Вдогонку тоже постреливали, а потом машину резко бросило в сторону, и она ушла на боковую улочку, начав удаляться теперь уже от проспекта. Мотнуло на сей раз нас просто нещадно, Горский вдруг захрипел и застонал, я ушам своим не поверил. Старик ещё жив? Да как такое возможно?! Ему пулю в сердце всадили! Впрочем, плевать! Впереди засверкали дульные вспышки, и нас попытались нашарить трассеры, но Кеша вновь повернул, на сей раз ушёл направо, а через несколько домов повторил этот манёвр. Да ничего иного ему и не оставалось, поскольку улочка упиралась в здание — дальше проезда попросту не было. Теперь мы на всех парах понеслись к широченному проспекту, простреливавшемуся с обеих сторон. Зацепят — и сгорим, как не было! Мелькнула мысль выскочить и уйти дворами, но я сразу отказался от идеи затаиться в нейтральных кварталах. Обложили нас крепко, энергетический фон пришёл в совершеннейший беспорядок, пространство прошивали помехи поисковых воздействий, сейчас вся надежда была на скорость. Иначе сядут на хвост, загонят и прикончат. Тут всего ничего до позиций республиканцев — никакой возможности для манёвра не останется! Ещё и свои огнём встретят! Чертовски болела голова, я накрыл ладонью перебитый нос и уверенным воздействием выправил его, не забыв перед тем заблокировать нервные окончания. Вновь потекла кровь, но хоть дышать нормально смог и будто бы даже думать легче стало. Климент с упорством, достойным лучшего применения, пытался реанимировать Горского, я упёрся ногами в сидение и перевалился через спинку на задний диванчик, спросил: — Что с ним? Впрочем, мог бы и не спрашивать — пулевое отверстие в спине Горского, которое зажимал ладонью Климент, находилось аккурат под левой лопаткой, ранение определённо было смертельным. — Займись щитами! — рявкнул я. — Давай щиты ставь, прикончат же всех к чертям собачьим! Мы неслись по нейтральной территории мимо домов с выбитыми окнами и закопчёнными стенами, прорехами в кровлях, обвалившимися углами и эркерами, а проспект вот он уже — одно здание проскочить осталось и всё! А там перестрелка между республиканцами и монархистами в самом разгаре, трассеры в обе стороны так и мелькают! Климент миг колебался, потом отстранился, и кровь сразу потекла обильней, но я не сплоховал, запечатал рану плоскостью давления, после чего взялся на практике применять свои познания в полевой хирургии — обратился к ясновидению, дабы просветить старика, и неожиданно легко в этом преуспел, поскольку нервная система Горского буквально сплавилась в единое целое с внутренней энергетикой. Подверглась необратимым изменениям и плоть, и в этой части преобразования и проявились далеко не столь явно. Идеальный пациент для кого-то вроде меня! В таком ракурсе практически насквозь его вижу, без всяких чрезмерных усилий со своей стороны. Понять бы ещё, почему он до сих пор жив. С простреленным-то сердцем! Оно ведь и в самом деле прострелено! — А-а-а! — во всю глотку заорал вдруг Кеша и силовым выбросом снёс с дороги расстрелянный легковой автомобиль, а в следующий миг мы выскочили на перекрёсток и понеслись через проспект. Климент прикрыл машину щитами, но и так от попаданий пуль загудело кузовное железо и осыпалось крошевом одно из боковых стёкол. На трамвайных путях нас подкинуло, я шибанулся макушкой в крышу, едва не утратив при этом должной концентрации, а потом сбоку грохнуло и в багажник угодило сразу несколько осколков. Автомобиль занесло, но Кеша удержал его под контролем и направил на боковую улочку, оставив в стороне небольшой сквер. Ушли! Ушли же, так? Промелькнул величественный собор, вынырнули и вновь растворились в темноте деревья за кованой оградой на другой обочине, мы беспрепятственно пронеслись ещё два квартала, а дальше улица начала забирать направо, там на повороте замерли сгоревший броневик и расстрелянный грузовик. — Впереди республиканцы! — встрепенулся Климент. — Уходи во дворы! Кеша свернул в первый попавшийся боковой проезд, направил автомобиль в арку, проехал через двор, а потом и через следующий, приткнулся в каком-то глухом закутке. К этому времени я уже оценил всю серьёзность ранения Горского и пришёл к выводу, что пуля повредила стенку правого желудочка, в которой и застряла, не прошив сердце насквозь, и оно вопреки всему продолжало сокращаться. Еле-еле, едва-едва, но продолжало! Ещё и кровотечение для подобной раны оказалось чрезвычайно низким. Никакого фонтанирования не было и в помине, зато присутствовало противоестественное напряжение мышечной ткани вокруг пули. — Что с ним? — спросил Климент, когда перестал тарахтеть мотор и наступила тишина. — Всё плохо, — не стал приукрашивать я ситуацию, — но попробую стабилизировать состояние. Не мешайте! Воздействовать на нервную систему старика я не стал даже пытаться, и потянул пулю телекинезом без всякой анестезии. Горский захрипел, придерживавший его здоровой рукой Климент резко вскинулся, но я лишь слегка отодвинул пулю, извлекать её из раны повременил, и старик вновь затих. Увы, стенка желудочка оказалась пробита насквозь, и полумеры ничего дать не могли. Пришлось закрыть дыру очередной плоскостью давления, а заодно помогать травмированному органу прокачивать через себя кровь. Раз-два! Раз-два! Раз-два! Горский перестал сипеть, в его посеревшее лицо самую малость вернулись краски, неглубокое дыхание выровнялось, и Климент немедленно эти изменения оценил. — Ты сможешь