— Почему ты мне не сказала? — спрашиваю я. Это не вопрос, а обвинение. Уна садится, скрещивает ноги и откидывается на спинку дивана. На ней по-прежнему только майка и шорты, и мой взгляд, скользнув по ее длинным загорелым ногам, поднимается к животу и останавливается. — Я имел право знать. Она приподнимает бровь и сжимает губы в тонкую линию. — С чего это? Чтобы ты приказал мне избавиться от ребенка? Или ты решил сыграть в идеального папашу? — склонив голову на бок, Уна прищуривается. Она права. Ребенок никогда не был частью плана. Что бы я сказал ей? — Поэтому ты решила просто сбежать? «Да пошло оно все! За мной охотятся самые могущественные люди в мире, но мне наплевать на собственную безопасность, даже несмотря на гребаную беременность!». Ты так решила? — я даже не осознаю, что кричу на нее, пока не замолкаю. В комнате воцаряется звенящая тишина, прерываемая только звуком моего тяжелого дыхания. Раньше мне не нужно было, чтобы она говорила об этом, но сейчас это не вариант. Мысль о том, что Арнальдо мог убить ее, не самая приятная, но я знаю, что Уна в состоянии справиться сама. Хотя … если добавить к ситуации ее беременность, то все меняется. — Я всегда могу обеспечить свою безопасность. Не забывай, кто я такая, — говорит Уна, свирепо сверкая на меня глазами. Ее неприкрытое пренебрежение выводит меня из себя. Быстро преодолев разделяющее нас расстояние, я нависаю над Уной, упираясь рукой в спинку дивана за ее головой. Она вздергивает подбородок и кривит губы. Свободной рукой я хватаю ее за подбородок и сильно сжимаю, вынуждая запрокинуть голову. Ее невероятные глаза цвета индиго встречаются с моими, и ощущение предстоящей жестокой расправы нависает над нами, как штормовая туча. Черт, я скучал по этому. Я скучал по ней. В конце концов, зачем нужны сила и власть, если им никто не бросает вызов? — Я не из тех, кто забывает. Ее пальцы сжимаются на моем запястье, ногти впиваются в кожу. В моменты, когда между нами разыгрываются такие безмолвные битвы, я хочу ее сильнее всего. Я хочу ее жестокость, ее ненависть, ее боль и ее слабость, но больше всего я хочу ее сердце, тело и душу. Я хочу все, что она может дать. И всегда буду хотеть, независимо от времени и расстояния между нами. Она не сможет убежать от меня. Мы идеально подходим друг другу – настолько, насколько могут подходить друг другу такие разные люди, как мы. Это злит, но отрицать нет смысла: она имеет надо мной власть. Я обвожу большим пальцем контур ее лица, и взгляд Уны опускается на мои губы. Черт, я хочу ее! Никогда не могу определить, чего хочу больше: убить ее или поцеловать. Наверное, все вместе. Я крепче сжимаю лицо Уны и накрываю ртом ее губы, отчаянно желая насладиться вкусом. Она сжимает зубами мою нижнюю губу, а затем, просунув между нами руку, довольно сильно толкает меня в грудь. Выпрямившись, я наблюдаю, как она заходит мне за спину, и ее изучающий взгляд скользит по моему телу. Уна похожа на вражеского полководца, выискивающего слабые места в обороне противника. — Я не доверяю тебе, — говорит она. С глубоким вздохом я скрещиваю руки на груди. — Разве я дал повод считать себя ненадежным? Уна подходит вплотную ко мне. — Скажи, Неро … как можно пройти путь от простого боевика до младшего босса всего за несколько коротких месяцев? — она приподняла одну бровь. — Даже путем шантажа, заполучив в свое распоряжение убийцу и заставив ее убрать всех конкурентов, а потом назначив цену за ее голову … — она смотрит на меня в упор. — Даже так тебе не удалось достичь положения младшего босса, — Уна склоняет голову набок. — Так скажи мне, капо, кого еще ты шантажировал, чтобы занять это кресло? Я провожу ладонью по ее пояснице и притягиваю к себе. Ее округлившийся живот прижимается к моему. Меня не должно это волновать и уже тем более не должно нравиться, но тот факт, что она носит в себе моего ребенка, невероятно заводит. Моя маленькая жестокая бабочка станет матерью? В голове не укладывается. — Скажи, что доверяешь мне, и я расскажу, как заполучил это место, — шепчу я ей на ухо. — Я не доверяю тебе, — рычит Уна. — Значит, мы зашли в тупик, ведь чтобы ответить на твой вопрос, я должен рассказать то, о чем мало кому известно. Мне нужно быть уверенным в тебе. Но и ты должна доверять мне. Сдвинув брови, она слегка отстраняется от меня. — Ты хочешь, чтобы я тебе соврала? — за последние несколько