Беру со стола еще один снимок. – Это дядя Джим и тетя Луиза во дворе своего дома. – Правда. На обратной стороне карточки кто-то вывел карандашом: Дядя Джим и тетя Луиза. – Паршивый у них дом, – замечает Карл. – Они умерли? Если нет, то наверняка мечтают поскорее сдохнуть. Скоро десять вечера – не лучшее время для начала работы над моим «проектом», особенно если у Карла сейчас начнется «закат», как пишут в медицинских учебниках. Бесит это слово! Деменция не имеет ничего общего с красивым закатным небом. Это туманная мгла на берегу океана, бесконечная полуночная пробежка по пляжу и маньяк, который крадется за тобой по песку. Самое меткое слово для обозначения подобных состояний – «стивенкингство». Но сегодня мне очень хочется разворошить осиное гнездо. Мы уехали от миссис Ти только в шесть вечера и потеряли почти целый день. По пути из Форт-Уэрта, где находился реабилитационный центр, до самых окраин Уэйко Карл спал (или притворялся спящим). Потом он молча умял огромный ужин в «Дейри куин» (только пожаловался, что сладкий чай на вкус напоминает воду из ручья, перемешанную с кленовым сиропом). А ведь я точно знаю, что он любит стряпню «Дейри куин». Посещение этой закусочной шло под номером 4 в его списке условий. Пока я делала заказ малолетней худышке за стойкой, Карл сидел и пялился на меня. Не просто смотрел, а сверлил ледяным расчетливым взглядом. Оценивал, прикидывал – строил планы, короче. Он принимается складывать карточки в ровную стопку. – Не мотель, а дыра. – Дареному коню в зубы не смотрят! – огрызаюсь я. В учебнике это было под строгим запретом. Два дня назад я сняла со своего счета четыре тысячи долларов. Тогда эта сумма казалась мне целым состоянием. Две тысячи из них свернуты рулончиками и спрятаны в запаске, еще пятьсот баксов я засунула в запертый на кодовый замок чемодан, в сетчатый карман с нижним бельем. Остальное лежит у меня в бумажнике, рядом с кредитками на мое настоящее имя. Пользоваться ими в этой поездке я не планирую, разве что совсем припрет. Но я уже волнуюсь. Мысленно считаю расходы. 12,62 доллара мы оставили в «Дейри куин» – за сэндвич с жареным цыпленком, картошку фри и чай со льдом. 100,29 доллара за два почти пустых номера в мотеле с колючими синтетическими простынями и бежевыми пластиковыми вкладышами в ванных. 38,66 доллара за бензин (я взяла себе за правило никогда не садиться за руль, если бензобак не заполнен хотя бы наполовину; полбака – это мой абсолютный минимум). Еще три тысячи долларов со счета я потратила несколько дней назад в Хьюстоне. Отдала наличные стильному студенту, с которым встретилась на задворках индийского ресторанчика в районе Райс-Виллидж. В жизни он производил совсем другое впечатление: эдакий студент-отличник престижной бизнес-школы или медицинского университета, которого не переплюнуть даже молодым азиаткам (между прочим, это самая настоящая мафия в современных медах). Нашла я его в даркнете, где тараканы мировой паутины обстряпывают свои темные интернет-делишки. За три минуты я скачала специальный поисковик, открывший мне дверь в подпольное царство и позволивший скакать, подобно школьнице, среди террористов, торговцев оружием, либертарианцев и юных предпринимателей. Год назад одна парикмахерша по имени Тиффани, у которой были «проблемы с парнем и кредитками», рассказала мне о нелегальном сайте, где она собиралась купить себе новую личность (по имени Лола или Франческа). Мы испытывали новый (иссиня-черный) оттеночный шампунь, так что слушала я вполуха. В тот салон я больше не ходила, зато благополучно ввела упомянутый парикмахершей пароль («pamperzzz») на сайте mommyzhelper.com. Для такой осмотрительной девушки, как я, это был большой риск – пойти по наводке некой Тиффани. По другую сторону экрана меня мог ждать кто угодно: похититель младенцев или маньяк, которого хлебом не корми – дай подрочить на грязный подгузник. Как я могла быть уверена, что все сигналы, посылаемые в даркнете, действительно скачут от сервера к серверу, будто кузнечики под кайфом, и отследить их нельзя? Практически в ту же секунду на экране выскочило диалоговое окно: «Привет, я Том – ваш техасский помощник. Поменять вас?» Каламбур со сменой подгузников/личности я поняла только спустя несколько дней, уже после того, как сделала три выстрела в темную паутину. Мне