Этот мудак снимал все, по любому снимал. Она умирала, защищая меня — а он все снимал, и теперь я по уши в этом, и даже плевать на меня: это все означает, что Аянами конец. Я вслушался в эту мысль, и понял, что не могу больше думать. Не просто не хочу — не могу. Судорога мозга. И почти на автомате я принял еще один входящий. — Что скажешь? Кацураги выглядела встрепанной и ужас как недовольной, так что я подобрался. — Вы о новостях? — Нет, мать твою, о погоде! — прикрикнула капитан. — Объяснись, какого дьявола меня тормошат в полпятого с требованием комментариев по моему сотруднику?! Мисато-сан параллельно запихивала какие-то предметы в портфель, и вообще — явно собиралась на работу. Очень нервно собиралась. Я отстраненно фиксировал детали, мозги привычно ушли в нокдаун, что там работало и чем я там думал, — не знаю. «О, кстати». — Я не знаю, капитан. — Не знаешь? Молчанка. Гляделки. И я выдержу. Я точно выдержу, потому что мне нужно время, хотя бы немного времени. Если я прямо сейчас проиграю поддержку капитана, мне конец. Мне сраный конец. — Предположим. Кацураги вернулась к запихиванию какого-то прибора в карман, а я облизнул изнутри губы. Маленькая победа — маленький укол чего-то целебного прямиком в мозг. — Скажите, кэп… Вы знаете, почему в этом участвует именно Айда Кенске? Бинго. Капитан даже не замедлила движений рук, ни одна черточка не изменилась в ее лице, но после вчерашнего, наверное, я узнал свою начальницу лучше, чем за все прошлые годы. — Понятия не имею. — Вы уверены? «Это я что? В атаку пошел?» — Слушай, ты!.. — прищурившись, начала Кацураги. — Он мой наблюдатель? Кацураги внимательно посмотрела на меня, а потом твердо сказала: «Нет», — и отключилась. Иногда бывает так, что «нет» означает «может быть», а еще реже «нет» звучит как «да». И черт меня побери, если это не был тот самый редкий случай. Я сунул нос в сложенные ладони — вроде, так когда-то молились — и представил теперь полную картину, целое поле боя. Мои флаги в этой битве уже все полегли. Все — то есть, совсем все. — Кто такой наблюдатель? Рей села на стол передо мной, а я смотрел на нее поверх своих пальцев, и мне было плохо. — Это контролер, соглядатай. Человек, который ведет досье на блэйд раннера. Мы не имеем права знать, кто это. Как правило, это кто-то из знакомых, соседей… Или из информаторов. «У Рей острые коленки. И ребер проступает многовато, наверное. Почему ее создали такой худенькой?» Я оборвал себя: очень уж это все напоминает прощание. Очень. — Вас нужно контролировать? — Мы дорогие игрушки, Рей. Всегда нужен взгляд со стороны, нужен кто-то, кто вне управления будет собирать все, анализировать… Я начинаю болтать, и это плохо. Это офигенно плохо. Кенске ведь палился, безбожно палился, а я даже думать не стал обо всех этих его причитаниях. Он поначалу все приставал, мол, как оно — быть блэйд раннером? «А что чувствуешь, когда идешь на Еву?» Айда всегда азартно торговался, небрежно говорил: «Ты зашибаешь деньги». А я не видел разницы между просто интересом к моей работе и болезненным интересом. Я опустил голову на колени Аянами. Колени были прохладными, а мои щеки, оказывается, горели огнем. Наверное, вникни я в его слова, поройся в базе данных, я бы легко обнаружил, что он раз сорок подавал документы в академию. Что у него, например, критические беды со здоровьем, что-нибудь на грани со специалом. Я мог давно вычислить и взять на крючок своего наблюдателя — ловко, изящно, красиво. Так, чтобы он даже не пикнул, не вздумал передать кому-то свою должность. И позвони мне сегодня Нагиса, я бы просто набрал гребаного очкарика, и тот сам принес бы мне все материалы. Если бы, ах, если бы. «Если б я был рыцарь в панцире прекрасном…» Меня загнали — мат в два хода. Не могу спрятать Рей: наблюдатель знает обо всех моих маршрутах и тайниках. Не могу уехать с ней — это гарантируют «виндикаторы». Не могу почти ничего, кроме простого и красивого хода в ответ: вычислить Кенске, активировать «берсерк» и надеяться, что Аянами Рей найдет способ выжить. Хотя бы она. — Каковы твои шансы на Трибунале? Я поднял взгляд: Рей смотрела на меня сверху вниз, и я вдруг понял, что пока я рожал драму с соплями, Ева думала о том, как спасти меня. Нет, скорее даже — как спасти нас. Хотя и напрасно это все. — Никаких. Любое доказательство можно соорудить — хоть монтажом, хоть нанотехникой. Это ясно. Но если наблюдатель даст правдоподобное видео, а я упрусь, «Чистота» затребует МТ. «А я не йог, чтобы спрятать свою любовь от мнемотрассирования». Но я уже снова думал: Аянами отправила меня на второй заход. Всегда ведь успею неизящно покончить с собой в огне «берсерка». «Ну-ка