— Документы есть? — У меня — да, — подтвердил я. — Во внутреннем кармане пиджака. Достать? Фельдфебель дал знак своим подчинённым страховать и наклонился вперёд. — Не утруждайся, студент, сам гляну. — Он запустил руку в карман и выудил оттуда все бумаги разом. Потом отступил от машины и попросил: — Федя, подсвети! Щёлкнул кремень, замигал огонёк зажигалки, зашелестели бумаги. — С профессором что? — спросил фельдфебель. — Пулю в спину схлопотал, когда через заслон монархистов прорывались. — Так это вы нашумели? — Мы. Кто-то из морских пехотинцев присвистнул. — Как прорвались-то? — А студент-то не прост! — выдал вдруг фельдфебель, отступил от машины сам и дал знак увеличить дистанцию подчинённым. — Оператор! Те уже было опустили винтовки, но сейчас вновь взяли меня на прицел. — Вы это… полегче! — попросил я. — Если что, пароль: «поребрик»! — Это вчерашний пароль! — А кто б на той стороне сегодняшний сообщил? — Тоже верно, — самую малость успокоился фельдфебель, сунул мои документы подчинённому и велел: — Мичману отнеси! — Затем предупредил: — А ты сиди и не дёргайся! — И не собирался. — Ну-ну! Ждать долго не пришлось, уже пару минут спустя в арку со двора зашли двое в форме военного морского флота: первый — мичман, второй — поручик корпуса корабельных инженеров, оператор. Удерживаемый им потенциал я ощутил предельно чётко, а вот у него на мой счёт возникли определённые сомнения. Я уловил неуклюжее воздействие, будто прощупывать подобным образом коллег было для флотского инженера в новинку, и уж не знаю, сумел ли он пробиться через мои барьеры, но вот Горского распознал совершенно точно. — Второй тоже оператор! — предупредил он сослуживцев. — Интересно девки пляшут, — проворчал усатый мичман и потребовал: — Студент, голову подними! Я выполнил распоряжение, в лицо посветили электрическим фонариком. — Под приметы подходит, — заявил мичман. — Похож, — согласился с ним поручик и выключил фонарик. — Тебя на Фонарном мосту ждут, студент! Не здесь! У меня прямо от сердца отлегло, вот и не удержался, дал выход напряжению: — Если туда ехать, то шофёра дайте! — Поговори мне ещё тут! — нахмурился мичман, забрал у поручика фонарик и осветил автомобиль, осмотрел поклёванные пулями борта и нас на заднем диванчике, залитом кровью и усыпанном осколками битого стекла. — Вас кто сюда довёз? Деда ведь давно уже подранили, не ты за рулём был! — У человека ещё дела там, вот и остался. — Ну-ну, — неопределённо выдал мичман и спросил у поручика: — Второй точно ранен? Уж не знаю, что именно уловил при попытке прощупать нас флотский инженер, но ответил он без малейших колебаний: — Да, и очень серьёзно. — Потом уже не столь уверенно добавил: — Сильный оператор… На улице рвануло, а следом от попадания артиллерийского снаряда дрогнуло здание, затем разгорелась ожесточённая перестрелка, захлопали из-за реки миномёты, но достаточно быстро всё стихло, и мичман бросил выглядывать из арки, вернулся к автомобилю. — Полынь, доставь их в штаб, — распорядился он и вручил мои документы. — Сдай дежурному и возвращайся. — На машине? — уточнил фельдфебель. — Туда — на машине, обратно на своих двоих, — разъяснил приказ мичман. — И о патронах напомни, пусть пошевелятся. Исполняй! Фельдфебель Полынь уселся за руль, на сидение рядом с ним забрался морской пехотинец, этот извернулся так, чтобы контролировать задний диванчик, ещё и револьвер в кобуру возвращать не стал. Мичман похлопал ладонью по крыше, и автомобиль начал сдавать из арки, потом развернулся и покатил от баррикады к мосту. Вдогонку нам не стреляли, фельдфебель притопил педаль газа и переключил передачу, под рык движка повернул направо и погнал по набережной, не став переправляться на другую сторону канала. У соседнего дома ему пришлось сбросить скорость и прижаться к стене, чтобы пропустить тащившуюся во встречном направлении подводу с выкрашенными зелёной краской ящиками, а дальше разогнаться помещал расстрелянный грузовик. Думал, нас доставят прямиком на Якорную площадь, но уже у следующего конторского на вид здания фельдфебель остановил автомобиль, а сам выбрался из-за руля и подошёл к двум курившим у крыльца караульным в штатском с красными нарукавными повязками и трёхлинейками. Один из них спешно заскочил внутрь, но не пробыл в доме и минуты, почти сразу вернулся обратно и указал на проезд