Собственно, логично. Во-первых, Евангелион бы открыл огонь по Аянами, как только понял, что она меня защищает — или убил бы, или обездвижил. Во-вторых, он никогда не позволил бы мне выстрелить даже из-за живого щита. Все это очень хорошо, но… — Видишь ли, Аянами, я подозреваю, что стрелок мог просто заиграться. Скажи, траектории пуль похожи на какую-то игру с жертвой? — Игру? — Да. Ну, например… — черт, как же это объяснить-то? — Например, будто стрелок хотел сначала погонять меня, позволить тебе меня спасти, а только потом убить? — Это возможно. В таком случае расчет слишком быстр для человека, но для Евангелиона он лишен смысла. Значит, все-таки Каору. Седая ты тварь. «Пищевод уже восстановлен», — вспомнил я слова Рей. За Аянами ты мне отдельно заплатишь. Я тебя, поганца, научу умирать — медленно и болезненно, тем репликам из «33-К» такого и не снилось. Сначала узнаю, чего тебе надо было на самом деле — а потом распатроню на органы. Я отвлекся от размышлений, заметил внимательный взгляд Рей. — Помнишь, Аянами, есть такой синтетический недоносок… Рассказывать это было трудно и противно — куда хуже, чем тогда, ночью, когда ей набросал в общих словах эскиз событий. А еще пришлось в деталях объяснить свои действия, когда я после убийств в шестом участке примчался домой. — Вы решили, что он меня уничтожит? — спросила Рей, когда я иссяк. У меня взмокла спина, и побаливали от напряжения мышцы. Как ящики ворочал. — Да. — Он знает о том, что с вами живу я? — Предположительно. Аянами молча съела еще немного каши и вновь подняла глаза: — Какой ему смысл меня устранять? — Все та же игра. Он решил поиграть со мной. — Вы решили, что это важный ход в его игре против вас? Черт, да. Я чуть с ума не сошел от того, насколько важным мне показался этот ход. — Я поняла. Ну, еще бы, ты же умная девочка, ты сложила очевидное. И мою исповедь про убитую реплику, и бойню в «Ньюронетикс» — которая уже теперь официально совсем даже не бойня, — и рывок на грузовую площадку. Сделай уже вывод, Аянами. А еще мне страшноватенько. Она наверняка все поняла: вряд ли мои действия с точки зрения Евиной логики укладываются в понятие «благодарность синтетику». И вот теперь бы услышать ее вывод и понадеяться на глупое чудо, что симпатия, сочувствие, страх, отчаяние — это не предел ее эмоций… Ну, и по законам жанра таких разговоров сейчас должен кто-то позвонить — знаем, видели фильмы, и даже книги читали. Черт, а мне и в самом деле страшно. — Если вам не хочется терять меня, почему тогда вы спрашивали о причинах моего поведения? Я, честно говоря, не понял сразу. О причинах? Поведения? Ах да. Вчерашний вечер. «Завернутая в большое полотенце Аянами у меня на руках. Я не смог вынести ее в комнату, не побеспокоив — слишком уж неестественно бесстрастное у нее лицо, я уже разбираюсь немного в тонких оттенках этого безразличия. Наверное, ей очень больно. Я кладу ее на кровать, слышу хриплый выдох и не выдерживаю: — Аянами, почему ты так поступила? Зачем? — Это было правильно». Вот так вот. Интересно, как после этого мне себя вести? Наверное, надо что-то сказать, а мне как-то совсем не интересно продолжать этот разговор, полный неудобностей и неловкостей. Такое даже с приятелем обсуждать как-то дико, — обычно о чувствах к девушке рассказываешь на уровне «да я для нее даже еду готовлю» или «я ее с полуслова понимаю». А уж с нею самой обсуждать чувства — страх, ужас и судороги мозга. Особенно если она прямодушна, как Ева. А уж если она и есть Ева… Я ей дорог. И пошло все вон. — Ну, я не знаю. Хотел знать, наверное. Она не ответила ничего — по крайней мере, вслух. И это тоже было здорово. — Так. Мне пора уже. Что тебе принести из холодильника? Имей в виду, я не знаю, когда вернусь. — Я возьму сама. — Вот еще, не выдумывай. Так что принести? Аянами прикрыла глаза, и я решил было, что она засыпает, когда услышал тихое: — Что угодно. Сладкое. Много. Неуместную иронию насчет «слипнешься» я опустил, улыбнулся и пошел на кухню. * * * — Доброе утро, Икари-сан. Эскорт навесил на меня бронеплащ с капюшоном и с почестями повел вниз. На предмет мин мою машину проверили уже заранее, раскочегаренный ховеркар «виндикаторов» висел у края площадки и медленно поводил орудийной башенкой, так что едва видный за седыми струями поток транспорта почтительно снижал скорость и к модулю старался не прижиматься. — Вторая двойка со старлеем, — распорядился лейтенант охраны. — Остальные за мной. Я покатал под языком таблетку, посмотрел, как тяжеловооруженные парни попрыгали в свой броненосец, и сам открыл дверцу. — Ну что, едем, господа? — Так точно! У оставшейся со мной двойки наличествовали «мульти» в качестве основного оружия и совершенно монструозные пистолеты про запас, а также металлокерамическое бронирование. «Серьезные дяди — средний класс защиты. Если по мне выстрелят ракетой, у них есть шанс выжить». Впрочем, ни ракету, ни даже намек на прицеливание по мне не пропустит система «виндикаторов». А вот если залповым огнем, да еще точек с трех-четырех… — Пункт назначения? — скрипнул динамик. Оторванный от планирования покушения на самого себя, я не сразу понял, о чем спрашивает командир отряда. — А… Сейчас. Я достал из кармана телефон и, не глядя, нажал дозвон. — Алло, — сказал сонный голос Аски. — Болван, который час?.. — Без десяти восемь. — А, блин! Я с удовольствием послушал короткие гудки и набрал ее еще раз. — Да! Одеваюсь уже, одеваюсь! — Это я понял. Ты скажи мне вот что: вчера нашла что-нибудь? В трубке что-то шуршало и сдавленно ругалось. — Ас-ка. — Да, да. Заезжай за мной. Есть наводки. Я сунул мобильник в карман и сообщил микрофону: — Все слышали, лейтенант? — Так точно. Ух ты ж, я до последнего надеялся, что они не обязаны мне подчиняться. Да я прямо буду теперь летать на работу в сопровождении личной гвардии. Было бы, конечно, вообще славно, если бы меня отстранили на денек от работы — посидел бы дома с Рей. Куда лучше, чем две пары глаз на пассажирских сиденьях, это же вообще за пределами добра и зла для ликвидатора-одиночки. Конечно, круто, что в случае чего я могу, не вызывая полицию, организовать огневое заграждение — у одного из тех, что прыгнули в броневик, кажется, даже «подавитель» есть. Но… Но вопрос, почему меня не отстранили — это хороший вопрос. До отеля мне на размышления хватит. — Привет, Синдзи, — сказала Аска, запрыгивая внутрь. — О, привет, господа. Почетный караул? Парни скупо кивнули, внимательно разглядывая Сорью. Аска решила не краситься, и что-то дожевывала на ходу — вся из себя такая «видала-я-правила-хорошего-тона». Без макияжа она выглядела непривычно, но, что еще страннее, огромные яркие глаза остались огромными и яркими даже безо всяких ухищрений. «Парадокс», — решил я.