— Заходи, — боцман отворил дверь гаринской каюты кончиками пальцев, не притрагиваясь к ручке. Невеликое пространство, открывшееся за порогом, носило противоположный порядку знак. Одеяло, свернутая простыня и подушка валялись на полу. Книги, записи, тетради разбросаны повсюду — похоже, неведомый посетитель выгреб всё из шкафчиков и опустошил багаж. — Та-ак… — выговорил Иван, утишая голос. — Арсений Ромуальдович… А вам не кажется, что этот шмон и случившееся с Михаилом как-то связаны? — Не кажется, — буркнул Вайткус. — Уверен! И не мог Миша выпасть за борт, как пьяный матрос! Столкнули его. Он уставился в глаза Гирина, недобро усмехаясь. — На кого сразу подумал? На Браилова? Капитан-лейтенант закряхтел. — У нас тут, как в хорошем детективе — преступление совершил кто-то из своих. Только этот кто-то явно чужой! — Будем искать… — проворчал Ромуальдыч, сжимая огромные кулаки. — Пошли! — Думаете на Браилова? — Иван вышел, осторожно переступая побросанные вещи. — Разберемся! * * * Мишиного «двойника» они обнаружили в кают-компании. Браилов в гордом одиночестве доедал кашу с гуляшом, уныло возя ложкой, да с таким выражением, будто черпал гадостных жирных личинок, а не разваристую гречку. — Приятного аппетита, — тяжело сказал Вайткус, подсаживаясь. — Как чувствуете себя в родном пространстве? — Фигово, — буркнул Михаил. С отвращением отодвинув тарелку, он поднял взгляд на своего визави. — Чего это вы так заинтересовались? Гирин прислонился к звякнувшему буфету, и молвил ровным голосом: — Кто-то взломал замок Мишиной каюты, и устроил там обыск. Браилов понятливо кивнул. — И вы решили, что все следы ведут ко мне, коварному иномирцу… А ничего умнее придумать не могли⁈ — вспылил он. — А мы не думаем! — поднял голос Ромуальдыч. — Мы собираем информацию! — Да, — хмуро сказал Иван, — мы сразу выделили самих себя в заведомо невиновные, а как еще-то? И «Царевичей» я заподозрить не могу, и Умара с Рустамом — они не раз Мишу спасали, а Миша спасал их. На кого мне тогда думать? На тетю Валю? Так она уже десять лет кормит и Мишу, и весь институт. Ну, не похожа она на Мату Хари! И на кого грешить тогда? — Слушайте, — разнервничался Михаил, — уж не знаю, кто из вас Холмс, а кто — Ватсон, но с дедукцией у вас явные проблемы! Вайткус свирепо засопел. — Не скажу, что Миша мне как сын родной, скорее, как внук… — заворчал он с угрозой. — Стоп! — Браилов шлепнул ладонями по столу. — Стоп… — он дернул губами. — Сейчас… Отведу от себя подозрения! Алиби у меня нет, но… Когда обыскивали Мишину каюту? Ну, примерно! Ромуальдыч потер щеку, размышляя. — Та-ак… Миша не явился на вахту в четыре утра. Я пошел его искать… Каюта была не заперта, и всё лежало на своих местах. Одежды Мишиной не было, и спасательного жилета, да и койка застелена… Ну, я и решил, что он опять за свой «чек-ап» взялся. И ключи на месте… Я дверь закрыл, пошел Мишу искать, но… — он развел руками. — Его нигде не было! Поднял «Царевичей», мы все обыскали, и я по новой наведался в Мишину каюту… А замок уже взломан! И было етто в начале шестого. — Сходится! — энергично кивнул «иномирец», и его губы потянуло в кривую усмешку. — Не совсем алиби, но… Моя каюта с другого борта, я делю ее с Бубликовым. Так вот, он меня разбудил в половине пятого утра… Виктор одевался очень тихо, а обувался и вовсе за дверью, но утренний сон у меня очень чуткий. Я сначала подумал, что ему на вахту, и заснул, а ровно в шесть, когда мне самому вставать, Бубликов снова устроил побудку — вернулся и прилег… — Раньше ты его по-свойски звал — «Бубликом»! — усмехнулся Гирин. Браилов болезненно переморщился. — С Виктором я познакомился еще в Новосибирске, — сдержанно заговорил он. — Признаюсь, мне он тогда… м-м… не пришелся по душе. Уж слишком разболтанный, шумный, а его жизнерадостность просто била через край. «Бублик» любил дурачиться, смешить народ, но и в электронике соображал — он просто чуял