Часть 65 из 73 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Чем сейчас занят Максим? Мастерит новую бомбу? Заряжает пистолет? Точит нож? Или мирно спит, дожидаясь нужного момента? А может, бродит по дому, пытаясь найти способ усыпить бдительность охраны Алекса?
«Я ничего не могу сделать, – подумала она опять. – Ровным счетом ничего».
Она взялась за оставленную книгу. «Уэссекские стихотворения» Гарди. «Почему мне попалась под руку именно она?» И странным образом том открылся на той же странице, что и утром. Лидия включила ночник и снова перечитала поэтические строки.
Девушка солгала перед алтарем, предала свою душу адскому пламени, но сделала это во благо, чтобы скрасить последние дни прекрасного, но нелюбимого человека. Поставленная перед выбором, она пожертвовала собой. «И есть ли гуманность в этом мире, – вопрошал поэт, – если он заставляет нас принимать подобные решения? Принуждает решать задачи, не имеющие верного ответа как такового?»
«Как это тонко подмечено! – поразилась Лидия. – Если сама жизнь так устроена, то кто из нас способен совершать только правильные и разумные поступки?»
Голова теперь просто раскалывалась от боли. Она выдвинула ящичек и приложилась к склянке с лауданумом. Потом еще раз.
И направилась в сторону заброшенной детской.
Глава пятнадцатая
Определенно что-то пошло не так. Максим не видел Шарлотту с полудня, когда она принесла ему таз, кувшин с водой, полотенце и кусок мыла. Скорее всего у нее возникли проблемы, не позволявшие навещать его, – ее могли заставить уехать или же она поняла, что за ней скрытно следят. Ясно только одно: его она не выдала.
Впрочем, в ее помощи он больше и не нуждался.
Он знал, где скрывался Орлов и где взять оружие. Сам он не мог проникнуть в спальню князя, поскольку того слишком надежно охраняли. Значит, придется заставить Орлова покинуть убежище. И Максим уже придумал, как это сделать.
За воду и мыло он взялся не сразу, потому что, во-первых, крошечная комнатушка не позволяла ему даже вытянуться во весь рост, чтобы как следует помыться, и, во-вторых, ему вообще какое-то время было не до наведения чистоты. Но теперь от духоты он буквально пропитался потом, а перед выполнением миссии хотелось ощущения свежести. И потому он перенес умывальные принадлежности в детскую.
Это было странное ощущение – стоять посреди комнаты, где Шарлотта провела столько часов своего детства. Но ему пришлось усилием воли заставить себя не думать об этом. Не самое подходящее время для сантиментов. Он полностью разделся и помылся при свете свечи. Все его существо наполнилось волнующим предвкушением и ожиданием, и, казалось, сама кожа излучает сияние. «Сегодня победа будет за мной, – подумал он яростно. – И не важно, скольких мне придется при этом убить». Максим энергично растерся полотенцем. Его движения были резки, а где-то в гортани возникло ощущение, от которого захотелось орать. «Должно быть, именно это заставляет воинов издавать перед схваткой боевой клич», – заключил он. Бросив взгляд вниз, он обнаружил зарождавшуюся эрекцию.
А затем услышал голос Лидии:
– Надо же! Ты отрастил бороду.
Он порывисто повернулся и ошарашенно уставился в темноту.
Она шагнула к нему и попала в круг света, отбрасываемого свечой. Ее светлые волосы не были заколоты и ниспадали на плечи. На ней была белая длинная ночная рубашка с вышитым лифом и приподнятой талией. Руки обнажены и бледны. На устах играла улыбка.
Они стояли неподвижно, глядя друг на друга. Несколько раз она готова была что-то сказать, но слова не шли. Максим же ощутил, как кровь прилила к его чреслам. «Как давно… Как же давно, – подумал он, – не стоял я обнаженный перед женщиной!»
Лидия подалась вперед, но магия момента ничуть не нарушилась. Она подошла и опустилась перед ним на колени. Закрыла глаза и прижалась к его телу. И когда Максим посмотрел на ее незрячее сейчас лицо, пламя свечи отразилось от слез у нее на щеках.
