– Значит, еще помнишь меня? – сухо спросила Роуз Бристоу. От усилий достучаться ее лицо раскраснелось. Соломенная шляпа съехала набок. Рядом с матерью Джо увидел большую тяжелую корзину. – Как ты узнала, что я здесь? – Мэтт, сынок Мег Бирн, подсказал. – Глаза матери гневно сверкали. – Рассказал, как помогал тебе найти работу. Еще говорил, что тебя турнули из того дома. Милли потеряла ребенка, и вам устроили развод. Мелочи, конечно, но я хотела бы услышать их от тебя. Что за чертовщину ты творишь?! Я волновалась за тебя. Думала постоянно. Не знала, где ты и что с тобой. И не узнала бы, если бы не Мэтт. Представь, как стыдно было узнавать про все это от чужого парня. А родной сын как в воду канул! – Прости, ма. Не хотел тебя расстраивать. – Он не хотел меня расстраивать! Думаешь, так я не расстраивалась? Тебя бы в мою шкуру! Ни слуху ни духу. Я даже не знала, где ты… Джо смотрел вниз. К списку людей, которым он причинил страдания, добавилась и его мать. Этот список день ото дня становился все длиннее. Роуз бушевала еще несколько минут, затем ее сердитое лицо несколько смягчилось. – Теперь это дело прошлое, – сказала она, крепко обнимая сына. – Я хотя бы тебя разыскала. И, как вижу, своевременно. – Она разжала руки. – Что тебя мучает? Почему скрываешься от нас? Почему не вернулся домой, а живешь в конюшне, как мул? Пригласишь меня в свое стойло? – Конечно. Входи, ма. Не пугайся. Сейчас найду тебе, на чем можно сидеть. Роуз стремительно вошла и уселась на шаткую скамейку для дойки коров, принесенную Джо. Он сел на третью ступеньку лестницы. – А спишь ты где? – спросила она, оглядывая конюшню. – На чердаке. Там сеновал. – Кормишься чем? Стал тощим как жердь. Одежда болтается. – Поблизости есть кондитерская. – Дорогуша, ушам своим не верю. Жуть, да и только! Почему ты здесь? Что произошло? Джо рассказал ей все, начав с отвратительной брачной ночи. Рассказал, как узнал об исчезновении Фионы, постепенно добравшись до выкидыша Милли. Когда он закончил, Роуз вздохнула. Усталость на ее лице перемежалась со злостью и печалью. – Да, сынок… Должна тебе сказать: знатную кучу дерьма ты наворотил. – (Он сокрушенно кивнул.) – Поехали домой, – предложила Роуз. – Ты ж не безродный. У тебя есть семья. – Не могу, ма. После всего, что я натворил, одиночество меня спасает. Мне нельзя быть с людьми. Всем доставляю одни только беды. Поломал жизнь Фионы. Жизнь Милли. Убил собственного ребенка. Джо спрятал лицо в ладонях, пытаясь удержать слезы. Он чувствовал себя бесконечно виноватым. К чувству вины примешивалась невыносимая печаль. Роуз погладила его по голове: – Послушай меня, Джо. Посмотри на меня. – Джо убрал руки; его глаза были полны такой боли, такого страдания, что мать сама не удержалась от слез. – На все, что случилось с Милли, мне ровным счетом плевать! Корыстная, пронырливая девка. С детства такой была. Такой и останется. Увивалась за тобой, в постель затащила и получила то, чего хотела. Но и ты не агнец. Ни в коем случае. Милли погорюет и снова выйдет замуж. И дети у нее будут. За нее не волнуйся. Может, теперь научится не тянуть руки к чужому. Что до младенчика, думаю, он не пожалел, вернувшись к Богу. Для ребенка нет ничего хуже, чем родиться у людей, не любящих друг друга. Маленький бедняжечка быстро все расчухал. Слышал ваши ссоры, чувствовал холод, вот и решил вернуться и обождать. Джо закрыл глаза и заплакал. Он пытался сдерживать слезы, не хотел плакать перед матерью, но не смог. Они лились сами, как кровь из глубокой раны. Фиона его ненавидела. Милли и Томми – тоже. Он и сам себя ненавидел. Джо ждал, что и мать его возненавидит, но этого не случилось. Слова Роуз, ее доброта были для него искуплением. Она вытерла ему глаза, обняла, успокаивая прикосновением и голосом. Совсем как в детстве. – Ты платишь за свои ошибки, парень. И дальше будешь платить. Ты потерял девчонку, которую любил с детства, потерял ребенка. Плата высока. До жути высока. Но ты выберешься. Ты не можешь пойти ко дну. Я этого не