– Да, все разошлись. – Превосходно! Это было одно из любимых словечек Стивена – «Превосходно!». Если разобраться, в Шарлотте очень многое от него: любознательность, решительность, самообладание – а поскольку передаться по наследству ей все это не могло, значит, она приобрела подобные черты, попросту подражая ему… – Надеюсь, они поймают этого анархиста, – сказала Лидия, пристально наблюдая за реакцией Шарлотты. – Я просто уверена, что поймают, – отозвалась дочь почти весело. «У нее слишком хорошее настроение, – отметила Лидия. – С чего бы, если больше сотни полисменов прочесывают окрестности в поисках Максима? Ей же положено быть встревоженной и подавленной, подобно мне самой. И это наверняка потому, что она точно знает: поймать его не удастся. У нее, видимо, есть на то какие-то причины. – Скажи мне, мама, – спросила вдруг Шарлотта, – сколько времени требуется, чтобы ребеночек вырос в животе у матери и появился на свет? У Лидии кровь отхлынула от лица. Она уставилась на Шарлотту, повторяя про себя: «Она знает! Она все знает!» Шарлотта кивнула и грустно улыбнулась. – Все, забудь! – сказала она. – Считай, что ты ответила на мой вопрос. И быстро спустилась вниз. Лидия оперлась на перила, борясь с головокружением. Максим все рассказал Шарлотте. Это было так жестоко после всех прошедших лет! Ее охватила злость на Максима. Зачем ему понадобилось ломать девочке жизнь? Лестница завертелась перед глазами, но тут она услышала голос горничной: – Вам нехорошо, миледи? В голове Лидии тут же немного прояснилось. – Нет, все в порядке. Просто сильно устала с дороги, – сказала она. – Возьмите меня под руку. Служанка подхватила ее под локоть и повела наверх, в спальню. Там вторая горничная уже распаковывала чемоданы хозяйки. Для нее приготовили полную ванну горячей воды. Лидия села на кровать. – Оставьте меня одну, пожалуйста, – велела она. – Вещи разберем позже. Горничные удалились. Лидия расстегнула пуговицы плаща, но не нашла в себе сил снять его. Из головы не шла радость на лице Шарлотты. Дочь почти светилась счастьем, хотя ей явно было о чем поразмыслить. Лидия могла это понять. Ведь подобное настроение ей доводилось испытывать самой. Такое ощущение посещало ее всякий раз после свидания с Максимом. Возникала иллюзия, что жизнь полна нескончаемых радостей и приятных сюрпризов и перед тобой стоит множество важных задач, которые непременно нужно решить, а мир многоцветен и сулит море страстей и чудесных перемен. Все говорило о том, что Шарлотта виделась с Максимом и была уверена в его безопасности. «Как же мне поступить?» – подумала Лидия. Постепенно к ней вернулось немного энергии, и она сумела раздеться. Потом долго мылась и одевалась заново, пользуясь передышкой, чтобы окончательно успокоиться. Теперь ей даже стало любопытно, какие чувства испытала Шарлотта, узнав, что Максим ее отец. Он ведь ей понравился с самого начала. «Это происходит со многими, – размышляла Лидия. – Максим притягивает к себе людей. Но все же, откуда в Шарлотте столько силы, чтобы узнать подобную новость и не грохнуться в обморок?» Решив отвлечься от подобных мыслей, Лидия подумала, что самое время заняться хлопотами по хозяйству. Она посмотрела на себя в зеркало, придала лицу серьезное выражение и вышла из спальни. Спускаясь вниз, встретила горничную с подносом, на котором были аккуратно расставлены тарелки с ломтиками ветчины, яичницей, свежим хлебом и виноградом, кофейник и кувшинчик молока. – Для кого все это? – спросила она. – Для леди Шарлотты, миледи, – ответила служанка. Вот и потерей аппетита Шарлотта тоже не страдала! Лидия прошла в утреннюю гостиную и вызвала к себе повариху. Миссис Роуз была худощавой, нервического типа женщиной, которая в жизни не притрагивалась к блюдам, приготовленным ею для своих хозяев. – Как мне дали понять, – сказала она, – к ленчу у нас будет мистер Томсон, а к ужину прибавится еще и мистер Черчилль. Обсудив с ней меню обеих трапез, Лидия отправила миссис Роуз назад в кухню. Ее продолжал мучить вопрос: «Что за новую моду взяла Шарлотта устраивать такие плотные завтраки в своей комнате? И к тому же так поздно!» В сельской усадьбе Шарлотта всегда вставала ни свет ни заря и успевала поесть еще до того, как дом начинал просыпаться. Затем Лидия вызвала Притчарда, и они вместе составили план рассадки гостей. Притчард уведомил ее, что вплоть до дальнейших распоряжений князь Орлов должен принимать пищу только в своей спальне. Но на рассадку гостей это никак не влияло – за столом все равно будут преобладать мужчины, а