– Угнетенные личности должны помогать друг другу, – подытожил краб. – Сам дошел до такой социальной философии? Вместо ответа он прыснул мне чем-то в глаза из форсунки, отчего я чуть не заорал и всерьез ослеп, но через 30 секунд у меня на зрачках собрались контактные проекторы, открывавшие виртуальные окошечки – виртушечки, – везде, где надо. Подсказки и надписи, глифы и схемы появлялись в виртушечках, мерцая в "дополненной реальности" поверх деталей редуктора... Перед тем, как вернулись черепашки-мусорщики, краб Матвей предусмотрительно успел откатиться в сторону. – Вроде неплохо. Ты вытащил счастливый билет. Оставляем приблудного? – обратился тот, что со скрипучим голосом и «дряблой задницей», к двум другим. – Если он будет съедать не более двухсот грамм червей в день, в чем я сомневаюсь, глядя на его брюхо, то да, – отозвался второй. Я инстинктивно поджал живот, в то время как третья черепашка – та, что похожа выпуклостями на женщину – сказала: – Оставляем, но не думаю, что он надолго у нас задержится, уж больно нежный и пухлый на вид. – Ладно, как там тебя, добро пожаловать на мусороловецкий траулер «Безнадежный». А теперь по местам, переключаю мощность на главный двигатель, – скомандовал старый мусорщик, который теперь стал моим капитаном. Где мое место, я так и не успел узнать. Пошла перегрузка, меня вдавило куда-то под кожух резервного генератора, хорошо, что я не успел съесть положенные мне 200 грамм червей. – Пристыковываемся, у них стыковочный узел «Коитус-12», наш универсальный подойдет, – сообщил капитан. Потом удар, всё стало крутиться вокруг нескольких осей, но хотя бы ушла перегрузка. Щелчок, толчок, меня стукнуло головой об кожух, и я понял, что пристыковались. – Шевели батонами, это и тебя касается, лодырь, – кто-то из тех неласково дернул меня за шиворот. – У нас 20 минут, чтобы там хорошо почистить. – Мы и уборщицы вдобавок? Я сразу понял, что сморозил глупость. Блин, это абордаж, что ли, какой? Сейчас будет повсеместная резня? Не хватало без носа или ушей остаться. И хотя меня мутило из-за кручения вокруг нескольких осей, я «вступил» в скафандр, который сам застегнулся на мне. Подошвы моего скафандра и перчатки имели нехилую адгезию и прилипали к поверхностям, что позволяло мне не болтаться туда-сюда. Потом были шлюз и стыковочный узел, похожий на «вороний нос» древних кораблей, и явно недружественное проникновение на борт чужого корабля. По дороге я чувствовал дурноту, которую перекрывал ужас. Вдруг из-за угла появится космический воин в сияющих доспехах, известный из фильмов Хошиминвуда, и располовинит меня с одного удара своим световым мечом, так что на переборку плеснет моя кровища, густая и красная, как кетчуп из дой-пака. Но воин не появился. А на меня навьючили притараненного барахла в виде пузатых баков с одной ручкой, в которых что-то плескалось – на Земле бы они весили килограммов по 100 каждый, – и я поперся назад. Может, мы были мусорщиками, но заодно разбойниками с большой космической дороги. Как и полагается разбойникам, по возвращении на свой борт мусорщики исполнили зажигательный танец, состоящий из элементов трепака, брейка и «ойся, ты ойся». Меня, так сказать, повязали, если не кровью, так грабежом. А стопанули они (и я вместе с ними) автоматический транспортник, который неторопливо шел с Цереры к большому орбитальному хабу Земля-3. Улов – три бака с дорогущим ураниксом (топливо такое, как сказал черепашка-капитан – этого количества достаточно, чтобы долететь от Земли до Марса за месяц). А также новенький 4d-принтер, кучу заправленных картриджей и софта к нему; черепашка-женщина сразу напечатала на нём биде, а затем пирожные безе, и засмеялась довольная. Вдобавок мы затрофеили контейнер жизнеобеспечения с жирными вкусными червями, даже у меня слюнки потекли – и главное, что не они будут есть нас, а мы их. Впрочем, те ребята, которых мы маленько обчистили – они и есть самые бесстыжие пираты, фрибутеры, которые на Землю хоботы закинули и в наглую из нее сосут, меняя даже свойства воды, чтобы высасывать то, что получше. Судя по названию, происходят