сказали, что забрать товар можно в Хьюстоне. На встречу я привезла полиэтиленовый пакет из «Сабвея»: внутри были рулончики двадцаток и сэндвич с ветчиной, салатом, майонезом, маслинами, зеленым перцем, халапеньо и швейцарским сыром – по заказу Тома. В обмен на это он дал мне крафтовый конверт с тремя поддельными водительскими правами, тремя карточками «Мастеркард» и тремя новенькими техасскими номерными знаками. Три – мое счастливое число. – Кинул вам туда «Ларри Джи». На дорожку. – Том показал пальцем на конверт. – Маленький комплимент для любимых клиентов. Если пустите слушок – буду благодарен. Я не знала, что такое «Ларри Джи» – какой-нибудь комикс для взрослых или CD с заунывной музыкой? У меня и так накопилось к Тому немало вопросов. Как же ты не боишься загреметь в тюрьму? Неужели не понимаешь, что можешь все испортить навсегда? Впрочем, те же самые вопросы я постоянно задаю самой себе. Не успела я подкинуть парню немного пищи для размышлений, как он тронул меня за плечо и посоветовал: – Если заметите, что вас заподозрили во вранье, – не паникуйте. – Он вновь показал пальцем на конверт. – Фотка, где вы блондинка, – самая неправдоподобная. От прилива нежных чувств и благодарности к этому небезразличному человеку у меня тут же вспыхнули щеки. Мимолетная близость – как с врачом, который видит тебя в одноразовом больничном халате и ласково кладет руку тебе на плечо, но при встрече ни за что не узнает. Тепло держалось еще долго, пока Том не скрылся среди стоящих в пробке машин. Уже спустя несколько часов я благополучно воспользовалась первым набором липовых документов: водительскими правами и кредиткой на одно и то же имя. Арендовала машину у легкомысленной агентши «Ависа» в аэропорту Далласа/Форт-Уэрта. Подозреваю, одурачить полицию будет не так легко. Никогда не превышай скорость – еще одно мое правило в этом путешествии. Номера я поменяла чуть позже, на парковке «Уолмарта», по пути из аэропорта к миссис Ти. Первую липовую кредитку я разрезала на несколько острых кусков с неровными краями, а потом, с перерывами в тридцать секунд, стала по очереди выбрасывать их в окошко. Да, я параноик, ну и что? Мне еще хочется пожить после того, как все это закончится. Через десять дней – хотя нет, уже через девять. Нам придется покупать бензин, еду и каждую ночь снимать два гостиничных номера, сколько бы они ни стоили – спать с ним в одной комнате я не буду ни при каких обстоятельствах. Придется включить в список трат несколько вещей, о которых я не подумала заранее. Карлу надо постричься, купить кроссовки, туалетные принадлежности и так далее. В последний момент он добавил в свой список несколько новых условий. Ну, и нельзя забывать про «Разное». Всякий раз, когда в детстве я составляла какие-нибудь сметы и бюджеты, папа обязательно напоминал про пункт «Разное». Интересно, что это будет на сей раз? Взятки? Дополнительные пули? Повязки? Лопаты? Красные лакричные конфеты и подсолнечные семечки со вкусом маринованных огурчиков, которые он захочет покупать в каждом придорожном киоске «Бакис»? Фотографии вновь лежат аккуратной стопкой. Карл почти и не смотрел на них, только разложил по размеру – от самой большой до самой маленькой. Наверху оказалась прямоугольная – аккурат с окошечко в бумажнике – школьная фотография мальчика с сонными глазами и неровным пробором. Александр Лакински, сын Николь Лакински. Именно за похищение этой женщины из городского парка Уэйко Карла и судили. Маленький Александр остался один в парке, причем со сломанной рукой. Говорил, что упал с качелей. Свою мать он с тех пор не видел. Карл встает. – Можно мне в свою комнату, мэм? – Он уже почти дошел до двери, которая будет разделять наши спальни этой ночью. – Ты обещал, Карл. – Что обещал? – Попытаться. Ты обещал попытаться! Сказал, что не помнишь содеянного, но хочешь вспомнить. Что моя идея тебе по душе… Ладно, забей. Только обязательно прими таблетки, ладно? Я сейчас принесу, они у меня в сумочке. Он теребит дверную цепочку с моей стороны, ласково водя ее из стороны в сторону. Оценивает. Строит планы. – Ты должен принять таблетки, Карл. Мы договорились. Не будешь пить лекарства – мигом вернешься к миссис Ти смотреть передачи про насекомых на «Дискавери». – А ты знала, что комнатные мухи жужжат в тональности фа? – осведомляется он. – Таблеточки