– Теперь ты устроил пытку для меня, – сказала она. – Я так и не поняла, что должна сделать, чтобы Максима освободили. – Выйти замуж за графа Уолдена, – быстро ответил отец. Лидия даже перестала плакать и только смотрела на него, онемев от удивления. Неужели она не ослышалась? Ведь это настоящее безумие! Но батюшка невозмутимо продолжал: – Уолдену нужно срочно жениться. Вместе с ним ты покинешь Россию и будешь жить в Англии. Твоя позорная связь канет в забытье, и о ней никто не узнает. По-моему, идеальное решение всех проблем. – А как же Максим? – спросила Лидия. – Пытки прекратят уже сегодня. А на свободу он выйдет, как только ты уедешь в Англию. И ты больше не увидишь его до конца дней своих. – Нет, – прошептала она. – Во имя всего святого, нет! Но через восемь недель она была уже замужем. – И ты бы действительно ударила ножом собственного отца? – спросил Максим со смесью восхищения и изумления. Лидия кивнула, подумав при этом: «Хвала Господу, что он не знает всего остального!» – Я просто горжусь тобой, – сказал Максим. – Здесь нечем гордиться. Это был ужасный поступок. – Но ведь и он был ужасным человеком. – Теперь я уже так не считаю. Наступила пауза, после которой Максим чуть слышно произнес: – Значит, ты вовсе не предавала меня. Желание заключить его в свои объятия стало почти непереносимым. Но она усилием воли заставила себя застыть на месте. И искушение прошло. – Твой отец сдержал слово, – ударился в воспоминания Максим. – Меня действительно пытали всего один день. И на волю отпустили, как только ты отплыла в Англию. – Как ты узнал, куда я направилась? – Получил записку от твоей горничной. Она оставила ее в книжной лавке. Само собой, она и не подозревала о той сделке, на которую тебе пришлось согласиться. Им еще требовалось сказать друг другу столь многое, но это было так тяжело, что какое-то время оба молчали. Лидия боялась даже пошевелиться. Она заметила, что за все время он ни разу не вынул правую руку из кармана. Подобной привычки раньше за ним не водилось. – Ты все-таки научилась свистеть? – спросил он совершенно неожиданно. Она невольно рассмеялась. – Нет, это мне никак не дается. Снова воцарилось молчание. Лидии хотелось, чтобы он ушел, но столь же отчаянным было желание побыть с ним еще. Через какое-то время первой заговорила уже она: – И чем же ты занимался все эти годы? Максим пожал плечами. – Я много путешествовал. А ты? – Воспитывала дочь. Прошедшие годы оказались темой, одинаково смущавшей обоих. – А зачем приехал сюда? – спросила Лидия. Вопрос привел Максима в некоторое замешательство, но он быстро нашелся: – Зачем я здесь? Мне нужно встретиться с князем Орловым. – С Алексом? Почему тебе понадобилась встреча с ним? – На родине угодил в тюрьму один матрос из числа анархистов. Мне нужно убедить Орлова освободить его… Ты же помнишь, как обстоят дела в России? Законы не действуют. Только личные связи. – Но Алекс здесь больше не живет. Нас пытались ограбить, и это спугнуло его. – Тогда где же мне его искать? – спросил Максим, надеясь, что ничем не выдал охватившего его волнения. – В отеле «Савой». Но сомневаюсь, однако, что он тебя примет. – Я все же попытаюсь. – Для тебя это очень важно, как я погляжу. – Да. – То есть ты по-прежнему… занимаешься политикой? – В этом вся моя жизнь. – Многие молодые люди с возрастом теряют к ней интерес. Он грустно улыбнулся. – Вероятно, потому, что многие молодые люди женятся и заводят детей. Лидию охватило безграничное сострадание к нему. – Мне очень жаль, что все так вышло, Максим. Он потянулся и взял ее за руку. Но она отдернула ее и встала. – Не прикасайся ко мне. Он удивленно посмотрел на нее. – Не знаю, как ты, но я свой урок усвоила, – сказала Лидия. – Меня воспитывали в убеждении, что похоть – зло, разрушающее личность. На время, пока… мы с тобой были вместе, я перестала в это верить или по крайней мере убедила себя, что перестала. И видишь, чем все обернулось? Я сломала жизнь и себе, и тебе. Мой отец оказался прав. Плотское вожделение разрушительно. Теперь я всегда помню об этом. – Стало быть, вот что ты сейчас себе внушаешь? – печально спросил он. – Но в этом истина! – Узнаю мораль Толстого. Добродетель не обязательно сделает тебя счастливым, но порок непременно сделает несчастным. Она глубоко вздохнула. – Я хочу, чтобы ты немедленно ушел и больше не возвращался. Максим молча смерил ее долгим взглядом и поднялся. – Что ж, будь по-твоему, – произнес он. Лидии показалось, что у нее вот-вот разорвется сердце. Он шагнул к ней. Она стояла неподвижно. Ей хотелось бежать, но она словно приросла к месту. Он положил руки ей на плечи, посмотрел прямо в глаза, и спастись она уже не могла. Ей вспомнилось все, что она чувствовала, когда они смотрели друг другу в глаза прежде, и Лидия совершенно потерялась. Он привлек ее к себе и поцеловал, уже сжимая в объятиях. Так было всегда – его ищущие губы находили ее полуоткрытый рот и ласкали его с любовью и нежностью, а она как будто таяла в его руках. И теперь тоже прижалась к нему всем телом. В ней уже полыхал огонь желания. Она содрогалась от предчувствия наслаждения. Нашла его руки и взяла их в свои, чтобы ощутить хотя бы часть его тела, сжать изо всех сил… Он громко вскрикнул. Они отпрянули друг от друга. Лидия, совершенно сбитая с толку, лишь удивленно смотрела на него. Он же прижал правую руку ко рту. Она заметила на ней крупный порез и поняла, что, сжав ему пальцы, причинила боль. Рана опять стала кровоточить. Она сделала движение, чтобы снова взять его за руку и извиниться, но он отшатнулся. В нем произошла разительная перемена. Чары развеялись. Максим повернулся и стремительно пошел к выходу. В ужасе она смотрела, как за ним захлопнулась дверь, и застонала. Она стояла, глядя на то место, где только что видела его. Полностью опустошенная, она упала в кресло, не в силах сдержать нервной дрожи. А потом еще какое-то время в ней настолько беспорядочно и бестолково бурлили чистые эмоции, что она не могла мыслить рационально. Но постепенно смятение улеглось, и осталось лишь одно чувство: облегчение, что она преодолела искус рассказать ему последнюю главу своей истории. Это был секрет, который она прятала глубоко внутри, и он порой причинял муки, как старый осколок шрапнели, навсегда оставшийся в затянувшейся уже ране. Но пусть все теперь будет так до самой ее смерти, решила она. Эту тайну она унесет с собой в могилу.