они напрямую от пиратских банд на какой-нибудь Тортуге, которых сильно приукрасили в кино, хотя те были полные чмошники и акулы капитализма. Черепашки, кстати, свои экзоскелеты сняли. Тот, что капитан мусороловецкого траулера, оказался старичком с седыми волосиками-перышками, делавшими его похожими на аиста, и председателем артели, читай колхоза, «Апогей». Другой был его щекастым молодым клоном по прозвищу Племяш. А третья – подружкой Племяша, которая очень напоминала известную на Земле актрису Эммануэль Депердье – формами, так сказать, и наглым выражением лица. Она мне поведала краткий курс истории «Апогея». После того как большая часть космического мусора была переловлена, артель завела тоннели с грибами и червями на Дионе, астероид такой, но жила впроголодь и втроём ужинала одним червяком. Но как-то колхозаны заметили, что за беспилотными транспортниками нет особого пригляда, и начали время от времени курочить их. Можно сказать, экспроприировали экспроприаторов. Что стало почином и для остальных артелей. Раньше щипали крупняк – большие транспортники на оживленных трассах. Когда большие контейнеровозы начали ходить конвоями под защитой военных бортов, мусорщики переключились на более мелкую добычу, жизнь стала тяжелее, но на бутерброд хватает. Лжедепердье явно оказывала мне признаки внимания, интересуясь, какие члены тела у меня не отмерзли, капитан цистерны уже выдавал храпака, прилипнув к потолку, младший колхозан тоже перебрал бузы, сделанной из говна некоторым пересоставлением молекул, и клевал носом длинным, что у твоего журавля. Вечер переставал быть томным, я сбацал на кастрюлях: «На берегу осталась крошка Мери, Она стоит в тумане голубом. А юнга Билл и верит и не верит И машет ей подаренным платком», и это возымело успех. Дамочка, придвинув ко мне глубокий вырез комбинезона и полуобняв длинной ногой, многообещающе предложила сыграть в дурака на раздевание, но как раз заголосила автоматика: «Потеря мощности». Последовало несколько толчков, резво проснувшийся старичок-капитан отключил двигатель и кратко объявил: «Кто-то сел нам буксир, будем резать трос». 4. Отмороженный Вы просыпаетесь или, точнее, начинаете осознавать пространство вокруг себя. О, ужас, мама миа, вейз мир. Оно столь ужасающе замкнуто. Ваш вопль отражается от таких близких стенок, влетает вам в уши и пронзает мозговое вещество, а биения сердца вдруг становятся ударами многопудового колокола. Поздравляю, вас закопали заживо. Эдгар По, который писатель разных ужасов, привлек к этой теме общественное внимание, хотя и запоздало. И Николай Васильевич Гоголь хотел было написать про это, но не успел, и лично так крутился в могиле, что жилетку изорвал. Стоп, должно быть холодно, под землей-то, а сейчас совсем нет, скорее наоборот, одна стеночка даже горячая. Или это крематорий? Откуда из залежавшейся памяти выплывает стишок: «Воскресенье – радостный день. Крематорий работал весь день…» Но тогда откуда эти светодиоды и пульсирующие трубки, что входят в нос и выходят из задницы и другого популярного места? И инерционные нагрузки чувствуются, как на карусели. Похоже, я в ящике, который летит и притом кувыркается. Что мне совсем не нравится, в космосе можно кувыркаться целую вечность. Стоп, не дрейфить раньше времени, надо попытаться что-нибудь вспомнить. А воспоминания, как пузыри, всплывающие со дна болота, пока бессвязные. Надо как-то упорядочить. Меня зацапали фрибутеры – за ограбление автоматического корабля-транспортника, который шел с Цереры курсом на орбитальный хаб Земля-3. Не одного меня, конечно. А с компанией. Неприятности начались после того, как мы притащили хабар к себе на борт и сели пировать. Старый капитан в какой-то момент дёрнул ручку дросселя назад и отключил двигатель, посчитав, что некто сел нам на буксир. Но мы-то попали, оказывается, как рыбка, в сети, сшитые из нитрид-борных нанотрубок. Их поставили на мелкую живность вроде нас, а тот автоматический транспортник был просто наживкой. Когда капитан вышел порезать сети на корпус, его сорвало и унесло незнамо куда, поминай, как звали. А