, и не только подсудное, но, в условиях военного времени, подрасстрельное! Кто же на такое согласится? Да и ради чего? Какие такие коврижки и пряники могут заставить человека повесить на себя расстрельную статью! То-то и оно… Нет уж: если они немецкие шпионы и если они задумают выйти на Федора, то уговаривать они его будут совсем по-другому. Как? Допустим, устроят ему какую-нибудь провокацию и поставят перед фактом. Так, мол, и так, сам видишь, какой расклад получается, а потому – нет у тебя никакого иного выхода. Или ты крадешь для нас взрывчатку, а мы поможем тебе исчезнуть со всех горизонтов, или запасайся зеленкой и рисуй ею метку на своем приблатненном лбу. Ну а что? Хороший метод убеждения, действенный. Когда-то Федору, в бытность его оперуполномоченным уголовного розыска, не раз доводилось слышать о таких приемчиках в среде блатных. Конечно, то были блатные, так сказать, особая категория людей, но ведь и Федор сейчас вроде как выходец из блатной среды. Значит, и к нему такие приемы вполне даже подходящие. Такие вот вырисовываются интересные дела. Что ж, будем ждать и надеяться, что рыба клюнет. Коль уж она заходила кругами вокруг наживки, то, значит, должна клюнуть… А уж Федор к такому клеву готов. Глава 24 – И что ты о них скажешь? – спросил Георгий у Геппа. – Каковы результаты наблюдения? – О ком ты говоришь? – глянул на него Иван. – О раздатчиках взрывчатки, – раздраженно ответил Георгий. – О ком же еще? Вместо ответа Гепп лишь молча пожал плечами. – Вот и я не знаю, – сказал Миловидов. – А решать надо. Причем не откладывая. Там, – он указал куда-то за спину, – торопят. Да и взрывники народ ненадежный. Того и гляди сорвутся с крючка. Так что давай решать. – Их – трое, – бесстрастно произнес Гепп. – Две женщины и мужчина. Женщин я бы в расчет не брал. – Почему? – Потому что они – женщины, – Иван с некоторым недоумением глянул на Георгия. – С детьми. Разве пойдет женщина, у которой дети, на такое? – Наверно, ты прав, – согласился Георгий. – Так что же, остается единственная кандидатура? Этот контуженый приблатненный фронтовик? – Интересно знать, откуда он взялся на складе? – проворчал Гепп. – Почему не в забое? – Потому что инвалид по ранению, – сказал Георгий. – Я видел его личную карточку. Там написано – инвалид. Комиссован по ранению. Какой из него забойщик? – И давно он на складе? – спросил Гепп. – Недавно, – ответил Миловидов. – Всего лишь третья смена. – И вместо кого он пристроился? – До него там работала одна женщина. Но она заболела. Лежит в больнице. – Ты точно знаешь, что лежит? – Да. Я проверял. У нее что-то с сердцем. Причем, говорят, дело серьезное.