во двор. Туда мы и заехали, припарковались рядом с армейским вездеходом. Дальше фельдфебель вручил мои документы средних лет прапорщику, на подхвате у которого был унтер с парой рядовых, и во исполнение приказа мичмана отправился восвояси. Офицер подошёл и спросил: — Фельдшера позвать? Тот ещё коновал, но швы наложить может. — Нет, надо дать знать в комиссариат, чтобы оповестили Кучера из РИИФС! Опасался услышать в ответ что-нибудь вроде «и без комиссариата разберёмся» или «ночь на дворе!», но вместо этого поручик кивнул. — Оповестили уже. Едут. После этого он прошёлся вокруг автомобиля и покачал головой, а мои бумаги не стал просматривать вовсе, сразу убрал их в офицерский планшет, ещё и не спросил ни о чём, как если бы получил приказ не совать нос в чужие дела. Уже едут? Здорово! Замечательно просто! Тут бы мне расслабиться, но надо кровь по жилам подопечного прогонять, его сердечной мышцей работая, да и непонятно, кто именно едет. Хорошо, если Альберта Павловича посреди ночи в республиканском комиссариате застать получилось, а ну как оперов за мной пришлют? Они в сказочку о раненом профессоре точно не поверят. И вроде бы одно дело делаем, но лично я куда спокойней себя чувствовал бы, возьми на себя все формальности куратор. Неожиданно где-то неподалёку в бешеном темпе застучали пулемёты, потом и вовсе начали стрелять прямо над нашими головами, звякнуло о крышу автомобиля несколько отлетевших в эту сторону гильз. К отражению воздушного налёта присоединились зенитные орудия, стали рваться в небе снаряды, качнулась из-за близких разрывов авиабомб земля, задребезжали в рамах стёкла. Мне показалось, будто различил рёв пронёсшихся над домами самолётов, а потом тяжко грохнуло — ещё и ещё! — но уже прилично дальше. Унтер поковырялся мизинцем в ухе и зло процедил: — Ох, добраться бы до летунов, отвести душу… — Доберёмся ещё! — уверил его совсем молодой рядовой, стянул с головы ушанку и вытер ей лицо. — За всё сразу поквитаемся с этой контрой! — Разговорчики! — шикнул на них прапорщик, поскольку как раз в этот момент по арке мазнули лучи автомобильных фар и во двор заехала легковушка. Караульные приличия ради изобразили бдительность, но расслабились сразу, как только из машины выбрались молодой человек в кожаном плаще и подтянутый господин лет тридцати в опалённом и частично даже прожжённом пальто. Прапорщик вновь прибывших определённо узнал и скомандовал отбой, у меня тоже от сердца отлегло. Прибыли Эдуард, уж не знаю, как его там по батюшке, и Альберт Павлович! Они заговорили с прапорщиком, а из легковушки выбрались незнакомый оперативник с ППС и парнишка-оператор, чью неприятную физиономию с рябыми щеками я уже лицезрел день или два назад, но так и не понял — при комиссариате он состоит или при моём кураторе. Водитель тоже оставаться в салоне не стал, вылез из-за руля, закурил. — Цел? — заглянул ко мне Альберт Павлович, который забрал у прапорщика мои документы, после чего предоставил разбираться с ним спутнику из республиканского комиссариата. — А это… Лицо его вдруг неуловимым образом исказилось, разменяв свою обманчивую мягкость на безжизненность восковой маски. — Что с ним? — хрипло выдохнул куратор. — Выкарабкается?! — Пулевое ранение сердца, — пояснил я. — Жить будет. Наверное. Хирург нужен. Альберт Павлович тихонько ругнулся и от расспросов воздержался, только уточнил: — Образцы забрал? — Забрал. И удивительное дело — мой ответ куратора, такое впечатление, нисколько не успокоил. Вроде бы мелькнуло в глазах нечто похожее на облегчение, но мелькнуло и пропало. Явно совершенно другим мысли оказались заняты. В выбитое боковое окошко посветили электрическим фонариком, луч остановился на осунувшемся лице Леонтия — морщинистом, бледном и покрытом испариной, отчасти даже неправильно-асимметричном. Выглядел старик натуральным покойником, но каким-то чудом Эдуард его узнал, не иначе успел поднять ориентировки на влиятельных монархистов. — Да это же Горский! — охнул молодой человек. — Чтоб меня черти драли! Это Леонтий Горский! — Он при смерти! — быстро произнёс Альберт Павлович. — Нужно незамедлительно доставить его в больницу! Эдуард помотал головой. — Никаких больниц! Едем в комиссариат! — У старика пуля в сердце! — продолжил упорствовать куратор. — Если он отдаст богу душу, мы от него вообще ничего не узнаем!