Филатова посмотрела на меня, ожидая ответа. — Понимаю, конечно, что ж не понять… Вы продолжайте, Нина Ивановна. Очень интересно. — Лев Иванович был на месте. Но он вел себя очень странно. Агрессивно. Ненормально. Стал кричать. Размахивать руками. А потом вообще объявил Игоря предателем и бросился на него с кулаками. Завязалась потасовка. Я испугалась. Не знала, что делать. Игорь оттолкнул Льва Ивановича и хотел выйти. Сказал мне, что надо уезжать и сообщить Калинину правду. Мол, инженер у нас просто сошел с ума. Но когда Ведерников повернулся спиной, Маслов вдруг схватил что-то и бросился следом. Я не поняла, что конкретно. Была слишком напугана. Стояла как раз рядом с тумбочкой, на которой лежали столовые принадлежности и тот самый нож. Наверное, Маслов недавно ужинал. Посуду помыл, но в ящик еще не убрал. Вы знаете, я очень испугалась за Игоря. Очень… Схватила нож и ударила Льва Ивановича. Цели убивать его у меня не было. Действовала инстинктивно. Когда поняли, что он мертв, убрали все следы. Вернее, я убрала. Игорь впал в панику. Он очень ранимый. Потом посадили Маслова за стол. Среди чертежей почему-то была фотография Комаровой. Не знаю, как она там оказалась. Я вложила снимок в руку Льву Ивановичу. Чтоб его смерть связали с этой… Филатова, так понимаю, хотела назвать Александру каким-то не совсем приличным словом. Но посмотрела на меня, вспомнила о своей роли страдающей овечки, и обошлась без резких высказываний. — Думали, его смерть свяжут с Комаровой. После того, как все сделали, ушли из домика через заднюю калитку. Она ведет на кладбище и там дорожка выложена камнями. Я подумала, так лучше. Совсем следов не останется. Мы и пришли через заднюю калитку. Но сначала только из-за того, что оттуда удобно было попасть на участок. Дорога к железнодорожной станции идет через кладбище. Ну а потом… Каждый день мы с Игорем ждем, когда откроется правда. К нам придут из милиции. Но никто не приходит…. Нина Ивановна тяжело вздохнула и замолчала. Я тоже молчал. Минут пять. Давал ей шанс, если честно. Она им не воспользовалась. — Не пришли, говорите… Ну, видите, как хорошо. Раз милиция Вам ничего не предъявляет, идите домой и спите спокойно. Филатова подняла на меня ошарашенный взгляд. До этого она рассматривала свои колени. Не знаю, что там интересного нашла. Может, любовалась. — В смысле идите домой? А как…Я убила человека. Меня надо арестовать. Вы…ну…Вы же были в милиции с Владимиром Александровичем. Знаете, к кому нужно обратиться с чистосердечным признанием. Помогите мне. Давайте поедем вместе. Я не хочу впутывать Игоря. Подскажите, как лучше все рассказать, в обход Ведерникова — Похвальное желание. Вы — настоящий друг, Нина Ивановна. А история Ваша… — Я поднялся с кресла, подошел к окну, которое выходило на главную улицу, застыл возле него, глядя в темноту. Вернее, так все выглядело для Филатовой. На самом деле, я наблюдал за ее отражением. За стеклом была чернота, поэтому, все, что происходило в комнате, можно видеть достаточно неплохо. — История Ваша не выдерживает никакой критики. Вообще никакой. Может Вы бы и могли убить Маслова. Почему, нет? В жизни всякое бывает. И на самом деле, воткнуть нож в человека не очень сложно. Но… Видите ли, чтоб вот так четко, с одного удара пробить грудную клетку и попасть ровно в сердце…Как минимум в Вас должно быть веса побольше, а соответственно, сил. Да и опыт тоже не помешал бы. Надо знать, как и куда ударить, чтоб все получилось. Это — первое. Но даже хрен с ним. Пусть, условно говоря, повезло. В кавычках, конечно. Вы упускаете из виду несколько моментов. Для начала, Маслов не мог кинуться ни на кого. В принципе не мог. Ладно, опустим. Будем считать, что на Льва Ивановича нашло помутнение рассудка. И хрен с ним, я закрою глаза на все остальное. На множество мелких нестыковок, которые никак не дают возможности считать Вас убийцей. Однако есть еще Анна Степановна. Та самая супруга инженера. Вы в курсе, что она повесилась? А прежде написала записку, в которой виновной в смерти мужа объявила себя. Выходит, они оба умом тронулись. Маслов на людей стал кидаться, если следовать