соберись. Хватит уже давать поблажку мозгам в таких ситуациях. Ключевых проблем две: заставить наблюдателя замолчать и вывести Рей из квартиры». Да, Нагиса может потом отправить запись еще кому-то. Но «Чистота» потеряет время и лишится важного голоса, и уж тогда их требования вывернуть мне память будут выглядеть потешно. Да, это будет пат, но пат процессуальный, который по факту играет на меня: тайна личности — это тайна личности, и не фашистам требовать ее нарушения. Наблюдатель же знает обо мне все и может подать эту запись в системе, в рамках гребаного психологического профиля. Это, кстати, объясняет, почему пакет ушел не Кацураги, например. «А кстати, почему ты уверен, что запись до сих пор только у Кенске?» Не уверен, понял я. Совсем не уверен. Но если предположить, что она есть еще у кого-то, тогда все зря, и можно плевать на Трибунал, и вообще на все. И опять же: ну какой пат? О чем ты, брат? Ну, замолчит Айда, ну, исчезнет свидетель, и как на это все посмотрит Трибунал? Надо просто бежать. «Да, это он, — понял я. — Самый очевидный ответ. Просто убежать». Спецназ… У меня есть «пенфилд», у «пенфилда» — силовой режим, сносящий даже лучшие звуковые фильтры. Тех, кто не отрубится, — добьет Рей, потому что я буду в ауте, пусть и не таком тяжелом, как у «виндикаторов». Дальше… Дальше — космопорт. Мои сертификаты уже засвечены, полагаю. Значит, рейсовым на Луну — там только билет нужен, и камер в том терминале меньше. «А я так и не изучил карты фронтира». — Рей, одевайся и слушай меня… Она легко скользнула со стола и пошла к шкафу, а я бубнил, глядя ей в спину, бубнил и одевался сам. Мне было противно: я убегал. Да, убегал со своей невозможной Рей. Убегал в безденежье, в никуда, с мизерными шансами добраться до межсистемного транспорта. Все, что у меня сейчас есть, — это девушка, натягивающая мои брюки, подогнанные по ней. Хотя мне, наверное, и это много. Но почему мне так противно убегать? Нагиса? Отец? Мифический сговор? Забей. Просто забей. P.D.K. и карточку «черного» счета в карман, три капсулы «регеногеля» — туда же, прицельный модуль — на ухо. Я остановился в дверях: Аянами застегивала куртку, а я к чему-то вспомнил, что забыл носовой платок. — Рей, если что, — у третьей колонны терминала 2-К. Глупо ведь спрашивать: «Ты все помнишь?» Аянами кивнула, а когда я придумал очередной повод задержаться еще на секунду, она просто замерла. Словно пыталась сказать что-то, чего говорить не стоило. А потом отвернулась к зеркалу и пальцем нарисовала смайлик. Я улыбнулся, разблокировал замок, и Рей припала к стенке у входа. — Тихо, — прошептал я ближайшему спецназовцу. — Попытка вторжения. Окно. Убирая на край восприятия гул крови, я понимал, что все правильно: «виндикаторы», обменявшись жестами, подтянулись к дверям, Охата остался на пролет выше, еще один — ниже. Нижнего «пенфилд» достанет, а вот Койти-сан… Извини, приятель. Вопль генератора врезал мне под коленки, из глаз хлынули слезы, но я успел увидеть, как, словно взлетая над оседающими «виндикаторами», мимо меня метнулась тень. А потом меня подняли. Я потряс головой и попытался удержаться на ногах: между ушами непрерывно взрывалось, по шее с обеих сторон текло что-то теплое. Слух? Вроде есть. Частями. Рей взяла меня за руку, и мы побежали. Пролет, еще один. Еще минус несколько секунд до того, как прибудет подкрепление, и каждый чертов шаг отдается громом в черепе. Никогда не думал, что буду вот так выезжать отсюда: не замечая дверей, не считая ступеней. Да я и сейчас-то толком не думаю. Вообще. Последний пролет в заплеванное парадное мы проскочили в два прыжка, а потом я запнулся — и дальше была боль. Меня несло кубарем по полу, вспыхивала боль в костях, а от рези в голове я почти ничего не видел, и когда к горлу подкатился клубок тошноты, меня вздернули по стенке. В глазах плыли красивые пятна, а передо мной стояла Аска — почему-то намного ниже. А ее рука надежно сжимала мне горло. А еще под ногами вроде не чувствовалось пола. — Р-рей, — прохрипел я, и сквозь прицельные очки увидел, как рыжая покосилась влево. Аянами стояла у приоткрытых дверей наружу, и я не видел ее лица — снова. Зато видел, что на посадочную площадку падал снег, и там стояли неразличимые с такого расстояния люди в до слез знакомых длинных плащах. В мою щеку уперлось что-то, — видимо, ствол. Я сипел передавленным горлом, пытался выдавить из груди остатки воздуха, выжать крик, пытался достучаться до дрожащих искр «берсерка», я пытался… Рей кивнула и вышла, дверь за ней захлопнулась. Я закрыл глаза, и первый же приглушенный выстрел вышиб из меня остатки сознания. *no signal* *no signal* *no…*