месяцев она стала очень настороженной. Даже больше, чем обычно. — Зачем ты это делаешь, Morte? — спрашиваю я. — Зачем убегаешь и прячешься, даже после того, как убила Арнальдо? Зачем ты убегаешь от меня? Почему не доверяешь? Разве я не был рядом, когда все могло полететь к чертям собачьим? — Основной причиной этого был ты сам. Ты не можешь объявлять себя героем только потому, что навел порядок после устроенного тобой же бардака, — Уна отступает от меня на шаг, в сторону дивана. Она всегда так делает, когда волнуется. — Я скажу, если объяснишь мне, почему тебя сделали младшим боссом. Она всегда торгуется со мной. — Мой отец… мой родной отец… он и есть босс. Она замирает на месте, вытаращив глаза. — Главный босс? Твой отец Чезаро Уголи? Я киваю, и Уна качает головой. — Мне следовало догадаться. И все это время ты знал? — Да. По лицу Уны видно, как паззлы постепенно складываются в ее голове. — Значит, это был план. Изначально все было спланировано. Анна … все ради этого. — Начиная с самого первого момента нашей встречи, все было спланировано именно для того, чтобы ты убила Арнальдо. Для того чтобы я стал младшим боссом. Ее лицо превращается в застывшую маску. Я знаю ее достаточно хорошо, чтобы точно засечь тот миг, когда она блокирует все свои эмоции. — Но я совсем не ожидал того желания, которое испытываю к тебе. К тому времени, как ты оказалась в опасности, я уже знал, что смогу защитить тебя. Но ты сбежала. Резко выдохнув, она поворачивается ко мне лицом. — Я знала, на что шла. Мне было известно, что ты, ублюдок, используешь меня. Я сама согласилась на это. Склонив голову набок, я медленно приближаюсь к Уне, вторгаясь в ее личное пространство. Она отодвигается от меня до тех пор, пока не натыкается спиной на преграду, и я упираюсь ладонью в стену у нее за головой. — Твоя очередь. Почему ты сбежала? Она сердито смотрит на меня. — Потому что меня заказали, оценив мою голову в пять миллионов. И я понятия не имела, кто это сделал. Я наклоняюсь ближе и касаюсь губами ее щеки. Она пахнет ванилью и оружейным маслом, от одного этого запаха мой член твердеет. Уна пытается высвободиться, но я прижимаю ее к стене всем своим телом. — Если это так, то зачем выпрыгивать из окна, после того как ты убила Арнальдо? — Я … — она останавливается и лишь молча открывает и закрывает рот. — Ты моя, Morte. Я бы защитил тебя. Уна тяжело сглатывает и внимательно всматривается в мои глаза, словно ища в них подтверждение этим словам. — Я должна сделать все сама, — выдыхает она. — Сделать сама что? — медленно спрашиваю я. Она зажмуривает глаза и приоткрывает губы. Такая хрупкая. Такая невинная. Хотя я знаю, что это совсем не так. — Мне нужно уехать отсюда, Неро, — говорит она. Резко выдохнув сквозь стиснутые зубы, я обхватываю рукой ее шею, сжимая пальцы на нежной коже. Открыв глаза, она отталкивается от стены – прямо в мои объятия. Губы Уны ласково касаются моих, я ощущаю на языке ее теплое дыхание, и кровь моя ускоряет движение по венам. — Позволь мне уйти, и через несколько месяцев я вернусь к тебе, — говорит она, демонстрируя неожиданную для нее беззащитность. Прищурив глаза, я внимательно смотрю на Уну, пытаясь прочитать ее мысли. — Я обещаю. Королева всегда защищает короля, помнишь? — Уже нет. Откинув голову обратно к стене, Уна прикусывает нижнюю губу. Я ни разу еще не видел ее настолько измученной: она словно выстояла схватку с целым миром, но каким-то образом уцелела. — Пожалуйста, — просит она. — Зачем? Что это за дело такое, на выполнение которого требуется несколько месяцев? И тут до меня доходит. Все встает на свои места. Недостающий паззл закрывает зияющую дыру в общей головоломке. — Нет! — я стискиваю горло Уны сильнее и прижимаю ее спиной к стене. — Нет! Она бьет меня кулаком в живот. Я рычу и прижимаюсь к ней всем телом до тех пор, пока наши губы едва не соприкасаются. — Позволь мне уйти и родить ребенка, — говорит она. — А потом я вернусь. — Так вот что ты надумала? Родить ребенка в чужой стране и бросить его? — от гнева, граничащего с яростью, я почти кричу. Она стискивает зубы, пытаясь оттолкнуть меня. — Нет, я отдам его на усыновление. Это не значит бросить. — Проклятье! — все мое тело зудит от напряжения и гнева. Я испытываю желание отойти от нее, но в то же время ни за что не хочу отпускать ее снова. Как она могла так поступить? — А что ты предлагаешь?