Вашим словам. Анна Степановна вдруг черным по белому настрочила признание и покончила жизнь самоубийством. Это как? Из любви к Вам или Ведерникову она это сделала? Я внимательно наблюдал за отражением Филатовой. В первую очередь меня интересовала реакция именно на эти слова. Ниночка, не понимая, что находится под прицелом моего взгляда, вздрогнув, резко вскинула голову. О смерти Масловой она не знала. Это вполне логично. Я обещал Калинину оторвать башку, если он хоть кому-то растреплет информацию. Калинин все правильно понял и, уверен, язык держал за зубами. Менты на заводе больше никому о смерти Масловой не сообщали. Комарова исключается, как источник информации, сразу. Однако, главное даже не это. Филатову поразил не сам факт смерти жены инженера. Она выглядела испуганной. Пусть каких-то пару минут, но все равно. Нина Ивановна по-настоящему испугалась. Потому что она предполагала, кто мог это сделать. И ей стало страшно. Страшно за себя. Собственно говоря, вот это меня и интересовало. Я снова повернулся лицом к Ниночке. Она уже взяла себя в руки и выглядела просто грустной. Маска вернулась на место. — Вы, Нина Ивановна, до одури боитесь кого-то. Безумно боитесь. Настолько, что готовы признаться в чем угодно. И даже понести уголовную ответственность за преступление, которого не совершали. Конечно, Вы не убивали Маслова. Это даже не смешно. Честное слово. Возможность попасть под арест — это попытка спрятаться. Вы сильно хотите, чтоб Вас от кого-то защитили. Правда? Поэтому сначала пытались сподвигнуть меня на интим. Мужчины ведь всегда покупались на такую наживку. Ваш расчет был прост. Затащить в койку, потом попросить помощи. Я, как последний осел, а….нет, как рыцарь, бросился бы на защиту прекрасной дамы. Однако, не вышло. И вы решили пойти другим путем. Запасным. Он гораздо хуже, чем первый. Но Вас ужасно колбасит от страха, Вы даже готовы сесть в тюрьму. Видимо, из расчета, что туда добраться человеку, которого боитесь, будет сложнее. Извините, Нина Ивановна, но нет. Не выйдет. Хотите помощи, значит говорите правду. Со всеми подробностями. И в частности, кто Вас так сильно напугал. А сейчас…Идите домой. Я устал и хочу спать. Высказавшись до конца, на Филатову больше не смотрел. Ничего нового там не увижу. Я подошел к двери, открыл ее, предлагая Ниночке удалиться. Честно говоря, ожидал, что она одумается. Однако, Нина Ивановна поднялась с кресла и послушно двинулась на выход. Охренеть… Значит, этого неизвестного человека она боится гораздо больше, чем я думал изначально. Филатова поравнялась со мной, остановилась, посмотрела внимательно. В какую-то секунду мне показалось, ну, вот сейчас. Сейчас она заговорит. Ни черта подобного. — А давайте-ка я вас провожу вниз. — Посторонился, пропуская девушку в коридор. — Чтоб Вы не заблудились. Вообще, руководствовался не только правилами приличия. Чего уж там врать. Сейчас точно не до приличий. Хотел действительно убедиться, что Филатова покинет гостиницу. А то мало ли. Будет сидеть под дверью. А потом еще запалит Комарову. Мы же выйдем с ней из номера когда-нибудь. Например, утром. Нина Ивановна ничего не ответила. Просто молча направилась к лестнице. Я двинулся следом. Пока спускались, Филатова не сказала больше ни слова. В холле было пусто и тихо. Входная дверь оказалась закрыта на здоровенную щеколду. Я так понимаю, Тамара благополучно отправилась спать в одно из служебных помещений. Ночью гостей здесь никто не ждет. Уже когда вышли на улицу, я все-таки предпринял еще одну попытку. — Нина Ивановна, подумайте хорошо. У Вас вся ночь впереди. Давайте утром Вы придете ко мне и мы снова поговорим. В кабинет, естественно. Поймите, сказать правду — самый лучший выход. Филатова снова посмотрела на меня выразительно, а потом развернулась и пошла в сторону проспекта. Надеюсь, до дома ей недалеко. Реально не хотелось бы, чтоб еще и с этой дамочкой что-то произошло. Я постоял минут десять, пока женский силуэт не скрылся вдалеке. Собрался уже войти в гостиницу, а то проснется Тамара и не навешает мне люлей. Однако, видимо именно в этот момент вселенная решила, маловато веселья. Надо