– Я не испытываю к тебе ненависти, мама. Я могла ужасно сердиться на тебя, но ненавидеть – никогда. – Ты наверняка считаешь меня отвратительной лицемеркой. – Нет, вовсе не считаю. Нежданное чувство умиротворения нахлынуло на Лидию. – Я только теперь начала понимать, – сказала Шарлотта, – зачем ты так отчаянно борешься за внешнюю респектабельность и почему стремилась оградить меня от любой информации о сексе… Просто хотела спасти от того, что случилось когда-то с тобой. Но на собственном опыте я узнала, насколько сложные решения приходится порой принимать каждому из нас и как трудно бывает отличить правильный поступок от неверного. И потому я вижу теперь, что судила тебя слишком сурово, хотя вообще не имела никакого права осуждать… И мне делается стыдно при мысли об этом. – Но ты же не сомневаешься, что я люблю тебя? – Нет. И я тоже тебя люблю, мама, но, наверное, именно поэтому мне сейчас так тяжело. Лидия была поражена. Уж этого она никак не ожидала. После всего, что накопилось – гор лжи, предательств, гнева, горечи, – Шарлотта продолжала любить ее. И она могла лишь тихо радоваться. «Самоубийство? Кто говорит о самоубийстве? Я хочу жить». – Нам надо было давно поговорить с тобой вот так откровенно, – сказала она. – Ты не можешь себе представить, до какой степени мне хотелось этого! – с чувством отозвалась Шарлотта. – Ты блестяще объясняла мне, как правильно делать реверанс и обращаться со шлейфом бального платья, как изящно садиться за стол и делать красивые прически, а мне… Мне нужно было, чтобы ты так же доходчиво объяснила гораздо более важные вещи: что значит влюбиться, как появляются на свет дети… Но ты никогда не затрагивала таких тем. – У меня не получалось, – призналась Лидия. – Сама не знаю почему. Шарлотта зевнула. – Думаю, надо лечь спать, – сказала она, поднимаясь из кресла. Лидия поцеловала ее в щеку и обняла. – Ты должна знать, – посмотрела ей в глаза Шарлотта, – Максима я тоже люблю. И этого уже ничто не изменит. – Понимаю, – кивнула Лидия. – Я ведь и сама все еще люблю его. – Спокойной ночи, мама. – Спокойной ночи. Лидия поспешно вышла и закрыла за собой дверь. В коридоре она застыла в нерешительности. Что будет делать Шарлотта, если оставить ее в незапертой спальне? И Лидия вновь пошла по самому легкому пути, только бы избавить себя от лишних тревог – немного подумав, повернула ключ в замке. Потом спустилась этажом ниже к своей комнате. Ее переполняло счастье после разговора с дочерью. «Быть может, наша семья все же не безнадежна? – думала она. – Все еще можно исправить. Не знаю как, но наверняка можно». С такими мыслями она вошла в свою спальню. – Ну и где ты была? – спросил Стивен. Теперь, раздобыв оружие, Максиму оставалось только выманить Орлова из его убежища. Способ для этого он избрал самый верный – спалить дом дотла. С ружьем в одной руке и свечой в другой, по-прежнему босиком, он пересек западное крыло дома, потом вестибюль и гостиную. «Еще несколько минут, – думал он, – дайте мне всего несколько минут, и дело будет сделано». Через две большие столовые и комнату для сервировки он попал в кухонные помещения. Эту часть дома Шарлотта начертила гораздо менее четко, и ему пришлось искать выход. Наконец в одной из стен он обнаружил крепкую, грубо сработанную дверь, запертую вместо засова поперечной деревянной балкой. Убрав ее, он осторожно толкнул створ. Задул свечу и замер в дверном проеме. Спустя примерно минуту он уже мог разглядеть в темноте смутные очертания зданий. Для него это была хорошая новость – пользоваться свечой снаружи он бы не осмелился из-за близости охранников. Перед ним находился небольшой, вымощенный камнем дворик. Если верить схеме, по его другую сторону располагались гараж, мастерская, а главное – цистерна с запасом бензина. Максим быстро пересек двор. Как он догадался, возникшая перед ним постройка была когда-то большим амбаром. Часть ее и теперь оставалась закрытой – там устроили мастерскую, но одна из стен почти полностью отсутствовала. Из тьмы на него смотрели едва заметные хромированные фары двух больших автомобилей. Но где же цистерна? Он посмотрел вверх. Здание оказалось достаточно высоким. Шагнул вперед, и неожиданно что-то ударило его прямо в лоб. Это был гибкий шланг, свисавший со второго яруса, с металлическим конусом на конце. Разумно устроено: они загоняли машину вниз под емкость с горючим, располагавшуюся на бывшем сеновале. Оттуда через шланг бензин самотеком заливался в бак автомобиля. «Вот и отлично!» – подумал Максим. Теперь ему требовался какой-то сосуд. Канистра на два галлона подошла бы идеально. Он вошел в гараж и обогнул стоявшие в нем машины, аккуратно переставляя ноги, чтобы не споткнуться и не наделать шума. Поиски успеха не принесли – канистры в гараже не хранились. Максим снова припомнил схему. Рядом находился