1. На улице Разъезжей В тот погожий майский денёк 2090 года, когда потрепанный служебный паромобиль подвез следователя Колокольцеву к подъезду дома на Разъезжей улице, она никак не могла ожидать, что встретит одного из самых примечательных людей Солнечной системы. Хотя человеком, глядя на металлическую вставку в его черепе, господина Дарькина можно было назвать с большой натяжкой. Все деньки давно стали погожими, потому что купол из алмазной пленки закрывал центр города Питера и от обычного дождика, и от настоящего ненастья, а вместо скромного питерского солнца людям старательно светила солетта. Но если погода была хорошей по-настоящему, то с наступлением темноты, когда зажигались пестрые огоньки в питерских кафешках, каждый мог увидеть сквозь прозрачные небеса ожерелья огней – цепочки орбитальных станций и заводов, обвивавших Землю наподобие огромной рептилии и получивших в желтой прессе название Большой Змей. Виртуальный привратник в ливрее, похоже, подхватил вирус – как раз шла эпидемия Субфилиса – и открыл скрипучую дверь, даже не спрашивая, кто идет. Из подъезда вылетели запахи зверей, птиц и котлет, вслед за ними на улицу выскочила фиолетовая крыса с васильковыми глазками, а за ней светящийся кот. Привратник-субфилитик громко, словно с обидой, захлопнул дверь и наступил полумрак. В петербургских подъездах мало что изменилось за последние сто лет, особенно на улице Разъезжей. Если, конечно, не считать появления дронопауков, которые упорно карабкаясь по стенам, доставляют старичкам и старушкам еду и клизму последней модели, рекламных пузырей, способные проникнут хоть в ад, и надписей на стенах: «Здесь был Коля». Они, кстати, обрели способность переползать с места на место, так что не закрасишь. Ощутив аромат времени в прямом и переносном смысле, следователь Колокольцева назвала нехорошим словом сломавшийся лифт, который явно перетрудился за свою двухвековую жизнь. Она, конечно, могла приказать, чтобы модуль силовой поддержки, напоминающий мускулистую гориллу (и в просторечии именуемый Кинг-Конгом) отнес её наверх на своих могучих «руках» по щербатым ступеням давно уставшей лестницы. Но тогда б следователь выглядела совсем смешно – вдруг кто-то встретится, – так что пришлось топать пешком. А какой-то мальчик, прыгавший по ступенькам туда-сюда, почему-то догадался, куда она идет, и сказал, что дядя Федя делает что-то плохое вместе с тётей Веселиной с первого этажа. Звонок на дверях у «дяди Феди» не работал, так что пришлось незамысловато стучать. Обитатель квартиры номер двадцать три на стук откликнулся оперативно, словно караулил у двери или добрался до нее одним прыжком. По внешнему виду типичный отставник с инвалидностью. Искусственные вставки в районе лба – с тремя световыми индикаторами, на месте правого глаза – двухканальная камера, на месте левой кисти семичленный схват, вместо правой кисти – просто клешня, левая нога вроде копыта из серебристой металлорганики, впрочем, и правая явно не натуральная, нижняя челюсть странно вибрирует, а из-под пижамы торчит кабель электропитания, изрядно напоминая хвост чёрта. Свежая напечатанная на 4d-принтере кожа довольно небрежно приделана дешевым биостеплером к левой половине лица, а на правой осталась прежняя – мятая и серая, как будто десятилетиями обходилась без солнечного света. – Старший лейтенант Колокольцева, – представилась следователь. – А вы Дарькин Фёдор Петрович, две тысячи тридцатого года рождения. – Точно так, на днях шесть десятков стукнуло. Мне на плечи кидается век-волкодав, Но не волк я по крови своей… – Не волк, но, похоже, не заяц, – вынужденно улыбнулась Колокольцева. – И что у вас приключилось? – Может, сударыня, чайку сначала попьем? – предложил гражданин Дарькин сладким голосом. – Я в таком возрасте, что времени очень много, можно беспрепятственно кофе-чай гонять и на лавочке сидеть, но при этом его очень мало. Иной раз подумаешь, не стать ли бессмертным? А потом махнешь рукой – ну его. Все виды технического