рядышком с нами словно из ничего возник борт «Немезиды» – это быстроходный корабль, похожий на тунца. Серьезные ребята, работающие на ЮСС, вскрывали нам обшивку, как консервную банку, забрасывали нас светошумовыми гранатами, стреляли из гауссеров, кололи и рубили. Я в первый раз в жизни увидел копье, причём направленное мне прямо в пузо. Огнестрел – ещё понятно, в молодости пару лет по контракту отслужил, морпехом, подкидывал горячие звиздюли небратьям – а вот холодным оружием открывал только банки с тушенкой. Но огнестрел в космосе запрещен, ввиду хрупкости систем жизнедеятельности, так что здесь преобладают варварские средневековые способы ковыряния людей. Пришлось подставить ноутбук под разящее острие, а потом, ухватившись за древко копья, лягаться, то есть ломать копытами шейные позвонки противнику – я же теперь парнокопытный, даже не ожидал, что так получится. Не сломал, правда, поэтому пришлось его добивать ноутбуком, да так что злосчастный компьютер застрял во лбу супостата. Наша Эммануэль больше всех налетчиков положила. Стреляла из гауссера метко и ловко, крутилась вокруг труб системы жизнеобеспечения, как стриптизерша вокруг шеста, попутно демонстрируя свой круглый задок, приятно обтянутый лосинами. Я старался ей соответствовать, вспоминая уроки фехтования, полученные в детстве от бабушки, хотя в условиях невесомости напоминал пинг-понговый шарик. В роли холодного оружия у меня последовательно выступали ершик для унитаза, кофеварка, труба от пылесоса, кухонный топорик для мяса, который очень вовремя попался под руку – на космическом кораблике, вроде нашего, жизнь как в малогабаритной квартирке: спальня, кабинет, сортир и камбуз совмещены. И первый же разрубленный враг оказался франком. Я тогда впервые, так сказать, с мертвяками поближе познакомился. У них такие длинные стильные швы, и различающийся цвет кожи на разных частях тела, потому что их, в самом деле, сшивают из кусков людей разных наций и рас. Кроме того, у них по два сердца, два перца – это без шуток, членов половых у этой публики тоже с запасом, как и яичек. Иногда имеются у одной особи как мужские, так и женские причандалы – модное полигендерство повлияло. Три почки, две печени, три глаза – третий на затылке, между прочим; всё, так сказать, сделано с запасом; встречал даже мертвяков с парой голов. А в итоге, имея численное превосходство, они порубили нас. Племяш пал смертью храбрых, причем голова его самостоятельно поплыла в воздушный фильтр. Да, я за него отомстил, нарубив у франков столько пальцев, сколько огурцов на кусте, но, в конечном счете, и меня, и мадмуазель Эммануэль повязали самонаводящимися сетями; это такие хищные авоськи из углеродных нанотрубок, которые набрасываются на тебя и упаковывают. У космической сказки получился несчастливый конец – экспроприатор нас экспроприировал за то, что мы экспроприировали экспроприатора. Мертвяки попинали меня связанного, по старинке, ногами, воздавая, так сказать, должное за отчаянную оборону. А нашу даму они собрались насиловать всем кораблем, уже встали в очередь; учитывая, что органов половых у них сильно больше, чем у людей, это было бы форменное безобразие. Однако вместо того её взяли и дезинтегрировали – «за нелегальное копирование внешности актрисы Эммануэль Депердье». Это суд на Весте сработал на удаленке за пять минут. Унесли бедняжку, обляпанную вражеской кровью и соплями, в какой-то люк, оттуда раздался звук, будто воду в сортире спустили, и каюк, нет красавицы. И мертвякам смешно, они всегда радуются и смеются, когда кончают кого-нибудь по-настоящему живого. А меня сильно покоцанного – после боя обнаружилось отсутствие куска кожи на спине, перелом ребер и другие изъяны – подлатали металлическими и биополимерными запчастями; ребра, к примеру, закрепили карбоновыми вставками и скобками. Как раз с Весты и приговор по моему делу прислали нейтринной почтой. Мне подкачали в кровь гликопротеинового антифриза, сильно охладили, засунули в криокапсулу, загрузили в космозак и отправили на Психею, где я должен был отбыть столетний срок заключения – в виде