Бабкин сполна насладился вытянувшимся лицом Илюшина. – Она и позвонила в полицию, – добавил он. – Урюпин рассказал, что когда Сенцову опрашивали, она выглядела до смерти перепуганной. Догадывалась, что всплывет убийство в парке и возникнут вопросы. Но она не была знакома с жертвой. Он снова замолчал. Макар попытался выбить пальцами дробь по подлокотнику, однако бархатная обивка заглушила звук. Сергей мстительно ухмыльнулся: кресло ему не нравилось, но привычку Илюшина он не любил еще больше. Приятно было найти в чванливой мебели неожиданного союзника. Он ушел на кухню и крикнул оттуда: – Четыре трупа опознали, пятый – нет. Включил чайник, вернулся в комнату. Илюшин пересел на стол и подпирал щеку с таким лицом, будто у него заныли зубы. – Давай для начала поймем, кто эти четверо на фотографиях, – сказал он. – Студенты, – пожал плечами Бабкин. – Однокурсники Сафонова. Нам и так это известно. – Если бы все было так просто, их снимков не было бы в подвале. 4 Илюшин вышел на «Кропоткинской», улыбнулся проходящей мимо красавице и пошел своей дорогой, не замечая, что девушка смотрит ему вслед. Возле храма кружили туристы. Над туристами кружили голуби. Чисто, прозрачно и ветрено. Макар взглянул на часы и решил, что есть время поздороваться с Петром Первым. Металлический колосс, покрытый бронзой, вызывал у него теплые чувства. Когда-то, очень давно, мама плавила шоколад в кастрюльке и разливала по формам. Формочек было три: белка, медвежонок и солдатик. Белку фаршировали толчеными орехами. Медвежонку доставалась вареная сгущенка. А солдат всегда был пустым, потому что на третьем шоколадном уродце терпение мамы Илюшина заканчивалось. – Я тебе, бывало, в детстве башку откусывал, – ностальгически сообщил Макар императору. Когда он поднимался вверх по Пречистенке, начали бить в колокола. В хорошем месте живут родственники Эмиля Осина, мысленно сказал себе Илюшин. Дай-то бог, чтобы пустили в подъезд. Пройду ль дресс-код я, лох позорный, иль с треском вышибут меня? Проверить это ему не удалось. – Подождите внизу, – раздался тонкий голосок из динамика домофона, когда он набрал номер квартиры, – я сейчас спущусь. Илюшин сел на скамейку возле детской площадки. Вскоре из подъезда вышла молодая женщина в уггах, кутавшаяся в розовое пальто, похожее на махровый халат. Не исключено, подумал Макар, что это как раз таки халат, похожий на пальто. По телефону он представился бывшим однокурсником Эмиля. «Мы делаем альбом о нашем курсе. Можно попросить вас рассказать что-нибудь о вашем муже?» Вдова Эмиля Осина кивнула ему, глядя сверху вниз, и присела рядом. – Здравствуйте, Нина. Спасибо, что согласились поговорить. Бледное лицо со следами недосыпа, волосы, собранные на макушке в небрежную гульку. Она потерла глаза и зевнула. – Простите! Малыш всю ночь не спал. Зубки режутся. У вас дети есть? – Двое, – кивнул Макар, вложив в интонацию равные дозы безграничной усталости и незамутненного счастья. – Утром в садик их отвел. – Хорошего отца сразу видно! Илюшин смущенно улыбнулся. – Нина, поговорим об Эмиле? Я бы не беспокоил вас личной встречей, но по телефону все как-то не так получается… не душевно, если вы понимаете, о чем я. – Я понимаю… понимаю. Что вам рассказать? О семье, наверное, вы и сами слышали… – Если честно, его родители мне не очень интересны. Мы составляем такие, знаете, неформальные портреты! Факты биографии, характер, привычки – все вместе. Это дает объем, трехмерное изображение, насыщение информационного поля… Он понес вдохновенную