еще добавить. — Максим… — Из-за деревьев вышла Лиличка. — Млять! Во-первых, это было реально неожиданно. Просто фильм ужасов какой-то. Ночь, тишина и вдруг голос из темноты. Во-вторых, еще один разговор по душам я не переживу. Устал, как собака. Или, если выражаться точнее, как кобель. Тем более, что мне может сказать актриса? Опять про большую и чистую любовь? А в-третьих, это, в конце концов, странно. Она сидит в засаде рядом с гостиницей. Попахивает уже не настойчивостью. Попахивает неадекватностью. — Ты здесь что делаешь? — Я спустился со ступеней и подошел к Лиличке. — Ждала, пока, наконец, все твои бабы уйдут. Но увидела лишь одну. Представляешь, эта твоя Комарова успела ровно на одну минуту раньше. Проскочила впереди меня. Я присмотрелся к лицу блондинки внимательнее. Насколько это возможно в темноте. Фонари имелись только на проспекте, а он все-таки находится на расстоянии. Поэтому света было маловато. Может, пьяная? По трезвянке ни один нормальный человек не будет ошиваться под окнами гостиницы столько времени. Тем более, прекрасно понимая, что я в номере не один. — Ты два часа торчала на улице? — Уточнил я на всякий случай. Вдруг понял неправильно. Заодно попытался принюхаться, не несет ли от актрисы алкоголем. Вроде бы, нет. — У меня был выбор? Надо поговорить, а ты решил удариться во все тяжкие. Долго еще там будет эта…? — Лиличка махнула рукой куда-то вверх. Видимо, намекала на Комарову. А я смотрел на блондинку, чувствуя себя идиотом. Потому что не понимал ни черта. По идее, мы с актриской состояли в продолжительной связи. Максим Сергеевич состоял. Я ее, вроде как, бросил. И она, вроде как, переживала по поводу своей отставки. Что сейчас происходит? — Извини… Но тебя не волнует больше наличие других женщин? — Осторожно поинтересовался у Лилички. — Перестань говорить глупости. Конечно, волнует. Мы все-таки не чужие люди. Да и сам знаешь, в любом случае нам никак не разойтись в разные стороны. Она была какой-то странной. На себя совсем не похожей. Вернее, не похожей на себя ту, которую знал я. Прежней Лилички мне пока память не выдала. Вместо глупенькой дурочки, самовлюбленной и эгоистичной, сейчас передо мной стояла вполне нормальная женщина. — Подожди…— Я прокрутил назад сказанные ею фразы. — Почему не разойтись? Уже разошлись… — Максим…— Лиличка сделала шаг в мою сторону и мы оказались совсем близко. Я практически чувствовал ее дыхание, которое пахло мятой и губной помадой. Интересное сочетание. — Слушай, понятное дело, что наедине, вдвоем, мы в любом случае должны следовать легенде и вести себя соответственно роли. Я прекрасно помню главное правило. Говорить так, как нужно, даже если нас никто не слышит. Вести себя так, как нужно, даже если нас никто не видит. Но сейчас ты зачем играешь? Я пришла только с одной целью. Есть информация. Нужно ее передать. А ты продолжаешь изображать спектакль. Из нас двоих актриса — я. — О чем ты вообще говоришь? — Башка начала гудеть. Реально чувствовал себя полным дураком. Слова, которые вылетали изо рта Лилички никак не хотели складываться в осмысленный текст. По крайней мере для меня все выглядело именно так. — О господи…— Блондинка вдруг неожиданно встала на носочки, прижалась всем телом, губами прикоснулась к моему уху, а потом прошептала,. — Я говорю о том, что нам придется и дальше терпеть друг друга. Легенда есть легенда. И по легенде, милый, у нас с тобой жаркая, пылкая, страстная связь. Я не понимаю, что ты творишь. Почему отошел от сценария всей нашей жизни. Ты ведь изначально знал, что отходить от легенды нельзя ни при каких обстоятельствах. Мы прожили чертову уйму лет в этих лицах. Ради чего? Чтоб ты все запорол? Думаешь, Центр погладит тебя за это по головке? Завязывай со своей Комаровой. И еще… Приезд нашего друга и товарища подтвердили. Готовься сам и готовь все, что необходимо. Это та информация, которую велено передать тебе. Лиличка укусила меня за мочку уха, не сильно, с намеком, а затем отстранилась, глядя с усмешкой. И в этот момент у меня была лишь одна фраза в голове. Ее я и сказал вслух. — Твою ж, сука, мать… продолжение уже опубликовано.