допущу. Ты сделан из более крепкого теста. Каждый ошибается и потом вынужден жить с тем, что наделал. Ты не один такой. – (Джо кивнул, потом вытер нос.) – Посмотри, что́ я тебе привезла. Роуз достала из корзины пирог с мясом и почками, миску картофельного пюре, кувшинчик с подливой, тарелки, ложки и вилки. Джо улыбнулся. Такая у него ма. Думает, что все его невзгоды можно уладить пирогом и картофельным пюре. За это он ее и любил. – А теперь будь хорошим мальчиком, сходи и принеси нам чего-нибудь попить. Ты вроде говорил про кондитерскую неподалеку. – Говорил. Джо взял с подоконника две щербатые кружки и отправился за горячим чаем. Когда он вернулся, его ждала доверху наполненная тарелка. Истосковавшись по хорошей еде, он набросился на материнское угощение. – Нравится моя стряпня? – улыбнулась Роуз. – Еще как! – улыбнулся в ответ Джо. Глава 39 Выйдя из экипажа Уильяма Макклейна, Фиона засмотрелась на внушительный фасад ресторана «Дельмонико» на углу Двадцать шестой улицы и Пятой авеню. Мимо прошла пара, поднялась по ступенькам и вошла в холл, отделанный темным деревом. Мужчина в безупречно сидящем смокинге и элегантная женщина в платье темно-вишневого цвета, с черным эгретом в волосах. «Здесь собираются люди Уилла, а не мои», – подумала Фиона. Невероятно богатые, умеющие себя вести за столом, произносить название французских вин и знающие, какая из полудюжины вилок предназначена для рыбы. Еще на корабле Ник пробовал учить ее хорошим манерам, но все его уроки быстро улетучивались из головы Фионы. Зачем людям такая пропасть вилок? – недоумевала она. Все равно больше одной ко рту не поднесешь. Фиона чувствовала, как рушится ее уверенность. На мгновение ей даже захотелось вернуться в экипаж. Потом Уилл взял ее и Мэри под руку и сказал: – Вы обе настолько обворожительны, что все мужчины будут мне завидовать. – Наклонившись, он шепотом добавил: – И это говорю вам я… типичный мозгокрут, которому деньги некуда девать. Фиона и Мэри расхохотались, Уилл тоже. Он повел их к входу. Фиона так сильно смеялась, что, подойдя к двери, забыла про беспокойство. – Уилл, мне очень стыдно за него. Совсем от рук отбился. Самый несносный мальчишка во всем Нью-Йорке, – сказала она, когда они вошли в холл. – Насколько я понимаю, вы говорите о своем дяде. – Нет! – снова засмеялась Фиона. – В общем-то… да! Но я имела в виду Шейми. – А по-моему, более забавных слов я не слышала, – призналась Мэри. – Вы видели лицо Майкла, когда Шейми это сказал? Я думала, он задохнется. – Я думала о другом: можно ли, не нарушая закона, продавать детей в цирк, – ответила Фиона. Прием Уилла в доме Фионы с первых же секунд обернулся полной катастрофой. Он пожал руку насупленному Майклу, потом Мэри и Алеку, которого с трудом понимал из-за шотландского акцента. Затем настал черед Ника. Тот сидел на диване, облаченный в малиново-красный халат и закутанный в клетчатый плед. Подушки по обеим сторонам придавали Нику сходство с пашой. После него рукопожатия удостоился Иэн и, наконец, Шейми. Взяв руку Уилла, мальчишка горячо ее пожал и спросил: – А вы взаправду типичный мозгокрут, которому деньги некуда девать? Оторопевший Майкл велел племяннику извиниться, но Шейми дерзко замотал головой и напомнил дяде, что тот сказал это первым. Надеясь спасти положение, Мэри пригласила всех в гостиную и попросила Майкла принести напитки. Иэну позволили выпить рюмку шерри; он глотнул слишком много и чуть не поперхнулся. Алек захмелел и рассказал неприличную шутку. Наконец Ник, всегда выручавший Фиону, заговорил о подземной железной дороге, и все облегченно вздохнули. Майкл, который начинал в Нью-Йорке землекопом, заинтересовался техническим устройством подземки. Мэри спросила, насколько безопасно ездить под землей. Иэна волновало, с какой скоростью будут ходить поезда. Потом Фиона как бы невзначай посмотрела на часы, воскликнула, что уже почти восемь и им пора ехать. К счастью, она сумела уговорить дядю доверить роль компаньонки Мэри, освободив его от этой тяжкой