сторону своей щеки, глядя на нее сверху вниз, теряя свой гребаный разум, когда изучаю каждую мельчайшую деталь ее самых тайных, самых священных частей. Ее клитор набух и блестит, влажный, как жемчужина. Ее плоть скользкая, покрасневшая темнее вокруг отверстия, но бледная, бледно-розовая, как и ее соски. Я никогда по-настоящему не заботился об анале раньше, но моя потребность осмотреть задницу Элоди равносильна гребаному преступлению. Она так хороша, так чиста, что, наблюдая за самой запретной частью ее ангельского тела, мой член становится таким твердым, что кажется, я кончу, если она хотя бы просто вздохнет в мою сторону. 194 Я не сдерживаюсь. Протягиваю руку и касаюсь ее так, словно она уже принадлежит мне, словно она всегда была моей. Ее влажный жар покрывает мои пальцы, покрывая их в ее соках, и я не могу, бл*дь, отвести взгляд. Она напрягается, так сильно, что пальцы впиваются в простыни, сжимая материал в кулаки. Когда я поднимаю на нее глаза, она крепко зажмуривается. — Дыши, — говорю я ей. — Если только ты не любитель аутоэротической асфиксии. В таком случае продолжай. Элоди делает глубокий вдох, ее ребра просвечивают сквозь кожу, грудь вздымается, соски набухают — самая потрясающе красивая вещь, которую я когда-либо видел — и когда она выдыхает, я толкаю свои пальцы внутрь нее. Внутрь ее киски и задницы. Ее глаза распахиваются. — Твою мать, — шипит она. Бог знает, как ей это удается, но она еще крепче сжимает ноги. Давление вокруг моих пальцев, вплоть до второго сустава внутри нее, достигает интенсивного уровня, когда она борется, чтобы приспособиться к чужеродному ощущению. Боже, это просто чертовски невероятно… — Я знал, что тебя уже трахали, — рычу я. — Но ты все время удивляешь меня, малышка Эль. У тебя девственная задница, не так ли? Она делает долгий, ровный, успокаивающий вдох, кивая головой на подушке. — Я... да, — шепчет она. — Ты позволишь мне трахнуть тебя там? — грохочу я. Элоди тяжело дышит, делая резкие, неглубокие вдохи. — Да, — говорит она. – Я… я… о боже мой! Слишком довольный, чтобы мыслить здраво, я убираю руку, и она тает прямо на матрасе. Мне будет очень весело с этой девушкой. Если мои подозрения верны, она будет самой веселой из всех, кого я когда-либо имел. Прежде чем она успевает открыть глаза, я падаю на живот, мой член горько жалуется на недостаток внимания, и я опускаюсь между ее ног, зарываясь в ее киску. — Твою мать! Ооо… Боже… РЭН! Используя свои передние зубы, я свирепо кусаю ее за внутреннюю сторону бедра. — Нет. — Я упрекаю ее, как непослушного ребенка. — Что я тебе говорил? Пакс и Дэш не должны этого слышать. Я не могу сказать ей, насколько несчастной сделают ее жизнь мои соседи, если услышат её. Они будут дразнить и высмеивать ее на глазах у всех в академии, а я этого, бл*дь, не потерплю. Элоди смотрит вниз по всему телу, яростно кивая. — Ладно. Хорошо. Как только я верю, что она справится с собой, ее нижняя губа крепко зажата между зубами... я принимаюсь за работу. 195 Умение хорошо владеть своим ртом, поедая киску — это не просто навык. Это богом данный талант, который, как мне достоверно известно, не всем людям дарован. Но я могу заставить девушку кричать и трястись только одним кончиком моего языка меньше чем за минуту. Я могу заставить ее осудить своего Бога и объявить меня своей новой религией за то время, которое потребуется большинству мужчин, чтобы понять, где вообще находится клитор. Хотя это занятие чертовски интимно. Мне редко девушка нравится настолько, чтобы вообще этим заниматься, но сегодня все по-другому. Если бы я мог провести остаток своей жизни, уткнувшись лицом в сладкую, идеальную киску Элоди Стиллуотер, я бы умер счастливой смертью. Она сжимает мои волосы в кулаки, ее бедра сжимаются вокруг моей головы, и я наслаждаюсь ей. Ее неистовое, отрывистое дыхание доводит ее до грани гипервентиляции, в то время как я лижу, ласкаю и сосу, загоняя свой язык внутрь нее и трахая ее им. Трижды она прижимается к моему рту, умоляя и шепча, чтобы я позволил ей кончить, прежде чем я сдаюсь и толкаю ее через край ее кульминации, всасывая ее сладость в свой рот, позволяя ей покрыть мой язык, когда она кончает. Она чертовски великолепна. Просто невероятна. Вид её, распростёртой на моей кровати, извивающейся подо мной, дрожащей от наслаждения, завораживает меня, и я чувствую, как что-то раздражающее застревает в моем мозгу. Как будто часы, которые тикали, тикали, тикали последние три года, вдруг просто... остановились. Тишина просто оглушает. Откинувшись на пятки, я слизываю ее соки с губ, наслаждаясь вкусом.