– Не знаю. Наверное… – бурчу, понимая, что Рейн прав. Застигнутая врасплох, я даже не сомневалась, в том, что поступаю правильно, но теперь все предстало в ином свете. Как со стороны выглядело бы убийство любимого сына Прайма Солара? Не думаю, что это сошло бы с рук нашей семье. Нехорошее предчувствие стискивает сердце. Взбираюсь на барный стул и принимаюсь нервно болтать босой ногой, ощущая идиотскую потребность объясниться: – Тогда я не думала. Просто не хотела допустить, чтобы он меня трогал… Шумное дыхание выдает чувства мужа. – Я тебя понимаю. Сам едва сдержался, чтобы его не прибить. Вот же ничтожество! Рейн ставит передо мной чашку с горячим напитком. А затем глядит на меня с горечью и накрывает ладонью засос на шее, словно так ему чуточку легче. – Пей. Это поможет успокоиться. Напиток умопомрачительно пахнет пряностями и цитрусами. Уже один его терпкий запах придает уверенности и прибавляет жизненных сил. – Великолепный запах. Что это? – Глин. Его мама отцу готовила. Рейн принимается складывать пакеты с приправами в шкаф, а я с удовольствием пробую напиток. Кисло-сладкий, приятно обволакивающий язык и горло. Он не похож ни на что, но одновременно кажется неожиданно знакомым. Залпом допиваю его полностью, ощущая разбегающееся по конечностям тепло. – Вкусно. А здесь нет такого рецепта? – указываю на кухонный синтезатор в углу. – Есть, но я предпочитаю готовить сам. Для меня готовка сродни медитации, – Рейн, не спрашивая, подливает мне еще. Мы молча потягиваем напиток, поглядывая друг на друга над краями чашек, и это кажется настолько милым и даже романтичным, что к горлу подступает ком, вынуждая сказать слова, которых я и сама от себя не ожидаю: – Рейн, прости меня, пожалуйста, за то, что плохо отзывалась о твоей матери. Я… Это все дурость. Я злилась на тебя за… Уверена, она чудесная женщина и не заслуживает подобного. Мне очень стыдно. Я не должна была… Я бы хотела с ней познакомиться. Аделхард нарочно глядит в собственную чашку, позволяя мне закончить фразу. – Она умерла за год до того, как мы с тобой впервые встретились Ари. Ее погубил Астрал. Но ты права. Алья фон Аделхард была очень доброй. И она была лучшей во всех мирах матерью. Пожалуйста, больше никогда не оскорбляй ее память. Теперь понимаю, почему получала каждый раз по заднице. Почему Рейн звереет, стоит надавить на эту рану. А как бы поступила я, если бы кто-то задел Дебору? Когда-то я не побоялась за нее вступиться перед самим Адолфо Кастильеро. Я готова была его убить, только ничего не вышло. К счастью. Теперь я это понимаю. Становится ужасно стыдно. – Прости, – шепчу я, ставя опустевшую чашку на стол. – Дело прошлое, идем спать, – Рейн обходит кухонный остров и касается губами моей макушки. Удивительно, но в этот миг, я чувствую себя так, будто у меня снова есть семья. Настоящая семья, а не ее отдаленная имитация в доме Кастильеро. Такая, как раньше, когда мы жили с мамой в убогой хижине на Кантре. Помедлив, поднимаюсь и иду по направлению к кровати. Рейн уже лег и, приглашая, отвернул краешек покрывала. Запахнув плотнее полы халата, ложусь. – Глазам не верю! Ты делаешь это добровольно, – не может удержаться от подколки Аделхард. – Прости. Ты такая тихая и покладистая, как будто тебя нианцы подменили. Немного тревожно и непривычно, – он улыбается и легонько надавливает на кончик моего носа. Как ни стараюсь, а улыбку сдержать не выходит. – Иди, ты! – бурчу и поворачиваюсь к нему спиной. Муж укрывает меня, подтыкает края покрывала и целует в висок. Жестом гасит свет в спальне и… уходит. Он всерьез устраивается ночевать в гостиной, и это меня все сильнее бесит. Недовольно сопя, минут пятнадцать пытаюсь уснуть, но, извертевшись и измаявшись, зову негромко, надеясь, что Рейн уже спит и не ответит: – Рейн? – Что? – откликается сразу, вопреки моим надеждам. – Ничего. И все же я сдаюсь первой: – Рейн, хватит издеваться! Аделхард ничего не отвечает, и вдруг кровать позади меня проминается под его весом. Он проникает ко мне под покрывало. Возится, устраиваясь, и по-хозяйски подтягивает меня к себе. – Так лучше? – Угу, – соглашаюсь я, отчего-то краснея. – Тогда спи! – командует муж. Лежать вот так вместе, точно вложенные друг в