неисправности! А вот зимой, сразу после Нового года, Виктор резко изменился. Сперва мне казалось, что эта его серьезность — просто очередная игра, этакая маска, но нет: былая бесшабашность в нем уступила расчетливости, а жизнелюбие — хладнокровию. Девчонки мигом определили, что виной всему несчастная любовь, а вот у меня сложилось иное мнение… Михаил смолк, и Гирин, заинтересовавшись недоговоренностью, быстро спросил: — Какое? Браилов, медленно потирая ладони, поднял голову. — Я не знаю, — промямлил он, — но мне кажется… Мне кажется, что это другой Бубликов. Отсюда, из «Беты». Пораженные, Вайткус и Гирин переглянулись. — Можно считать доказанным, что в «Бете» проживает точная реплика рода людского, — заговорил Михаил немного лекторским тоном — это его успокаивало. — Мы и вы, как человечества-близнецы! Разумеется, плюс-минус несколько миллионов тех, кто не имеет двойников в сопредельном пространстве. Ну, это, так сказать, во-первых. А во-вторых… Бета-СССР, как известно, хорошо защищен от тех, кого Миша зовет «попаданцами». Но вот альфа-СССР для них — проходной двор! И я вполне допускаю, что по приказу Семичастного, председателя здешнего КГБ, вполне могли подменить «нашего» Бубликова на его бета-версию. Инженера-электронщика на шпиона-диверсанта. Вайткус угрюмо молчал, бессильно повесив руки. — Тайная экспедиция… — выцедил он. — Как мы блюли секретность! Сколько ухищрений напридумывали! А «засланный казачок» хихикал в кулачок! — В рифму вышло, — рассеянно заметил Иван. — Что? — не понял Ромуальдыч, и страдальчески скривился, отмахиваясь: — А-а!.. — Да подождите вы! — слабо воспротивился Браилов. — Это всего лишь мое допущение, и весьма вольное! Нужны доказательства… Вайткус страшно осклабился: — Будем искать! Воскресенье, 9 апреля. Лунная ночь[14] Море Дождей, ДЛБ «Звезда» Ночь на Луне куда светлее, чем где-нибудь под Москвой — когда в бархатно-темном небе круглится яркая Земля в спиральных разводах облаков, можно реально газету читать. Но лучше не портить глаза, а любоваться родной планетой. Она висит в черноте космоса, как идеальный шар, выточенный из синего мрамора с белыми прожилками. Красота! Правда, яркое сияние Земли не доносит тепла — грунт остывает до минус ста семидесяти. Пренебрежительно фыркнув, Почтарь мягко опустил ковш и вдавил педаль — «Муравей»[15]загреб пару кубометров реголита. Через трубчатый каркас корпуса «лундозера» передались дрожь и низкий гул. Задрав ковш, машина двинулась к «Звезде». Базу было не узнать — половину цилиндрических блоков засыпали метровым слоем грунта, одни тамбуры выглядывают, да световые колодцы. Ну, не так красиво, как раньше, зато тепло, и радиация не доберется. — Паша! — проскрипел в наушниках голос Леонова. — Хватит на сегодня. Сейчас мы конференцию затеваем! Подходи, давай… — Иду, Алексей Архипыч! Покачиваясь на грейдированном объезде, «Муравей» остановился у крайнего блока, укрытого реголитом наполовину, и опустил ковш. — «Стада в хлевах, — бодро продекламировал Паха, — свободны мы до утренней зари!» Отшлюзовавшись, он избавился от скафандра, и зашагал в столовую. Подкрепиться бы не мешало, но там соберутся селенологи — спокойно не поешь… «О духовном думай, жрун!» — раскритиковал себя техник, и скромно присел в уголку. На экранах мониторов пока что висели радужные таблицы — земные светила планетологии рассаживались в Центре Дальней Космической Связи, что под Евпаторией, а лунный мэтр ввалился в столовую живьем — Ксанфомалити так и не приучился к местной гравитации. — Здравствуйте, Леонид Васильевич! Селенолог с улыбкой пожал руку Почтарю, и присел за стол-пульт. — Вы уже поели? — громким шепотом спросил он. — Да потом, — отмахнулся Павел. — Никаких потом! — сурово отрезал Ксанфомалити. — Режим — прежде всего! Будете нарушать — сдам Ясе для опытов. — Сдавайте! — ухмыльнулся Почтарь. — Я согласен. Ученый рассмеялся, и тут все экраны расцветились картинками.