при сложившихся обстоятельствах Лидия и думать не могла о том, чтобы пригласить кого-то в гости и добиться приличествующих пропорций. Она и так сделала все, что в ее силах. «Где же Шарлотта могла встречаться с Максимом? И откуда в ней столько уверенности, что его не схватят? Неужели она нашла для него надежное убежище? Или он сумел настолько изменить внешность?» Она расхаживала по гостиной, всматриваясь в картины на стенах, в бронзовые статуэтки, в витражи и предметы на письменном столе. Голова разболелась. Когда ей захотелось по-другому переставить цветы в большой вазе у окна, она неловким движением опрокинула все на пол. Вызвала горничную прибрать за собой и поспешила прочь из комнаты. У нее снова разыгрались нервы. «Нужно принять лауданум», – решила она, хотя это средство уже не помогало ей так эффективно, как прежде. «Что собирается предпринять Шарлотта? Сохранит ли она тайну своего рождения? Ну почему дети не хотят откровенно говорить с родителями?» Она побрела в сторону библиотеки в смутной надежде за какой-нибудь книгой отвлечься от всего, что на нее свалилось. Но, войдя туда, снова ощутила укол вины, увидев Стивена, сидевшего за своим рабочим столом. Заслышав ее шаги, он поднял глаза, приветливо улыбнулся и вернулся к своим записям. Лидия прошлась вдоль полок. «Не почитать ли Библию?» – подумала она. Детство запомнилось ей бесконечными чтениями Ветхого Завета, семейными молитвами и частыми посещениями церкви. Ее строгие нянюшки стращали ее муками ада в наказание за непослушание, а гувернантка из немок-лютеранок не переставала твердить о греховных соблазнах, подстерегающих на каждом шагу. Но с тех пор как Лидия совершила прелюбодеяние, чем навлекла гнев Божий на себя и свою дочь, она уже не находила утешения в религии. «Мне следовало сразу же удалиться в монастырь, – подумала она, – и замаливать свои прегрешения перед Господом». Отец интуитивно подсказывал ей тогда мудрое решение. Она взяла первую попавшуюся книгу и уселась в кресло, открыв ее на коленях. – Весьма необычный для тебя выбор, – заметил Стивен. С того места, где он сидел, у него не было возможности разглядеть названия, но он четко знал, на какой полке стоит каждый из авторов. Читал он запоем. Лидия удивлялась порой, как он выкраивает на это время. Она взглянула на корешок своего фолианта. Ей попались «Уэссекские стихотворения» Томаса Гарди. Она не любила Гарди. Ей не нравились ни его страстные, исполненные решимости героини, ни сильные мужчины, которых женщины в его книгах превращали в беспомощные существа. Прежде они частенько сиживали вместе в библиотеке – особенно в первые месяцы по ее приезде в Уолден-Холл. Сейчас она с ностальгией вспоминала, как читала сентиментальные романы, пока он занимался гораздо более серьезной работой. В те дни он еще не был так уравновешен и уверен в себе. Она помнила его слова о том, что сельское хозяйство приносит все меньше дохода и если его семья хочет и впредь оставаться богатой и влиятельной, им всем придется подготовиться к вступлению человечества в XX век. Тогда он продал несколько ферм и тысячи акров земли по очень низким ценам, но деньги умело вложил в акции железных дорог, банков и лондонскую недвижимость. Подготовленный им план, должно быть, сработал, потому что вскоре он перестал тревожиться. Но окончательно жизнь наладилась после рождения Шарлотты. Прислуга обожала девчушку и перенесла изрядную часть любви на ее мать. Лидия привыкла к английским традициям и была принята лондонским светским обществом с распростертыми объятиями. Восемнадцать лет длилось благостное семейное спокойствие. Лидия вздохнула. Теперь всему этому пришел конец. Она так долго и надежно хранила свои тайны, что те никому не причиняли мучений, кроме нее самой, и даже ей со временем удалось забывать о них, пусть ненадолго. Но сейчас все грозило выйти из-под контроля. А ей-то казалось, что Лондон достаточно далеко от Петербурга! Но вероятно, безопаснее было бы в какой-нибудь Калифорнии, если вообще существовало место, где ее не настигли бы тени прошлого. Мирная жизнь кончалась, разваливаясь на глазах. Что-то теперь будет? Она опустила взгляд на случайно открытую страницу и стала читать. В стихотворении Гарди описывалась свадьба. Девушка выходила замуж за доброго, но нелюбимого человека, которому к тому же суждено было скоро умереть. Ей так хотелось, писал поэт, чтобы «да», которое она сейчас произнесет перед алтарем, было правдивым и искренним, а приходилось лгать, чтобы не сделать своего суженого несчастным. И сердце