брикета мороженого на тюремном складе. Так что и помечтать о побеге не будет времени, а через век может никого, кроме разумных крыс, в нашем мире не останется. И буду я принц Пломбир, единственный человек на всю Галактику. И жениться на мисс Крысе придется. Шутки шутками, но настроение перед замораживанием было ни к черту. Что могло произойти после? Очевидно, космозак с мороженым не долетел до пункта назначения. Я стал просыпаться из-за сильного нагрева и окончательно пробудился после крепкого толчка. Первым делом подумал, что случился взрыв на борту. Но для взрыва толчок слабоват был. А потом пронеслось что-то похожее на волну. Криокапсулу вместе со мной как будто вымыло наружу. Такое, пожалуй, могло произойти при пожаре на борту, когда срабатывает на все сто система пожаротушения и отсек быстро заполняется жидким азотом. Но каким образом меня могло вынести наружу? Отсек или был открыт – у него ведь есть лацпорт – или в нем образовалась пробоина. В результате, я бодро летел незнамо куда, запечатанный в ящик, который вращался около трех осей. А вот соображал совсем не так бодро. Потом случился удар, вроде как столкновение, и еще несколько раз – у меня внутри все прыгало вправо, влево, туда, обратно, и, когда вернулось на место, сильно и долго вибрировало. Ясно, что автономная система жизнедеятельности криокапсулы вышла из строя, накрылся регенератор, так что дышать мне осталось от силы минут двадцать. Учитывая, что я на жидкостном дыхании и замаринован в перфторуглеродном геле, замаячила перспектива утонуть. А если при том обдристаться от страха, то можно утонуть в собственном дерьме. Капсула замерла ненадолго, потом снова двинулась, только уже не вращаясь и, наконец, замерла. Когда я стал ощутимо задыхаться и паниковать, замочки криокапсулы щелкнули и она с бульканьем распахнулась. Надо мной склонялся мужик с пилой, скальпелем и гарнитурой дополненной реальности на голове, что сочеталось с замызганным складским комбинезоном и красным носом. Пила, скальпель и нос жадно потянулись ко мне, глаза показывали неподдельный интерес… Несколько позже, когда я просматривал записи с рейдовых и портовых камер, обстоятельства окончательно прояснились. Горящий грузовик, имеющий на борту груз термита, разогрел наш космозак, который стоял на причальной бочке в ожидании разгрузки криокапсул, произошло включение системы пожаротушения и отсек с капсулами был затоплен жидким азотом. Потом термит прожег борт грузовика и брызнул красивыми бенгальскими огнями на десятки километров вокруг. По дороге он вскрыл борта лайнера «Олимпус» и налип на обшивку космозака. Она у нашей скотовозки совсем липовая и должна лишь имитировать прочную броню, на самом же деле смысла в ней нет и можно спокойно обойтись без, как на контейнеровозах. От горящего термита обшивка мигом скукожилась, полопалась, и потоки жидкого азота радостно выбросили несколько криокапсул в открытый космос, как цветочную пыльцу. Я бы легко затерялся в пространстве, никто б и не стал искать. Однако направляющийся в космопорт Психеи лайнер «Олимпус», хоть и шел с сильным торможением, «спустив паруса», но вроде поршня толкнул несколько блуждающих в пространстве криокапсул и направил их на грузовой терминал F12. Криокапсула с начинкой в виде меня стукалась о направляющие балки и разгрузочные краны терминала, пока не влетела в открытые ворота склада. Затем несколько ещё постукиваний по стеллажам, «трам-пам-пам», и застряла между двух контейнеров. Подъехавший робопогрузчик уловил, что-то не так, подхватил криокапсулу и отвез в зону бездокументных грузов. Там сканер засёк, что груз биологический, и отправил его в зону бездокументных биогрузов, где кантовались контейнеры с живыми сосисками, подслушивающими жуками, интеллектуальными сороками-воровками, медузами-левиафанами, шарообразными курами без мозгов, и прочей живностью, созданной умельцами-биохакерами на каких-то позабытых-позаброшенных астероидах и перевозимая контрабандой. Но какой-то нечистоплотный работник склада – а чистоплотных на складах почти не встретишь – решил, что меня можно маленько