Лидии снова было восемнадцать, а ее тело сделалось молодым, сильным, неутомимым. Только что закончилась просто обставленная свадьба, после чего они с мужем уединились в небольшом домике, снятом в деревне. За окном в саду беззвучно шел снег. Они занимались любовью при свечах. Она покрывала его тело поцелуями, а он все твердил: «Я всегда любил тебя, все эти долгие годы». Хотя они вроде бы впервые встретились лишь несколько недель назад. Борода щекотала ей грудь, а она даже не помнила, что он отрастил бороду. Она смотрела на его руки, ласкавшие ее повсюду, находившие самые потаенные места, и говорила: «Это ты! Это ведь ты со мной, правда, Максим? Максим!» Словно мог существовать другой мужчина, который делал бы то же самое, доставляя ей это долгое и постепенно нараставшее наслаждение. Длинными ногтями она расцарапала ему плечи, дождалась, пока выступила кровь, и, подавшись вперед, стала жадно слизывать ее.
«Ты как животное», – сказал он.
И они прикасались друг к другу не переставая и с нетерпением и были подобны на самом деле не животным, а двум детям, оказавшимся в одиночестве посреди лавки кондитера, переходя от одного соблазна к другому, разглядывая, ощупывая, пробуя на вкус и не веря, что им так сказочно повезло.
Она сказала: «Я так счастлива, что нам удалось сбежать от всех». Но эта фраза почему-то навеяла на него печаль, и тогда она попросила: «Вставь мне туда палец».
И печаль мгновенно пропала, сменившись на его лице гримасой похоти, а она вдруг заметила, что плачет, но только не могла взять в толк почему. Внезапно до нее дошло, что это всего лишь сон, и мысль о пробуждении навеяла ужас.
«Давай теперь сделаем все очень быстро».
Они кончили вместе, и тогда она смогла сквозь слезы улыбнуться ему со словами: «Мы так подходим друг другу».
Они действительно двигались синхронно, словно пара танцоров или две порхающие в любовной игре бабочки, и она сказала:
«Как же мне хорошо! Боже милостивый, как же хорошо! А я-то думала, что со мной этого уже никогда больше не произойдет».
И ее дыхание превратилось в сплошные всхлипывания. Он спрятал лицо у нее на плече, но она взяла его обеими руками и отстранила от себя, чтобы видеть. Теперь она поняла, что это вовсе не сон. Что все происходит наяву. Между гортанью и позвоночником словно туго натянулась струна, и каждый раз, когда она вибрировала, все ее тело начинало петь песню, состоявшую из одной ноты – ноты наслаждения, звучавшей все громче и громче.
«Смотри на меня!» – велела она, уже теряя контроль над собой.
«Я смотрю», – отвечал он, и нота становилась более звучной.
«Я порочна! – выкрикнула она, подхваченная новой волной оргазма. – Смотри же, насколько я порочна!»
А ее тело уже билось в конвульсиях. Струна натягивалась все туже и туже. Пронзавшее ее наслаждение становилось острее, пока она не поняла, что сейчас лишится рассудка. Но в этот момент на самой высокой ноте ее песнь оборвалась, струна лопнула, а она обмякла, потеряв сознание.
Максим осторожно уложил ее на пол. При свете свечи ее лицо выглядело умиротворенным, напряжение ушло. У нее был вид человека, умершего счастливым. Она побледнела, но дышала ровно. Максим понимал, что Лидия все это время находилась в полусне, вероятно, под воздействием наркотика, но ему было все равно. Он чувствовал себя утомленным, слабым, беспомощным, благодарным и бесконечно влюбленным. «Мы могли бы все начать сначала, – подумал он. – Она – свободная женщина, ей ничего не стоит бросить мужа и поселиться со мной в той же Швейцарии, а потом туда приехала бы и Шарлотта…
Нет, – поспешил оборвать Максим свои мысли. – Такое может привидеться только в опиумном сне». Он уже строил подобные планы девятнадцать лет назад в Петербурге, но оказался бессилен против воли власть имущих. «В реальной жизни это просто неосуществимо, – подумал он. – Они снова вмешаются и все разрушат.
Они никогда не согласятся, чтобы она стала моей.
Мне остается одно – месть».
Он встал и поспешно оделся. Взял в руки свечу, в последний раз посмотрев на Лидию. Ее глаза оставались закрытыми. Ему очень хотелось снова прикоснуться к ней, поцеловать в податливые губы. Но настало время ожесточиться сердцем. Все! Больше этого не будет никогда. Максим отвернулся и вышел из двери.
