Она пропустила следующий танец, но потом снова рядом оказался Фредди. Танцуя с ним, она вдруг подумала, что все эти девушки и молодые люди, включая Фредди и ее саму, в течение сезона должны подыскивать себе будущих жен и мужей. Для чего, в частности, и устраивались вот такие балы. И она впервые взглянула на Фредди как на возможного супруга – нет, это совершенно немыслимо! «Тогда какого же мужа я для себя хочу?» – задалась она вопросом. И поняла, что не имеет об этом ни малейшего представления. – Джонатан нас представил друг другу просто как Фредди и Шарлотту, – говорил ей между тем партнер по танцу. – Но насколько мне известно, вы – леди Шарлотта Уолден. – Да. А вы? – Я, между прочим, маркиз Чалфонт. «Стало быть, – подумала Шарлотта, – с точки зрения положения в свете мы друг другу подходим». Чуть позже они с Фредди присоединились к разговору Белинды и прочих оксфордских юношей. Обсуждали новую пьесу, называвшуюся «Пигмалион», судя по отзывам, очень смешную, но при этом достаточно вульгарную. Затем молодые люди поделились планами посетить матч боксеров. Белинда тут же изъявила желание присоединиться к ним, но они дружно сказали, что об этом не может быть и речи. Потом разговор перескочил на джаз. Один из студентов оказался знатоком предмета, поскольку какое-то время жил в Соединенных Штатах, но Фредди джаз не нравился, и он презрительно назвал его «музыкой для черномазых». Все пили кофе, а Белинда выкурила еще одну сигарету. Шарлотте постепенно начинало здесь нравиться. Но именно в этот момент появилась мать Шарлотты и прервала их разговор. – Мы с отцом уезжаем, – сказала она. – Нам прислать за тобой экипаж? Шарлотта вдруг поняла, что устала. – Нет, я поеду с вами, – ответила она. – Который теперь час? – Уже четыре. Они пошли за своими накидками. – Надеюсь, у тебя выдался славный вечер? – спросила Лидия. – Да, спасибо, мама. – У меня тоже. А кто все эти молодые люди? – Знакомые Джонатана. – Они тебе понравились? – Да, разговор получился довольно интересный, особенно ближе к концу. Отец уже подозвал карету. Когда они отъезжали от все еще ярко сиявшего огнями дома, где продолжался бал, Шарлотта вспомнила, что произошло при их последней поездке в экипаже, и ей стало страшновато. Отец держал маму за руку. Оба казались вполне счастливыми. Шарлотта почувствовала себя лишней и стала смотреть в окно. В свете зарождавшегося утра она увидела сначала четверых мужчин в отделанных шелком цилиндрах, шедших по Парк-лейн, возвращаясь, вероятно, из какого-нибудь ночного клуба. Но когда карета обогнула угол Гайд-парка, Шарлотте бросилось в глаза нечто необычное. – Что это? – спросила она. Мама тоже выглянула из-за шторки. – О чем ты, дорогая? – Что это там, на мостовой? Похоже на людей. – Это и есть люди. – А что они делают? – Они спят. Шарлотта пришла в ужас от этого зрелища. Их было человек восемь, даже десять, прижавшихся к стене и укрывшихся пальто, одеялами или обыкновенными газетами. Мужчин от женщин она отличить не могла, но некоторые фигурки под жалкими покрывалами явно походили на детские. – Почему они спят в таком месте? – спросила она. – Этого я не знаю, милая, – отвечала Лидия. – Потому, разумеется, что больше им спать негде, – объяснил отец. – У них нет жилья? – Нет. – Я и не подозревала, что есть настолько бедные люди, – сказала Шарлотта. – Но это же чудовищно. Ей вспомнились анфилады бесчисленных комнат в особняке дяди Джорджа, огромное количество еды, выложенной на столы для восьмисот человек, к тому времени уже успевших плотно поужинать, и дорогие наряды, которые все ее знакомые меняли каждый сезон, в то время как этим людям приходилось спать, накрывшись газетами. – Мы просто обязаны что-то для них сделать, – заявила Шарлотта. – Мы? – удивился отец. – Что для них можем сделать мы? – Построить дома. – Для всех сразу? – А сколько их? Отец пожал плечами. – Тысячи. – Тысячи? А я-то подумала, что здесь собрались они все. – Шарлотта была ошеломлена. – Но разве нельзя построить хотя бы небольшие домики? – Строительство жилья сейчас не приносит дохода, особенно если взять нижний сегмент рынка. – Вероятно, это все равно следует сделать. – Почему? – Потому что сильный должен заботиться о слабом. Я сама слышала, как ты говорил это мистеру Сэмсону. Сэмсон был управляющим имением при Уолден-Холле и всегда пытался урвать денег, экономя на ремонте коттеджей фермеров-арендаторов. – Но мы и без того заботимся о достаточно большом числе людей, – начал втолковывать ей отец. – Это и слуги, которым мы платим жалованье, и фермеры, которым мы даем в обработку наши земли и селим в наших коттеджах. А есть еще работники компаний, в которые мы инвестируем средства, да и все государственные служащие содержатся на деньги, поступающие от нас в виде налогов… – Мне не кажется все это достаточным оправданием для нас, – перебила его Шарлотта. – Я вижу несчастных, спящих прямо на улице. А что они станут делать, когда придет зима? Здесь резко вмешалась Лидия: – Твой отец не нуждается в оправданиях. Судьбе было угодно, чтобы он родился аристократом, но он всегда достойно распоряжался своей собственностью. Он заслужил богатство, которое имеет. А эти люди на тротуаре все как один непутевые – бездельники, преступники и пьяницы. – Даже дети? – Не дерзи. Помни, что ты еще очень многого не знаешь. – Я, похоже, только сейчас начинаю понимать насколько многого, – огрызнулась Шарлотта. Когда их экипаж уже сворачивал к подъездной дорожке дома, она заметила еще одну фигуру, спавшую на тротуаре рядом с оградой, и решила взглянуть на нее поближе. Карета остановилась у дверей особняка. Чарлз помог выйти сначала Лидии, потом Шарлотте, которая неожиданно для всех бросилась назад через двор. Уильям уже готовился закрыть ворота. – Подождите минуточку! – крикнула ему Шарлотта. – Какого дьявола?.. – донесся до нее недовольный голос отца. Она выбежала на улицу. Бездомной оказалась женщина. Она лежала, свернувшись в клубок и прижавшись к каменному основанию ограды их особняка. На ней были мужские башмаки, шерстяные чулки, грязное синее пальто и большая, когда-то модная шляпа, украшенная обтрепанным пучком искусственных цветов. Голову она поневоле вывернула, и лицо оказалось обращенным в сторону Шарлотты. Той сразу показались знакомыми широкие скулы и большой рот. Женщина была совсем молода. – Энни! – воскликнула Шарлотта. Бродяжка открыла глаза. Шарлотта в ужасе разглядывала ее. Еще два месяца назад Энни служила горничной в Уолден-Холле и ходила в накрахмаленном до хруста переднике и маленькой белой шапочке. Это была хорошенькая большегрудая хохотушка. – Энни, что с тобой стряслось? Та с трудом поднялась на ноги и изобразила неуклюжий книксен. – О, леди Шарлотта, я так надеялась увидеть вас еще раз. Вы всегда были очень добры. И мне больше некуда податься… – Как же ты оказалась в таком жутком состоянии?