попотрошить – а органы и члены соответственно продать на сером рынке, чтобы была прибавка к зарплате. Ведь мертвяков-франков собирают, как в конструкторе лего, из кусочков; и это самый дешевый способ производства новых людей, впервые освоенный криворожским бизнесменом Загинайло. Только не догадался этот складской работник, что я уже «оттаял», и когда он занялся мной с пилой и скальпелем, я уже мог ему врезать своей железной ногой и добавить по чайнику железной рукой. «Получи, бесчестный!» Он точно не ожидал, что консерва вдруг вскочит и резво прыгнет на него, изрыгая при этом гнусную зеленую жидкость из легких. Честно говоря, я ему врезал сильнее, чем надо, потому что испугался этой пилы – не люблю вторжений в мой организм, даже уролога, который у вас там пальцем что-то проверяет через задний проход. Короче, один мой железный палец так у него в глазнице и остался – в назидание потомкам. С терминала в город я вышел уже побритый и причесанный. Не только вытерся насухо, но и поменял свое неглиже на комбинезон складского работника. К тому же он мне отдал свой персональный чип с идентификатором, который у него стоял на верхней челюсти и случайно вылетел из-за крепкого рукоприкладства. Так он мне и «внешность» подарил. То, как вы выглядели на Психее, тогда зависело от того, какую «маску» по обязательному протоколу общения вы передадите тем, кто видит вас. Трофейная маска была не шикардос, особенно «глаза», напоминающая мух, влипших в сметану. Однако без нее меня бы вычислили за одну секунду. Судя по состоянию публики на Психее, здесь был ослаблен контроль по части синтетических нейромедиаторов и разной психоделической дряни, доставляющей кучу удовольствия за смешные деньги. Шел, помнится, матч Межгалактической лиги на Армагеддон-арене, оставшейся после крепкого метеоритного удара – играли в дурабол на огромной полусферическом поле. От одного «бортика» до другого километров десять, и высота каждого из них составляла полкилометра. Сам мяч имел размеры с двухэтажный дом, а каждый игрок был «запечен» внутри киборга, напоминающего помесь кузнечика и автокрана. «Кузнечики» отчаянно скакали по полю, сталкивались как проклятые, вышибая снопы искр, ломали друг другу конечности и лупили по мячу, да так, что он усвистывал за горизонт, вытягивая за собой дымный хвост. Поскольку гол в такой игре забить практически невозможно, потеха должна была закончится тогда, когда все «кузнечики» поломаются. Оттого и латинское «дура», то есть «жесткая», в ее названии. В куче укромных кабачков-гротов, обрамляющих по кругу арену, толпились, ползали и ходили на четвереньках местные жители. Кто-то блистал кристаллами наркода, засунутыми в шейные разъемы, но, в основном, тут находились граждане, накушавшиеся разной дури. Кто-то обнимал и целовал табуретку – эрзац-окситоцин прививал любовь и ласку ко всему. Некоторые тяжко вздыхали и икали – эти пережрали эндоморфина, так что несколько часов кряду будет зверская тоска, хоть в унитазе утопись. Некоторые тряслись, исполняя танец сломанной игрушки – и не собирались останавливаться, пока их не вынесут под глюкозной капельницей. Некоторые сливались с Грибницей, вкусив разумных грибов-мутантов. В общем, эти торчки полностью оправдывали свое название – психушники. Эх, если бы они знали, что их ожидает в недалёком будущем, то, наверное, стройными рядами отправились бы в церковь замаливать грехи. Я вдруг понял, что не подкреплялся уже месяц, так что готов скончаться от голода, и зашел в один из гротов. Там буйствовала какая-то молодежная компания. У парней мышцы бугрятся и огненные патлы закручиваются в смерчи на макушках, у девок буфера как пушки, стреляют прямо в мозг. Но понятно, что эта анимешная наружность – просто маска. Официантка с радужной кожей и беджиком «Ада» принесла мне протеиновый батончик, напечатанный на 3d-принтере и плохо замаскированный под бифштекс, плюс бокал с какой-то жижей, которая заменяла здесь чай и кофе. Я быстро узнал, что за компот там плескался: этиловый спирт, расслабляющий букет синтетических нейромедиаторов вроде метаботулина, яд, выжатый