подсказывало ей, что эта минутная слабость, это проявление доброты к стоящему на пороге смерти мужчине стоят того, чтобы отдать за него свою душу. «Да это же написано про меня! – поразилась Лидия. – Ведь и я отдала свою душу на растерзание, когда вышла замуж за Стивена, чтобы вызволить Максима из заточения в Петропавловской крепости. И с тех самых пор я постоянно играю заученную роль, притворяюсь, что не распутная и падшая женщина, хотя на самом деле в этом моя суть! Но ведь я не одна такая! Другие чувствуют то же самое. Иначе зачем виконтессе и Чарли Скотту понадобились бы в гостях смежные спальни? И разве сообщила бы мне об этом леди Джирард, лукаво подмигнув, если бы не знала о греховных отношениях между парочкой? А позволь я себе чуть больше распущенности, быть может, Стивен чаще приходил бы по ночам ко мне в постель и у нас бы родился мальчик?» Она снова тяжело вздохнула. – Пенни за них, – сказал вдруг Стивен. – Что? – не поняла она. – Даю пенни за каждую твою мысль. Лидия улыбнулась. – Сколько лет живу здесь, но постоянно встречаю новые для себя выражения. Этого, например, я никогда прежде не слышала. – Век живи, век учись. Эта фраза означает всего лишь, что мне очень хочется узнать, о чем ты сейчас думаешь. – Я думала, как несправедливо, что после твоей смерти Уолден-Холл унаследует сын Джорджа. – Если только ты не подаришь мне сыночка. Она посмотрела на его лицо, на ясные голубые глаза и аккуратную седую бороду, на синий галстук в белый горошек. – Ты считаешь, уже слишком поздно? – спросил он. – Даже не знаю, – ответила Лидия, вдруг осознав, до какой степени все это зависит от дальнейшего поведения Шарлотты. – Но давай не оставлять попыток, ладно? В своих разговорах они редко доходили до такой степени откровенности. Вероятно, Стивен уловил в ее настроении предрасположенность к прямоте. Она поднялась, подошла к нему и встала рядом. «А ведь у него образовалась небольшая плешь, – заметила Лидия. – Давно ли?» Даже этого она не знала. – Да, – сказала она, – мы должны продолжать попытки. Она склонилась и поцеловала его в лоб, а потом вдруг порывисто поцеловала в губы. Он закрыл глаза. Но уже через секунду Лидия отошла. Он казался слегка смущенным: они ведь почти никогда не позволяли себе такого днем, потому что вокруг постоянно крутился кто-нибудь из прислуги. «Почему мы так живем, если это не приносит счастья?» – подумала она, но вслух сказала: – Я очень тебя люблю. – Я знаю, – отозвался он с улыбкой. Лидия внезапно почувствовала, как тяжек для нее этот диалог. – Мне нужно переодеться к обеду, – произнесла она. – Скоро приедет Бэзил Томсон. Стивен лишь кивнул в ответ. Выходя из библиотеки, Лидия ощущала на себе его взгляд. Она поднялась наверх, не переставая думать, есть ли еще хоть малейшая возможность, что они со Стивеном будут счастливы вместе. Только оказавшись в спальне, она обнаружила, что все еще держит в руке книгу стихов, и отложила ее в сторону. Ключ ко всему теперь у Шарлотты. Лидии необходимо поговорить с ней. Ведь можно разговаривать на самые неприятные темы, если только набраться смелости. А Лидии уже нечего было терять. Еще не имея четкого представления о том, что собирается сказать, она направилась в комнату Шарлотты, располагавшуюся этажом выше. Ковровая дорожка заглушала звук ее шагов. Она поднялась на лестничную площадку и посмотрела вдоль коридора. И заметила, как Шарлотта скрылась за дверью старой детской. Хотела окликнуть ее, но сдержалась. Что это несла с собой Шарлотта? Издали ей показалось, что в руках она держала тарелку с сандвичами и стакан молока. Заинтригованная, Лидия вошла в спальню дочери. На столике она увидела принесенный горничной поднос, вот только вся ветчина и хлеб с него пропали. Зачем Шарлотте понадобилось заказывать столько еды, а потом делать сандвичи, чтобы съесть их в заброшенной детской? Насколько знала Лидия, там не было ничего, кроме накрытой пыльными чехлами ненужной мебели. Неужели девочка дошла до такой степени нервного расстройства, что ей захотелось сбежать в уютный мирок своего детства? Лидия решила непременно это выяснить. Конечно, ей было неловко вмешиваться в глубоко личный ритуал, который устроила для себя дочь, что бы за ним ни стояло, но она отмела эти мысли: «Я у себя дома, она – моя дочь, и я должна знать обо всем, что здесь происходит. К тому же в такой располагающей к сближению обстановке мне, возможно, будет легче высказать все необходимое». И она вышла из спальни Шарлотты, направившись по коридору в детскую. Шарлотты там не оказалось.