друга ложки из одного набора, невыносимо приятно, но совершенно невозможно заснуть. Чересчур много противоречивых эмоций и ощущений. Слишком непривычно… Рейн тоже не спит. – Ари? – Что? – И ты меня тоже прости. – За что? – За контракт. Его слова порождают внутри сладкую негу, и по телу прокатывается волна мурашек. Я молча комкаю в руках полы халата. – Я увидел тебя тогда и понял, что не смогу вот так… Ты бы меня возненавидела при любом раскладе, верно? Слезы подступают к горлу, ведь он говорит о том самом контракте – первом. Травмирующим при «любом раскладе», тут он прав. И не важно, что тогда бы произошло, и как бы он поступил. Это было ужасно неприемлемо, для обоих… – Так и есть. Я тебя ненавиж… Ненавидела. – Ненавидела? А теперь? Ловлю себя на мысли, что все мои попытки культивировать ненависть к этому мужчине, сильному, привлекательному и благородному, без сомнений, давно провалились. Сейчас я испытывала что угодно, но не ненависть… – Теперь нет, – отвечаю коротко и сдавленно, не в силах выразить словами всю ту бурю чувств, что клокочет в груди, требуя выхода. – Значит, – Рейн делает паузу и осторожно интересуется. – Попробуем исполнить контракт? Сглатываю пересохшим горлом, сердце колотится, и внутри все сжимается от томительного предвкушения. – Не спеши, пожалуйста. Мне нужно время привыкнуть к мысли, что мы больше не враждуем, – малодушно отвечаю, противореча собственным желаниям и чувствам. Аделхард в ответ лишь прижимает меня теснее, коротко целует куда-то в шею и после мгновенно засыпает. И я тоже, несмотря на целый рой мыслей, которые вертятся в голове. Подскакиваю внезапно, будто кто-то толкнул в плечо. Сонно моргая, осматриваюсь в поисках того, кто меня разбудил, а сердце заходится от стука. Но вокруг тихо и спокойно. Я по-прежнему в спальне Аделхарда, и, похоже, кроме меня, здесь больше никого нет. – Брр! Ну ты и извращенец! – ругаюсь, сообразив, что муж использовал импульсный будильник. Я их просто ненавижу и предпочитаю классический звуковой, как наши деды и прадеды. А я все же слишком крепко сплю, но почему Рейн меня не разбудил, а просто ушел, оставив одну? Сажусь на постели и сладко потягиваюсь. А, с другой стороны, даже хорошо, что его нет. После ночных откровений нас обоих непременно одолела бы неловкость. Вряд ли наши отношения способны мгновенно измениться. Я проявила слабость, когда обратилась к нему за помощью, но, как утверждает отец, лучше быть слабой, чем глупой. Правда, глупость он тоже не советует недооценивать. В отдельных случаях и она может оказаться полезной. Показная глупость, конечно. Настоящая еще никому добра не принесла. Пожалуй, я поступила верно. Поднявшись, принимаюсь осматривать жилище Звезды Смерти. Ха! Нет, я никогда не привыкну к этому пафосному прозвищу. Выхожу на кухню, и тут же на ближайшей инфопанели появляется приветственное сообщение. Похоже Рейн записывал его прямо в ванной, ведь он по-прежнему раздет до пояса, а с волос капает вода. Правда, сейчас он гладко выбрит, а его лицо лучится счастьем: –Доброе утро, Ари! Ты хорошо выспалась, милая? Напоминаю, сегодня у тебя зачет по моему предмету. Надеюсь на твое благоразумие. Проекция подмигивает, заставляя меня порозоветь и улыбнуться против воли. Рейн исчезает, но тут же появляется вновь. Теперь он одет и собран. Идет по коридору академии: – Да, забыл сказать. Ты можешь спокойно возвращаться к себе. Я позаботился о Дастине, его уже нет в академии. – Да! – с радостными воплями исполняю победный танец и даже делаю колесо. Ради такой шикарной новости я готова прекратить бойкот пилотирования боевого модуля. Пора признаться, что игнорировала этот предмет лишь из-за страха остаться с Рейном фон Аделхардом в одном помещении больше чем на минуту. А теперь… Теперь мне хочется увидеть его снова и как можно скорее! В груди стремительно теплеет, по ногам и позвоночнику бегут приятные мурашки от какого-то нового, неизведанного ранее, чувства. Да уж… Враждовать с Рейном мне совершенно не хочется, а хочется снова и снова засыпать вместе, вдыхать его запах, нежиться в надежных мужских объятиях и есть вместе приготовленную им домашнюю еду. Настоящую, а не из синтезатора! И, может, даже что-то вместе готовить…