из каких-то жуков, тормозной серотонин и эндорфиновый набор для лимбической зоны мозга, дополнительно палеостим, бьющий по задним мозговым долям, которые, как известно, нам досталась в наследство от прадедушек-рептилий. Вся эта дурь — в концентрации семь миллиграмм на литр. Я спешно сжевал батончик, отчего стало не по себе – было ощущение, что он проделывает в моем животе дырку, – поскорее запил, надеясь на лучшее, но надежды не оправдались. Мяч как будто опух, поднялся вверх и засиял на манер луны, игроки в дурабол превратились в букашек, скачущих по грязному столу, а небо вдруг сделалось потолком, обсаженном жужжащими мухами. Одна из мух вдруг оказалась рядом, большая такая, и на удивление это не вызвало отвращения. Хотел ее проглотить, но она подхватила меня своими волосатыми лапками и понесла над ареной. Потом была рябь, а когда она улеглась, превратившись в густой слой пыли на стенах, то я смирно лежал на спине, а на меня смотрело несколько психушников, недобро так. Что за паршивые физиономии — зеленые и тупые, наглядное представление бодуна. Это они маски, что ли, сняли, или у меня ошибка протокола! Широченные шеи и какие-то осиные талии, головки совсем крохотные, как яички, а вот ноги чуть ли не «до плеч», сами они по два с половиной метра ростом, шесть длиннющих пальцев на руках, носы как водопроводный кран, рты, как прорези для бросания монеток в автомат, глаза явно больше, чем мозги. Казалось, что их бабушками были разные вредные насекомые, а дедушками – заспиртованные в музейных банках микроцефалы. Настоящие люди будущего, идеальные потребители, воплощающие каноны красоты из «триумфа воли». Я понял, что надо сваливать от этих дуремаров поскорее. Но желания явно не соответствовали возможностям. Руки были связаны. – Я отключила маски, пузатый земляшка. Ты не тот, за кого себя выдаешь. Наверное, беглый уголовник – в новостях было, что космозак в порту накрылся, жаль, что ты там не поджарился, – сказала официантка Ада ленивым голосом, а затем своей длинной полутораметровой ногой врезала мне между ребер. – Это у тебя хорошо получилось, – сообщил я, отдышавшись. Психушница поднесла ко мне свою головку – глаза без заметных зрачков непонятно куда смотрят, из рта-прорези выглядывает заостренный язык. – Ты явно ошибся адресом, колобок, тебе не стоило здесь появляться. – Ты тоже красивая, Адонька. Мой адрес не дом и не улица. А может, договоримся? Организуем совместное предприятие, будем скрещивать тараканов с жирафом. Собеседница отрицательно помотала своей головкой с явно недостаточной вместимостью и пообещала засунуть мне каблук в задний проход, если я буду и дальше забивать баки. Тут уж ясно, медлить нельзя. Мои кисти вышли из пазов по очереди, а потом вернулись обратно, уже без пут. Я оказался под потолком, пробежался по головам присутствующих почти что до дверей, но кто-то, ухватив меня за копыто, сдернул вниз. Я увидел перед собой Аду – сейчас она держала меня за шею, причем на весу, пережимая артерию – а вот мне до нее руками не дотянуться. Со стороны, наверное, это выглядело как пожирание стрекозой толстого жука. Когда я уже «засыпал», удалось накинуть ей ноги на талию, – это уже напоминало «Камасутру» – и притянуть к себе, причём ее ногти хорошо вошли мне под кожу. Почти случайно заехал своей «тыквой» ей в крохотный лобик и раздался хруст – такой, как при колке орехов. Ее головка безвольно повисла, не удерживаемая сломанным шейным позвонком, а я выскользнул из ее объятий. Заодно позаимствовал чип-ключ из карманчика на её леггинсах, попутно выяснив, что она, скорее, мужчина, и юркнул в её гермокар. Через минуту дорогу в тоннеле преградил бронированный утюг полицейского вездехода. Я дал резко влево и проехал по стенке. Полицавр стал стрелять из автоматического гранатомета кумулятивными боеприпасами. Попал со второго раза. Моя машина с отлетевшими траками поехала на боку, в кабине вместе с дымом стала брызгать какая-то окалина, в последний момент я выбил дверцу ногами, то есть копытами, хотя и временно оглох от перепада давления. Дверца удачно попала по кумполу