бессмертия не отменяют старения души. Не поможет ни омоложение с помощью плюрипотентных клеток, как у двухвекового Мафусаила де Ротшильда, ни постоянное уничтожение патологий с помощью интракорпоральных наноботов. Ни даже перенос всех биологических функций на технические носители, как у королевы Елизаветы III, которую фактически уничтожили шахиды с помощью булькибердога... Так, может, чашечку кофе? – На работе не пью, – вяло отшутилась Колокольцева; не говорить же ему, что это строжайше запрещено. Попили несколько следователей в «гостях» чайку-кофейку, а в чашечке – диверсионные дисперсные системы; затем у них в организме третья сигнальная система образовалась, работающая на преступное сообщество. Квартирка у отставника была небольшая захламлённая. Имелся аквариум, в нём рыбки с лапками по моде девонского периода, рядом в горшке гибридный куст с малиной и орехами, по которому сновали лягушки с прозрачной кожицей и пестрыми внутренностями, на диване лежал разобранный электроракетный двигатель. Стену по большей части занимала картина, писанная маслом и изображающая некую царствующую особу в мантии и короне, которой, правда, не хватило то ли краски, то ли умения художника, отчего она напоминала консервную банку. Однако соленый огурец в левой руке правителя и рюмка с крепким алкоголем в правой были исполнены весьма недурно, со знанием дела. Остаток стены украшали шпаги и сабли, от спортивных до настоящих – наследство бабушки-фехтовальщицы, как любезно пояснил хозяин квартиры. В целом, от квартиры возникало легкое ощущение помойки. – Где произошло проникновение, Фёдор Петрович? – Со стороны вытяжки на кухне. Колокольцева осторожно заглянула на кухню, там всё было классическое, как у одинокого мужика. Мелкий роботёнок, похожий на гнома, без особого успеха елозил тряпкой по полу, где присутствовала убежавшая из кастрюли каша. Посудомоечная машина, наверное сломавшаяся, была забита грязной посудой. А стол заставлен коллекцией употребленных бутылок, где бросалась в глаз одна недопитая – в ней что-то бодро ползало, на этикетке значилось «Червивовка крепкая». – Оно проникло через вытяжку и напоминало серебряный дождь. Смотрите, от него остались следы, такие потеки, – сказал отставник без особого воодушевления, видимо понимая, что звучит это достаточно бредово. – Значит, к вам проник с преступными намерениями аэрозоль? – спросила, с трудом сдерживая улыбку, Колокольцева и подумала, что неплохо бы у «пациента» взять анализ крови на разные нехорошие вещества и энцефалограмму на наркотические нейроинтерфейсы. – И он у вас что-то украл или разрушил? – Как вы думаете, что может украсть дьявол? – не без пафоса спросил мужчина. – То есть, ущерба собственности или вашему здоровью не случилось? – Тихо. – Что вы себе позволяете? – возмутилась Колокольцева и хотела уточнить, чем таким плохим занимается Федор Петрович с соседкой Веселиной, учитывая, что в роли половой тряпки явно использовались женские трусы большого размера. Но стена как будто поплыла. Колокольцева не заметила, как оказалась на полу, а над ней разорвала пространство черная молния. Дальнейшее происходило, как в режиме слоу-мо. Три фигуры непонятной геометрии, висящие в воздухе в разных частях комнаты, а потом ещё много фигур – наблюдаемое пространство расширилось до огромных пределов. Колокольцевой даже показалось, что видит поверхность Марса и спутники Юпитера. Но пространство вдруг съежилось, далекое стало близким, наехало друг на друга и пересеклось, максимально укоротив расстояния, так что различия исчезали, а подобное сливалось с подобным. Она видела, как Федор Петрович в золотистых доспехах фехтует с этими фигурами, становясь то больше то меньше, резко удаляясь и мигом возвращаясь обратно. Как два клинка, ранее висевшие на стене, работают по разным направлениям, его тело крутится словно юла, и из врагов летят глянцево-черные потроха. Потом оказалось, что она, лежа у него на руках, несется вместе с ним по длинному тоннелю, проходящему