Он бесшумно прошел по ковровой дорожке коридора и спустился по лестнице. В дверных проемах от его свечи возникали пугающе причудливые тени. «Этой ночью я могу погибнуть, но не раньше, чем убью Орлова и Уолдена, – думал он. – Я встретил свою дочь, я возлег со своей женой, и теперь мне остается только расправиться с врагами, чтобы со спокойной совестью покинуть этот мир».
На лестничной площадке второго этажа Максим случайно наступил на жесткий пол, и его башмак издал громкий стук. Он замер на месте и вслушался. Здесь ковровая дорожка обрывалась, обнажив мраморную плитку. Он некоторое время выжидал, но из дома не доносилось никаких звуков. Тогда он снял обувь и пошел дальше босиком – носков у него не было.
Свет оказался потушен повсюду. «Может ли случиться, что в такой тьме кто-то все равно бродит по дому? Вдруг один из гостей среди ночи проголодается и пожелает поживиться съестным из буфета на кухне? Не взбредет ли в голову дворецкому, что он услышал смутный шум и ему надо сделать обход? Не приспичит ли в туалет телохранителю Орлова?» Максим до предела обострил слух, готовый задуть свечу и спрятаться при любом постороннем шорохе.
Только благополучно спустившись в холл, Максим достал из кармана начерченные Шарлоттой схемы дома. Держа свечу как можно ближе к бумаге, первым делом внимательно вгляделся в план первого этажа, а потом повернул в коридор справа от лестницы.
Так, миновав библиотеку, он попал в оружейную комнату.
Мягко прикрыв за собой дверь, огляделся. И чуть не подпрыгнул от внезапного испуга, когда жуткая тень головы какого-то чудовища вдруг упала на него. Он дернулся, и свеча погасла. Уже в темноте Максим сообразил, что на него нагнало страха чучело головы тигра, закрепленное на стене. Он снова зажег свечу. Охотничьи трофеи украшали все четыре стены комнаты. Здесь были и лев, и олень, и даже носорог. В свое время Уолден от души пострелял зверье в Африке. Кроме того, в специальной стеклянной витрине хранилось чучело какой-то огромной рыбины.
Максим поставил свечу на стол. Ружья были установлены в ряд вдоль стены. Там были три пары обычных охотничьих двустволок, винтовка «винчестер» и нечто огромное, что Максим про себя сразу окрестил «слоновым ружьем». Впрочем, он не знал, из какого оружия стреляют в слонов, да и слона-то никогда в жизни живьем не видел. Ружья были закреплены цепочкой с навесным замком, пропущенной через предохранительные спусковые скобы и крепившейся с противоположной стороны к кронштейну, привинченному к деревянной полке.
Максим задумался, как поступить. Ружье ему было необходимо. Он решил сначала, что сможет взломать замок, если найдет крепкий рычаг вроде отвертки, но потом понял, что гораздо легче вывинтить шурупы крепежного кронштейна, а потом просто пропустить цепочку вместе с ним сквозь спусковые скобы.
Он снова сверился со схемой, начерченной Шарлоттой. Рядом с оружейной располагалась цветочная комната. Взяв свечу, он прошел через соединявшую их дверь. Это было тесное и прохладное помещение с мраморными полами и каменной раковиной умывальника. Внезапно послышались шаги. Максим задул свечу и присел на корточки. Звуки доносились снаружи с покрытой гравием дорожки во дворе – наверняка один из охранников. Блеснул свет фонаря, делавшийся все ярче, а шаги приближались. Замерли они прямо напротив двери, а фонарем посветили в окно. И при более ярком освещении Максим разглядел над раковиной полку с крючками, на которых висели инструменты: садовые ножницы, секатор, небольшая тяпка и нож. Сторож подергал ручку двери, за которой притаился Максим. Она оказалась заперта. Затем шаги удалились, и свет фонаря померк. Какое-то время Максим ожидал. Как поступит сторож? Весьма вероятно, что он заметил блеск свечи в цветочной, но теперь думал, должно быть, что в окне отразился его собственный фонарь. Да и у любого из обитателей дома могла найтись вполне объяснимая причина зайти в комнату. Но охранник мог принадлежать к тому типу людей, для которых лучше лишний раз проверить, и, значит, способен был поднять тревогу.
Оставив дверь между комнатами открытой, Максим через оружейную вернулся в библиотеку, не смея зажечь свечу и ощупью передвигаясь в полной темноте. Он сел на пол позади большого кожаного дивана и медленно досчитал до тысячи. Никто так и не появился. К счастью, полицейский все-таки не был паникером.