обязанности. Едва они вошли в ресторан, к ним тут же подлетели предупредительные служащие. Один взял плащ и шляпу Уилла, второй – накидку Фионы. К Уиллу подходили нарядно одетые люди: поздороваться и переброситься парой фраз. Казалось, он знал всех посетителей ресторана «Дельмонико». За считаные минуты Фиону и Мэри познакомили с мэром Нью-Йорка, оперной дивой Аделиной Патти, Марком Твеном, Уильямом Вандербильтом, архитектором Стэнфордом Уайтом и скандально известной поборницей свободной любви Викторией Вудхалл. Ресторан был своеобразным плавильным котлом, где происхождение и положение в обществе ничего не значили. Твой капитал мог насчитывать двести лет или два дня. Разницы никакой. Политик, актер, певица из варьете, аристократ голубых кровей – пока у тебя было чем заплатить за угощение, тебя ждал радушный прием. У Фионы сложилось впечатление, что в «Дельмонико» собрался весь Нью-Йорк. – Дамы, а вы умеете делать реверанс? – вдруг спросил Уилл. – Реверанс? Зачем? Неужто и английская королева тоже здесь? – игриво поинтересовалась Фиона. – Нет. Здесь ее сын. Вскоре Уилл сдержанно поклонился и тепло пожал руку грузному лысеющему мужчине с водянистыми выпученными глазами и седой бородкой клинышком. Ожидая, когда он представит ее этому человеку, Фиона вдруг сообразила: перед ней не кто иной, как Альберт Эдуард, принц Уэльский и наследник английского трона. Фиона и Мэри испуганно переглянулись. Мэри сделала приемлемый реверанс. Фиона быстро скопировала ее движения. Реверанс получился неуклюжим и лишенным элегантности, но принц, кажется, не заметил. Он поцеловал Фионе руку и выразил сожаление, что уже отобедал, а то непременно пригласил бы их к своему столу. Подойдя к Фионе поближе, принц сказал, что улавливает в ее речи лондонский говор, и спросил, почему столь прекрасная английская роза нынче цветет на американской земле. – Я приехала в Нью-Йорк, чтобы разбогатеть. А состояние я рассчитываю сделать на торговле чаем. – Вот как? – изумился принц. – Очень необычно! Впрочем, нынче молодые женщины смело берутся за традиционно мужские дела. Надеюсь, вы привьете янки вкус к хорошему чаю. То, чем меня потчевали в Америке, ниже всякой критики. – Вы так говорите, сэр, потому что еще не пробовали мой чай. Завтра же пришлю вам несколько коробок. А к чаю – корзину лепешек со смородиной, домашним малиновым джемом и фруктовым тортом с потрясающими взбитыми сливками. Это сделано руками миссис Манро. И у вас будет настоящий пятичасовой чай. Я, знаете, когда приехала, тоже не могла пить их чай. Фиона и не подозревала, насколько смело себя ведет. Торговцы были не вправе рекламировать свой товар перед будущим монархом. Но она и понятия не имела о протоколах, касающихся королевской семьи, и уж тем более не знала, что нарушает строгие правила. Она лишь старалась быть приветливой. А принц, когда видел хорошенькое женское личико, не настаивал на соблюдении церемоний. Фиона его очаровала. – Мисс Финнеган, я буду только рад, – ответил он. – Я остановился в отеле «Пятая авеню». – Договорились. Уходя, принц дружески потрепал Уилла по плечу. – Присматривайтесь к ней, старина. Возможно, чему-нибудь научитесь, – посоветовал он и затем удалился. – Вы невозможная! – со смехом покачал головой Уилл. – Это почему? – искренне не поняла Фиона. – Бьюсь об заклад, если бы я раскрыл иллюстрированный словарь на слове «торговец», там была бы ваша фотография. – Нет, ее фото красовалось бы под словами «неслыханная дерзость», – сказала Мэри. – Я просто решила избавить принца от здешнего пойла, – выпятила подбородок Фиона. – Небольшая услуга его высочеству. – С далекоидущими последствиями, – заметил Уилл. – Если узнают, что принц Уэльский пьет «Тэс-Ти», вас затопят заказами. Я не преувеличиваю. – Откуда узнают? Как? Мой разговор с принцем слышали только вы и Мэри. – Из газет. Двух репортеров я уже приметил. Возможно, их тут больше. Один – некто Питер Хилтон – величайший городской сплетник. Я просто советую вам заранее подготовиться к наплыву заказчиков.