— Легко. Классическое сэндвич-мороженое с кориандром и лаймом. — Она улыбается, игриво прикусывая язык. — Немного не в себе. Немного чокнутый. Немного странный. Но все его странные части каким-то образом работают вместе. Мне это в нем нравится. Хорошо, что она так волнуется из-за парня. После ее слез в закусочной в прошлые выходные я подумала, что пройдет еще много времени, прежде чем она найдет кого-нибудь, от кого ей захочется упасть в обморок. И вот она здесь, в глубоком обмороке. — А какое мороженое Рэн? — спрашивает она, хлопая ресницами. — Ну и дурацкий же ты задаешь вопрос. С чего бы мне думать о том, что он за мороженое? — Ну, не знаю. Ты мне скажи... — ее голос звучит легко и непринужденно, но я смотрю прямо на ее лицо в зеркале. Я вижу осторожное выражение лица, которое она пытается скрыть. — Ты часто на него смотришь. Он часто смотрит на тебя. Я подумала, что со всем этим отрицательным напряжением, витающим в воздухе, что-то может произойти… — Рэн Джейкоби — не мороженое. Он кусок черствого сыра, пропитанный крысиным ядом, и мне совершенно неинтересно его пробовать. Карина добродушно смеется, щелкая крышкой блеска для губ и опуская его обратно в сумочку. — Ладно. Я тебе поверю, девочка. Но просто чтобы ты знала... многие не стали бы этого делать. 113 Оскар выглядит как полузащитник. Он ростом шесть футов три дюйма и почти такой же широкий, и когда он двигается, все на вечеринке двигаются вместе с ним, притягиваясь к нему, как будто они пойманы в ловушку на его орбите. Можно услышать, как он смеется — богатый, теплый, гулкий звук — над бешеным ритмом музыки, которую меняют каждую минуту или около того, не в состоянии посвятить себя одной песне, не переключая ее на что-то другое. Я знакомлюсь с ним четыре раза подряд, и он ни разу не вспоминает меня — эта невежливость смягчается тем, как он счастлив, когда снова узнает мое имя и обнимает меня, как будто именно это и имеет в виду. В перерывах между моими столкновениями с Оскаром, Карина накачивает меня пивом за пивом, как будто вечеринка вот-вот закончится. Я не новичок в алкоголе. Я перепробовала все известные человеку напитки, но, по общему признанию, это было уже давно; я опьянела от пива номер три и пьяна к тому времени, когда достигаю кружки чашки номер пять. Около одиннадцати Карина становится ярко-розовой и указывает на парня в другом конце гостиной, который действительно похож на молодого Энди Сэмберга. Он просиял, как только увидел ее, и моя подруга больше не видит никого, кроме Андре. Я не ревную её ко времени, проведенному с ее новым сэндвич-мороженым с кориандром и лаймом; когда ты находишь свою вкуснятину, ты должен наслаждаться каждой секундой, пока можешь. Да и вообще. У меня есть Пресли, чтобы составить мне компанию. — Люди склонны упускать из виду человека с бритой головой, — говорит она, раскачиваясь рядом со мной на своем стуле. Она пьяна, но все еще мыслит здраво. Я так думаю. Может быть, мы достигли того идеального равновесия, когда она настолько пьяна, что не в своем уме, а я настолько пьяна, что ее невнятные слова и нечеткие утверждения действительно звучат как настоящие слова. — Люди считают его глупым, потому что он модель, но в прошлом году мне пришлось работать с ним над научным проектом, и он был действительно умен. Реально, реально, реально умный. Я передаю ей пиво, которое мы пьем вместе. — Реально, реально, реально умный? — Да! — говорит она, хихикая. — Реально, реально, реально... реально, реально... — она забывает, что собиралась сказать. — Короче, его зовут Пакс. По-латыни это означает «мир». Ты это знала? — Знала. — Ооо, посмотри на себя. Умная маленькая Элоди. Мне нравится твое имя. Что значит Элоди? 114 Я громко икаю, пытаясь сосредоточиться на хорошеньком веснушчатом личике Пресли, но в данный момент она раскачивается в трех местах, и я не уверена, к какой версии я должна обратиться. — Значит «чужие богатства», — говорю я средней Пресли. — С французского языка. Это было второе имя моей мамы. — Это ррррреально красиво, — бормочет Прес. — Реально, реально, реаль...— Она понимает, что делает, и заливается смехом. — Боже, по крайней мере, тебя не назвали в честь толстяка в парике, который... который, черт возьми, умер, сидя на унитазе, од... но... вре... мен… но… — она борется с этим, — поедая гамбургер и вываливая гигантское дерьмо. — Не думаю, что это когда-либо было доказано, — бормочу я, стараясь не рассмеяться. Как я могу сохранять невозмутимое выражение лица, когда она все это придумывает?