ему помочь? Я зло глянул в ответ и принялся свободной рукой шарить по карманам в поисках ножа. — Тут чудотворец нужен! На крайний случай — хирург! Меня надолго не хватит! — Продержись сколько можешь! — рыкнул Климент Аренский и обратился к водителю: — Кеша, нам в «Асторию» возвращаться нельзя, придётся идти тебе. Предупреди, что Виленский в засаду завёл и колонну свои расстреляли! Иннокентий зажал лицо в ладонях, потёр его и спросил: — А о подозрениях Леонтия Игнатьевича рассказывать? — Кому надо, о них знают, а остальным и не нужно. Вырвался ты в одиночку, что с остальными — не видел. Не поверят — и чёрт с ними, рубаху на груди не рви, просто стой на своём. И тебе лучше знать, кому доверять можно, а кто заодно с Виленским. Действуй по обстоятельствам. — А вы? — Нам ещё врача искать. Всё! Иди! Кеша миг поколебался, потом распахнул дверцу и выбрался из салона. Постоял немного рядом с автомобилем, озираясь по сторонам, определился с направлением и растворился в ночи. К этому времени я уже распорол ножом и пальто на спине Горского, и пиджак с пропитанной кровью сорочкой, накрыл пулевое отверстие своим свёрнутым на несколько раз шарфом. Это позволило отказаться от сверхэнергетического воздействия на рану и сосредоточиться на работе с сердцем пациента, начать поддерживать пусть слабый и редкий, зато стабильный пульс. — Ну как? — спросил меня Климент. — Нужен хирург, — повторил я свой вердикт. — Какое-то время я его в таком состоянии продержу, но чем дольше протянем, тем сложнее будет снова запустить сердце. — Если он умрёт, тебе тоже не жить! — пригрозил оператор. — Понял? Угроза эта нисколько не порадовала, но ничего другого от своего ситуативного союзника я и не ждал, поэтому близко к сердцу её не принял. Другое дело, что Горский — это фигура. Его во что бы то ни стало следовало переправить на нашу сторону, и это вполне реально, если только сумею убедить в необходимости такого шага Аренского. При этом никак нельзя ни опускаться до банального шантажа, ни апеллировать к желанию поквитаться с организаторами убийства великого князя. Этот гад мало того, что донельзя упёртый, так ещё и меня не ставит ни в грош! Не пойдёт на компромисс, хоть ты тресни! Действовать следовало тоньше, и для начала я решил прощупать ситуацию, а заодно исподволь подвести собеседника к нужному мне решению, спросил: — Так понимаю, к полковнику Данилевскому обращаться нет смысла? Желал оттоптать больную мозоль и своего добился. Климент смерил меня злым взглядом и резко выдал: — Это исключено! — И о госпитализации Горского ты тоже ни с кем договориться не сможешь? — Нет! — лаконично ответил Климент. — А если выйти на кого-то повыше Данилевского? На какого-нибудь генерала? — Да хоть на самого цесаревича! — отрезал оператор. — Это ничего не изменит! Меня так и подмывало спросить, находится сейчас наследник престола в Айле или где поближе, но подавил неуместный порыв, принял услышанное к сведению и заявил: — Тогда вот что я тебе скажу: мы можем пройти через все кордоны и попросту раствориться в городе — ты и я, но не Горский. Даже если умудримся доставить его в больницу инкогнито, это ничего не изменит. И кто возьмёт нас в оборот, ваши или РИК — дело десятое. Главное, что последствия окажутся непредсказуемыми и неконтролируемыми. Согласен? Климент Аренский мрачно уставился на меня, после нехотя произнёс: — Что ты предлагаешь? — Я предлагаю выйти непосредственно на руководство РИИФС. У ректора хватит влияния, чтобы вывезти Горского в Новинск. — И как ты свяжешься с ректором? В голосе собеседника сквозило откровенное пренебрежение, но я набивать себе значимость и не стал. — Я — никак, но знаю того, кто сможет. Пусть и не напрямую, но сможет. — И этот человек сейчас совершенно случайно находится в столице? — поинтересовался Климент с нескрываемым скептицизмом. — В столице, — кивнул я, чувствуя, как понемногу начинается пропитываться кровью шарф. — И нет, не случайно. Это консультант кафедры кадровых ресурсов, нас в командировку прислали одного завлаба сопровождать. Ожидал долгих расспросов о цели приезда в столицу, но Климента этот момент не заинтересовал. Какое-то время он сверлил меня напряжённым взглядом, потом уточнил: — И как ты с ним свяжешься? Ментально? — Не способен, — признался я. — Да и помехи… — Вот именно! — Что — именно? Нас задержат для выяснения личности, я назовусь, рано или поздно информация дойдёт до кого следует! — А если — поздно? Есть у тебя канал экстренной связи? — Откуда? — возмутился я. — Ты за кого меня принимаешь?! — А кто ты есть? — прищурился оператор. — Только не говори, что простой студент! Простых студентов в столицу не отправляют! Понятия не имею, почему за тебя вступился Горский, но сдаётся мне, ты из контрразведки! — А хоть бы и так? — фыркнул я, чем ситуацию нисколько не разрядил, а уж когда сунул свободную руку за пазуху, собеседник и вовсе откровенно напрягся. Ну надо же! Оператор, а всё туда же! Я вытянул сразу всю стопку документов и отдал их Аренскому. — Гляди! Тот миг поколебался, но всё же принял корочки и мандаты, подсветил себе шаровой молнией величиной с мячик для пинг-понга, раскрыл и закрыл студенческий билет, куда внимательней изучил командировочное предписание. Но касательно него вопросов не возникло, справился Климент о моём служебном удостоверении. — Что ещё за Бюро оперативного реагирования? — нахмурился он. — Не припомню такого!