огород, где непременно найдется достаточно вместительная лейка. Он направился было в ту сторону, когда рядом вдруг кто-то чихнул. Максим замер. Мимо прошествовал полицейский. Максиму казалось, что у него даже сердце бьется излишне громко. Свет от масляного фонаря полисмена гулял по всему двору. «А не забыл ли я закрыть за собой кухонную дверь?» – испугался Максим. Свет как раз упал на нее – она оказалась закрыта. Охранник прошел дальше. Максим не сразу понял, что давно задерживает дыхание, и выпустил набранный в легкие воздух одним протяжным выдохом. Он дал стражу минуту, чтобы удалиться подальше, и двинулся в том же направлении, выискивая огородные грядки. Ни лейки, ни другого крупного сосуда не нашлось и там, зато он наткнулся на свернутый кольцами поливочный шланг длиной около ста футов. И у него родилась новая зловещая идея. Но сначала необходимо было выяснить, с какой регулярностью совершают обходы полисмены. Он начал отсчет. Не переставая считать, взял свернутый в бухту поливочный шланг и отнес в гараж, спрятав за одним из автомобилей. Он дошел до девятисот двух, когда вновь появился охранник. Стало быть, ему нужно уложиться в пятнадцать минут. Один из концов поливочного шланга Максим плотно натянул на конус бензопровода и пересек двор, разматывая шланг по пути. Оказавшись в кухне, он ненадолго там задержался, чтобы зажечь свечу и найти острый шампур для поджаривания мяса. Затем снова прошел уже знакомым маршрутом через дом, прокладывая шланг все дальше: из кухни через сервировочную и две столовые, минуя гостиную, холл, часть коридора, до самой библиотеки. Моток со шлангом весил немало, и проделать все это бесшумно удавалось с трудом. Максим не переставал вслушиваться, не донесутся ли чьи-то шаги, но улавливал лишь поскрипывания и как будто стоны старого дома, тоже готовившегося уснуть. Максим не сомневался, что все уже давно улеглись, но ведь кому-то могла понадобиться книга из библиотеки, бокал бренди из гостиной или сандвич из кухни. Если это случится сейчас, его затея провалится. Всего несколько минут! Ему нужно всего несколько минут. Еще его волновало, хватит ли длины шланга, но он закончился как раз по другую сторону библиотечной двери. И Максим пошел назад вдоль шланга, останавливаясь через каждые несколько ярдов, чтобы проткнуть в нем шампуром дыру. Покончив с этим, он вышел через дверь кухни и притаился в гараже. Ружье он держал теперь двумя руками за ствол, как дубину. Ждать, казалось, пришлось целую вечность. Наконец послышались шаги. Полицейский прошел мимо него, потом вдруг замер и, удивленно хмыкнув, опустил фонарь ближе к земле, чтобы разглядеть непонятно откуда взявшийся шланг. И в этот момент Максим нанес ему удар по голове прикладом ружья. Констебль пошатнулся. – Падай же, падай, сволочь! – прошипел Максим и ударил еще раз изо всех сил. Полисмен повалился, а Максим со злобным удовлетворением продолжал бить уже беспомощное тело. Охранник не подавал признаков жизни. Максим вернулся к бензопроводу, соединенному с садовым шлангом. Металлический конус был снабжен специальным краном. Оставалось только открыть его. Что он и сделал. – До того как мы с тобой поженились, – порывисто призналась Лидия, – у меня был возлюбленный. – Боже милостивый! – простонал Уолден. «Зачем я ему об этом рассказываю? – подумала она и решила: – Потому что именно эта ложь сделала несчастными нас всех, и пора положить всему конец». – Отец обо всем узнал, – продолжала она. – Моего любовника бросили в тюрьму и подвергли там пыткам. Мне было сказано, что, как только я соглашусь выйти за тебя замуж, пытки прекратят, а в тот день, когда мы с тобой отплывем в Англию, его выпустят на свободу. Она не сводила глаз с его лица. Он выглядел не столь уязвленным, как она ожидала. Скорее, испуганным. – Твой отец был отвратительным человеком, – произнес он. – Но еще отвратительнее поступила я, выйдя за тебя без любви. – Вот как… – Теперь черты его лица все-таки исказились от боли. – Но если уж начистоту, я ведь тоже не был в тебя влюблен. Я сделал тогда предложение, потому что мой отец умер и мне срочно понадобилась женщина на роль графини Уолден. И только уже гораздо позже я глубоко и безнадежно полюбил. Так что я мог бы сказать, что прощаю тебя, но только прощать, собственно, не за что. «Неужели все так просто? – подумала она. – Неужели он все мне простит и будет любить с прежней силой? Вероятно, оттого, что в воздухе этого дома почти осязаемо витал дух смерти, здесь теперь стало возможно все?» И потому она решилась довести признание до конца, словно бросалась головой в омут. – Мне нужно сказать тебе еще кое-что, – заговорила она, – и это гораздо хуже. Но и ему хотелось дойти в откровенности до конца. – Будет лучше, если я все узнаю сейчас. – Я была… Я уже ждала ребенка, когда мы с тобой поженились.