через миры, которые из искры превращались в огромные светящиеся и ревущие, и стремительно скручивались в точку. Вдруг круговерть закончилась. Колокольцева была в той же квартире, от трех фигур остались словно бы графитовые кляксы на стенах. Федор Петрович опустил её на диван и она спешно поправила задравшуюся юбку. Кинг-Конг принимал участие в недавних событиях, но, похоже, неудачно. От выстрела его встроенного 12-ти миллиметрового помпового ружья платяной шкаф превратился в зловонные руины, так что модуль силовой поддержки виновато гудел и выдавал код сожаления. То, что произошло, конечно, не занесешь в протокол. Но, может, пока сделать вид, что ничего такого и не произошло. – Вот и плата за успех. Мне, так сказать, прислали квитанцию, – пояснил гражданин Дарькин, открывая форточку. – Только зачем в шкаф-то было стрелять? Капец моему кожаному плащу – сейчас таких не делают,– и новому пуховику. Ну да ладно. Кинг-Конг вас от шкафа, что ли, защищал? Какой-такой успех у обитателя однокомнатной квартирки площадью двадцать квадратов? Гражданин Дарькин явно засёк вопросительные мысли следовательницы и встал на фоне картины с изображением царствующей особы. И Колокольцеву осенило, словно от одного потряхивания разноцветные камушки сложились в мозаику: – Так вы действительно Фёдор, царь Дальруссии? Я считала это просто совпадением фамилии-имени-отчества. В СМИ сообщалось, что вы пропали без вести, или укрылись где-то в недрах астероида, или опустились в глубины подледного океана на спутнике Юпитера. – Точнее, бывший царь, основоположник, так сказать. Сейчас там Матвей I правит, наследник мой духовный. И чтобы там не говорили завистники-ненавистники, царство наше состоялось. У Дальруссии было очень много сложных периодов в истории, собственно иных периодов не бывало, нас давили санкциями и дырявили рельсотронами, вынимали деньги у нас из карманов, но мы научились отвечать ассиметрично и смогли выбраться с проигрышных позиций. Колокольцева подумала, не попросить ли автограф – как-никак царя, давшего бывшего, не каждый день встретишь – но передумала. Гражданин Дарькин вполне может перейти в категорию подследственных, так что не стоит создавать личные связи. – Вокруг вас такой ореол мистики и тайны. Дарькин посмотрел куда-то вдаль, потирая шею, на которой остался багровый след, как от петли, и пошел, как говорится, с козырей: – Сразу признаюсь, двадцать лет назад меня поцеловал хроноквантовый конденсат, полученный в результате экспериментов на самой дальней планете нашей системе, где действие гравитационной ямы Солнца минимально. Там был создан «ледяной» вакуум с температурой ниже нуля Кельвина. Явная цель – получение предматерии, бозонного конденсата. Была и неявная, известная лишь избранным. Переохлажденный вакуум приводит к высвобождению темпоральных трубок из хаотического состояния, а точнее, к их переупорядочиванию. Он способен обеспечивать связанность и когерентность макроскопических процессов. Близко к тому, что делает пресловутая темная энергия, благодаря которой наш мир не заканчивается полной пиз…, пардон, энтропией и термодинамической смертью, а движется в местах её скопления, к странным маловероятным аттракторам. – Выражайтесь яснее, гражданин Дарькин. Каким-таким странным аттракторам? – К возникновению генетического кода, появлению жизни, возникновению у нее мозгов и, конечно, к осознанию себя и мира. Хроноконденсат проник в меня в результате аварии и не дал мне жить, как нормальные люди, но и погибнуть тоже не дал. А эти гости незваные за ним и явились. Безумец, сбившийся с катушек во время работы на ответственном посту? Или визионер, приобщившийся там к тайнам вселенной? Колокольцева решила пока не отдавать предпочтения ни одному из вариантов и пока что условно считать Дарькина вменяемым. – Фёдор Петрович, кажется, вы хотите меня запутать. Давайте-ка поподробнее. Кто и почему мог проникнуть в ваше жилище? Всю биографию не надо, а только то, что имеет отношение к делу. 2. Траулер «Надежный» Четыре месяца в море и всё гладко, сердце стучит ровно, судовой движок стучит, как сердце. Кто в такое поверит? Правильно, никто. И я не верю. Наверное, из-за этого неприятности пошли косяком с самого утра. Разбитая чашка, между прочим, любимая, и засор, извините, в гальюне. Наконец, скорость судна снизилась на два узла и я не понимаю почему. Но, как механик, обязан понимать. Ветер попутный, хоть поднимай паруса, волна слабая и сопливо-зеленая, а скорость падает. Добавьте к списку странностей то, что повариха по прозвищу Брунгильда вдруг выбрала меня объектом своей привязанности. За завтраком в кают-компании лично поднесла мне классную запеканку. Обедать я уже не пошел, застеснялся – но прямо в моей каюте оказались нежные рыбные котлетки, количеством две. Четыре месяца Брунгильда меня не замечала, разве что одаривала бурчанием: «Добавки проси в МЧС», «Про гастрит рассказывай своему Пилюлькину». И вдруг такое. Кстати, если кто думает, что она – типичная жрица кастрюли, с кормой, на которую можно поставить миску с кашей, то ничего подобного. То есть, корма имеется, и нехилая – особенно если смотреть в боковой проекции, но оная Брунгильду лишь украшает. Когда после обеда нёс грязную тарелку на камбуз, как назло пересекся с Балластом – это практикант-метеоролог, опасный молодой человек, готовый поглотить огромные куски вашего времени. Почему-то он считает меня единомышленником и всегда рад делиться со мной мыслями. Типа «Фёдор Петрович, знаете, насколько извержение Санторина изменило жизнь Древнего мира?» Видя, что на сей раз не удается меня зацепить и мы следуем противоположными курсами, он почти в отчаянии кричит: – Между прочим, кривизна морской поверхности изменилась! Я делаю шаг вперед, а потом, как в известной песне, два шага назад. Балласт – трепло, но не брехло. – И как ты измерил кривизну? – С помощью лазерного дальномера. Она не совпадает с той, которая в таблице, примерно на двадцать сантиметров. Так что мы находимся, грубо говоря, в аномальной впадине. Вдобавок я видел светящиеся круги под водой, как вам это? На глубине тридцать-сорок, здоровенные такие. – Может, подлодка? – Зачем ей световое шоу устраивать? Для нее ж главное скрытность. А вы ничего такого не заметили, Фёдор Петрович? – Ничего... Кое-что. Падение скорости при прежней мощности двигателя. – А не может быть потери мощности при передаче на валопровод? – уже Балласт стал проявлять здоровый скептицизм. – Мы не в XIX веке живем, кругом датчики и сенсоры, как и положено на современном рыболовном судне, именуемом СТР "Надёжный". – Кстати, насчет водички, сегодня утром набрал забортной, – Балласт вытащил из кармана засаленной куртки пузырек из-под боярышника, отвернул крышку и направил горлышко вниз. – Не льется. – Там точно что-то есть? Балласт энергично потряс пузырек. В итоге, вода свесилась из горлышка и стала болтаться, как язык страдающего от жажды пса. – Фокусничаешь. Какие-нибудь сопли синтетические из игрушки. – Руку подставьте, Фёдор Петрович . Он стряхнул мне «воду» на ладонь. Странное ощущение. Мокрая и сухая одновременно; ну, не совсем сухая, но не такая мокрая как обычно. – Молекулярный кристалл, – с видом гуру изрёк Балласт. – Обычная вода структурно состоит из дигидролей, а такая – из молекул, связанных квазичастицами, которые прозываются экситонами. – На, держи свои сопли, – я перекинул их Балласту на ладонь – наверняка ж, разыгрывает, хотя раньше я за ним такого не замечал – и отправился в машинное отделение. А там мои печали только усилились. Никакой двигатель не выдержит долгой работы в предельном режиме. Если полетит редуктор, то начальство вряд ли удовлетворится разговорами про экситоны… Я побежал на мостик – капитан был там, словно и не находился вчера в запое. – Про экситоны уже знаю, Петрович, поэтому не начинай, – сказал он просто и веско. – Еще какие-то новости есть? – Утром скорость была четырнадцать узлов, сейчас двенадцать, и неизвестно что дальше. А что говорит Управление?