ерунду, зная, что важны не слова, а интонации и темп речи. Нина понятливо кивала. – Раз вы учились с Эмилем, вы помните, какой он был, – сказала она. – Остроумный! Хлесткий! Бросит мне пару слов – я весь день рыдаю. Эмиль говорил: тот, кто не отличает Феллини от Абеляра, не имеет права на ужин. Ну… приходилось сидеть на кефире. Зато для фигуры полезно. Нескрываемая гордость, звучавшая в ее голосе, озадачила Макара. – Может быть, поэтому у него не было друзей, – задумчиво сказала Нина. – Как не было? – удивился Илюшин. – На третьем курсе он был влюблен в какую-то девочку, но она не ответила ему взаимностью. А может быть, ответила, но вскоре бросила. Сам Эмиль об этом никогда не упоминал, его родители проговорились. Еще были какие-то приятели… Наверное, из-за девушки они все переругались. – Она заговорила неуверенно. – Вы сами этого не помните? – Увы. Я же видел его только издалека. Восхищался, точнее сказать… – Когда мы начали встречаться, он ни с кем меня не знакомил. Сначала я думала, это из-за того, что Эмиль меня стесняется… А потом догадалась, что у него нет никаких друзей. Даже на нашей свадьбе гуляли только его коллеги, а из института никто не пришел. Странно, подумал Макар, очень странно. А как же дружба, о которой говорила сестра Сафонова? – Эмиль был очень умный. Очень! Он столько читал, вы не представляете. У нас дома огромная библиотека! Я даже не знаю, что теперь делать со всеми этими книгами. Так и стоят… – А вы сами их не читаете? – вырвалось у него. – Нет. Я же дурочка. Она улыбнулась, будто извиняясь. Илюшин пристально взглянул на нее и довольно много понял об Эмиле Осине, и то, что он понял, ему не понравилось. Девочка-глупышка, не читающая книг, прелестное юное существо, не знающее, кто такой Феллини и чему учил Абеляр… Но если тебе важен был ее ум, Эмиль, зачем ты на ней женился? – Я не думаю, что вы дурочка, – сказал он. – Вы просто мало меня знаете. Моя мама приговаривает: «Был бы ум бы у Лумумбы…» – …ни при чем бы был бы Чомбе, – машинально закончил Илюшин. – А я всегда маме на это отвечаю, что Лумумба – очень красивое имя, и если она будет часто его повторять, я назову им дочку. Макар засмеялся. Нина Осина начинала ему нравиться. – Вы знали, что Эмиль пел в хоре? – Она снова стала серьезной. – Нет. – У него прекрасный голос! Высокий, тонкий-тонкий! Тенор. Прямо ангельский! Он учился в институте, а по выходным пел в соборе. Его родители говорили, что у Эмиля впереди завидное будущее… Мы поженились, а через год он погиб. – В две тысячи двенадцатом, кажется? – Да. Так глупо получилось… Он возвращался вечером с работы и срезал путь через стройку. Было грязно, шел дождь… В общем, Эмиль сорвался. Его нашли в котловане со сваями. Он упал и разбил голову. – Эмиль был пьян? – спросил Макар, догадываясь об ответе. – Нет, что вы! Он совсем не пил. – А когда это случилось? – Тринадцатого ноября. Илюшин выразил сочувствие, задал для проформы еще несколько вопросов, поблагодарил женщину и встал. – Вы журналист? – спросила Нина, глядя на него снизу вверх. – Нет, конечно. Почему вы так решили? – А татуировки с птицами у вас есть? – У меня вообще нет татуировок, – осторожно сказал Илюшин. – Нина, вы задаете странные вопросы. Девушка поднялась. – Эмиль однажды напился, – безучастно сказала она. – Единственный раз за все время, что мы были знакомы. Он пытался убежать из квартиры и кричал, что за ним придут орлики. – Кто придет? – изумился Макар. – Орлики. Илюшина осенило: – С белыми глазами да по мутной воде?