Максим зашел в оружейную и запалил свечу. Окна здесь закрывали плотные шторы, каких не было в цветочной комнате. Осторожно проникнув туда, он снял с крючка нож, вернулся, закрыв дверь, и склонился над полкой с ружьями. Острием ножа он принялся выкручивать шурупы, крепившие кронштейн к краю полки. Дерево оказалось старым и неподатливым, но постепенно шурупы вылезли из своих отверстий, и больше ничто не мешало завладеть одним из ружей.
В комнате он, кроме того, обнаружил три комода. В первом из них была установлена целая батарея бутылок с виски и бренди в окружении чистых бокалов. Второй служил хранилищем для огромной кипы старых подшивок журнала «Конь и пес», поверх которых лежала большая тетрадь в кожаном переплете с надписью «Моя охота». Третий оказался заперт, и, как ни трудно было заключить, именно в нем держали боеприпасы.
Садовым ножом Максим легко вскрыл замок.
Из всех трех видов имевшегося под рукой оружия он предпочел бы «винчестер». Однако, перебирая коробки, не обнаружил патронов ни к нему, ни к «слоновому ружью», которые, очевидно, держали в качестве памятных сувениров. Придется довольствоваться обычной двустволкой. Все они были двенадцатого калибра, а заряды к ним содержали дробь шестого номера. Чтобы убить человека, стрелять придется с близкой дистанции: для полной уверенности – не более чем с двадцати ярдов. И у него будет только две попытки, а потом возникнет необходимость перезарядиться.
«Что ж, – подумал Максим, – мне и нужно уложить всего двоих».
У него по-прежнему не шел из головы образ Лидии, спавшей на полу в детской. Воспоминания о том, как они занимались любовью, лишь прибавляли ему сил и уверенности в себе. Фатализм, охвативший его в первые минуты, больше не возвращался. «С какой стати мне умирать? – думал он. – И кто знает, что может случиться, когда я убью Уолдена?»
Размышляя об этом, Максим зарядил ружье.
«А теперь, – подумала Лидия, – я должна покончить с собой».
Другого исхода для себя она не видела. Второй раз в жизни она пала на самое дно. И оказалось, что все годы постоянного самоконтроля ничего не значили, стоило вновь появиться Максиму. Жить дальше с осознанием того, что она собой представляет, казалось невозможным. Ей хотелось умереть, причем быстро.
Она задумалась о способах ухода из жизни. Первое, что пришло в голову, – принять ядовитое вещество. В доме наверняка есть крысиная отрава, вот только она понятия не имела, как ее найти. Передозировка лауданума? Опять-таки не было уверенности, что настойки у нее достаточно для этого. В прежние годы многие женщины травились газом, но, вот беда, Стивен давно заменил его на электричество. Быть может, верхний этаж особняка располагается достаточно высоко, чтобы выпрыгнуть из окна и разбиться? Нет. Слишком велика вероятность сломать позвоночник и оказаться парализованной. У нее едва ли хватило бы духу вскрыть себе вены, и к тому же смерть от потери крови долгая и мучительная. Самый же быстрый путь на тот свет – застрелиться. Она не сомневалась, что сможет зарядить ружье и выстрелить – ей столько раз доводилось видеть, как это делается. Но она вспомнила, что оружие заперто на замок.
И тут ее осенило: озеро! Да! Вот он – желанный способ! Она заглянет в свою спальню, наденет халат, затем выскользнет из дома через заднюю дверь, чтобы ее не заметили охранники из полиции, прокрадется западной частью парка мимо рододендронов и окажется в лесу. От кромки берега она будет идти и идти, пока холодная вода озера не покроет ее с головой, а потом стоит лишь открыть рот, и через минуту все будет кончено.
Лидия вышла из детской и в полной темноте двинулась вдоль коридора. Но, заметив свет под дверью Шарлотты, остановилась в нерешительности. Ей хотелось в последний раз увидеть свою девочку. Ключ торчал в замочной скважине снаружи. Она отперла замок и вошла.
Шарлотта сидела в кресле у окна. Она была полностью одета, но спала. Лицо покрывала бледность, контрастировавшая с покрасневшими от слез глазами. Волосы она распустила. Лидия закрыла дверь и приблизилась. Шарлотта мгновенно проснулась.
– Что случилось? – спросила она.
– Ничего, – ответила Лидия и тоже села.
book-ads2