полицавра, отчего раздался звон разбитой оптики. Но рядом со мной, вывалившись из штрека, оказался здоровенный полицмайстер – с таким не забалуешь. Он и в самом деле мигом раскрыл свои челюсти и навел на меня из «глотки» спаренные пулеметы калибра 12,7 мм. А я будто ощущал паутинки электромагнитных взаимодействий в его «мозгу», прямо как пульсирующие ниточки в моих руках. Попробовал оборвать их; получилось или нет, но какой-то из его контроллеров стал выдавать код ошибки, отчего пошли прерывания для процессора. В общем, он промедлил, а в одной моей руке появилась другая моя рука, которую я засандалил ему в микрометровую камеру, отчего пулеметная очередь прошла неточно, рядом с моим ухом. Я, воспользовавшись моментом, проскочил между нижних конечностей полицмайстера, по дороге подхватил свою отлетевшую руку и оказался сзади. Он быстро развернулся, но я опять повторил маневр и снова возник у него сзади, успев и руку свою поставить на место. Полицмайстер, ориентируясь по акустическим датчикам, сильно наклонился и начал стрелять назад. Это его и погубило. У него появилась «пятая точка» – в которую я приложил своим железным копытом как следует. Он кувыркнулся, врезался в стенку и, неудачно пальнув, отстрелил себе узел управления приводами. Полный паралич, на грудном экранчике побежала строка «Scheisse! Ich bin wegen unsachgemäßer Wartung kaputt». Праздновать рано. На меня во весь опор пёр тяжелый робокоп. А с той стороны от завалившегося внедорожника, где я пытался укрыться, завертелся хищный дронодактиль. Я ухватился за «уши» парализованного полицмайстера и, пока его пасть изрыгала свинец, направил на дрон. Птичка резко вильнула в сторону, но бронебойные пули догнали. Дронодактиль бжикнул по стенке тоннеля, свалился, дергая крылом и прыгая по полу, пустил через продырявленное брюшко порошок из истолченных микросхем. Следующая очередь пришлась на робокопа, он загорелся синим пламенем в районе грудного сегмента – роль простреленного сердца сыграла фрикционная муфта – и замер в позе роденовского «Мыслителя», хотя, скорее, был похож на раскрытый чемодан. И тут передо мной возникла Ада, домчалась все-таки. Ее ротовая прорезь извергала почти что ультразвук: «Ты – труп, твоя башка будет лежать у меня в холодильнике!», одной рукой она придерживала свою микроголовку, другой, собранной в «клюв», целилась мне в глаз. Дверца от гермокара пригодилась мне ещё раз, но я явно перестарался, так что головка Ады улетела совсем. И она пошла дальше совсем безголовая, хотя уже и без видимой цели – позднее я узнал, что у психушников спинной мозг может перенимать функции головного. И мне надо было поскорее тикать отсюда, пока задымление прикрывало меня. Добрался до вентиляционного колодца и вскоре обнаружил себя на центральной площади Фрейддауна, столицы астероида Психея. Колонны коринфского ордера, вытянутые как макаронины, поддерживали лиловый апокалиптический небосвод, который был одновременно куполом, защищающим город от черноты космоса. Кругом кружились маски, маски, маски, как ведьмин суп на быстром огне. Но моя-то маска была отключена, поэтому меня быстро засекли. На расстоянии нескольких десятков метров моментально возникла цепочка мускулистых микроцефалов с плазмобоями и другими многообещающими инструментами. Ясно, что уничтожат меня как последнюю дрянь без долгих разговоров. Они и стали стрелять по мне, как в тире, задорно крича друг другу: «Зажарь земляшку». Плазменные вспышки сверкали со всех сторон, а я удирал, сверкая металлическими пятками и прыгая от колонны к колонне, что сбрендивший кузнечик. А потом пространство затянула серая муть, которую прорезали лишь узкие световые дорожки – значит, подключился некий коннектор из сетевого эфира. Светящая виртуальная нить имени Ариадны показала мне путь – надо довериться, это лучше, чем сдохнуть немедленно. Лишь разок на пути возникла зеленая физиономия психушника; оставил у него на лбу отпечаток своего копыта, и угрызений совести при этом не почувствовал. Коннектор завел меня в катакомбные недра Психеи, в сектора давно выработанных и заброшенных копей.