приму с удовольствием! Снизошел. И на том спасибо. Карл отлично знает, что я вру: сдаваться в первый же день поездки не входит в мои планы. Как-то раз он сказал, что мои серые глаза ему кого-то напоминают. Дым и зеркала – что у одной, что у другой. Хрен прочитаешь ваши мысли. У Рейчел были зеленые глаза с золотинкой. Я заметила, что Карл умен и совершенно нормален в большинстве случаев: будь то за игрой в шахматы, в закусочной «Дейри куин» или на заднем дворе у миссис Ти за стаканчиком чая со льдом, который напоминал по вкусу «триаминик» (понятия не имею, что это такое). Раньше Карл был прекрасным актером. Его глаза напоминают мшистое болотце с одной из его собственных фотографий. Полиция неоднократно проводила там раскопки (там и еще в нескольких местах), пытаясь доказать причастность Карла Фельдмана к исчезновениям девушек в штате Техас. Но копы очень быстро сдались. Карл знает, что я наврала ему об истинной цели нашей поездки. Он ни на йоту не поверил в сказку о неизвестно откуда взявшейся дочке-сыщице, которая мечтает разгадать черные тайны своей наследственности. А когда разгадает – просто уйдет. Ну-ну. Карл по одной заглатывает таблетки, не запивая, хотя я предложила вскрыть пачку одноразовых стаканчиков с комода и налить воды из-под крана. В принципе я могла бы рассказать всю правду – о нестерпимом зуде, который вызывает его лицо в моем мозгу. О том, что лишь по вине этого зуда я считаю его убийцей сестры. Рейчел обещала заплести мне французский «колосок», когда вернется. И еще она собиралась стать знаменитой актрисой. Когда-нибудь у меня должна была родиться племянница по имени Софрония. Не поддавайся чувствам. Пусть его разум попляшет. Все-таки Карл – любопытный человек. И пусть вопрос «почему» будет ниточкой, которая заставляет его разум плясать. Он уже по ту сторону двери и начинает что-то напевать себе под нос. 7 Я слегка приоткрываю дверь. Из моей комнаты в его комнату, словно хлорка, проливается немного света. Лучик ползет по полу и забирается на полосатое покрывало. Скоро полночь. Я боюсь, что если открою дверь чуть шире, свет упадет ему на лицо и разбудит его. В самом ли деле он проглотил розовую таблетку снотворного? Или спрятал ее за щеку, а потом выплюнул? Глупо относиться к нему, как к ребенку… Но именно так мне советовала миссис Ти: Относись к нему, как к ребенку. Я просачиваюсь в щель, задевая животом дверную ручку. Прикрываю за собой дверь, чтобы она не щелкнула. Я совершенно неподвижна, даже не дышу – привыкаю к темноте. Шторы плотно задернуты, и мне почти ничего не видно. Кондиционер под окном тарахтит, как трактор при смерти. В нос ударяет запах плесени и грязных носков, эдакое «пошли все на» от здешних горничных, которым платят за работу сущие гроши. На кровати никто не шевелится вроде бы. В темноте не разберешь. Ревущий кондиционер играет на руку одновременно и мне, и Карлу. Сидя у себя в комнате и слушая тявканье телеведущей про палтуса в кляре, я потренировалась целых шесть раз. У нас с Карлом смежные номера, одинаковые, как тюремные камеры. От той точки, где я сейчас стою, до изножья его кровати ровно десять шагов. Я бесшумно преодолеваю это расстояние. Встаю коленями на шершавый ковролин. Поднимаю покрывало, засовываю голову под кровать и свечу туда крошечным фонариком. Мои труды оказались не напрасны. Под кроватью валяется несколько крошек попкорна, облепленная пылью и волосами пустышка с Микки-Маусом и чемодан Карла. Больные с деменцией и обсессивно-компульсивным расстройством редко отказываются от привычек. Серийные маньяки тоже. По меньшей мере одна из этих характеристик относится к Карлу, а может, и все три. Я ложусь на живот и подползаю к чемодану. Он лежит под правой стороной кровати: значит, меньше риск потревожить Карла на обратном пути. Он всегда спит слева. У миссис Ти я не раз замечала характерную вмятину на его подушке, и эту же особенность зачем-то упомянула в суде его приходящая уборщица Ирма. Она работала на Карла в Форт-Уэрте, где он раньше жил – примерно в шести милях от нашего дома. Ну, разве серийные убийцы нанимают уборщиц? – небезосновательно вопрошал присяжных адвокат Карла. Ирма, жившая в полном одиночестве (если не считать коллекции натертых до блеска фарфоровых свинок на зеркальных полках), ничего полезного мне не сообщила. Она явно питала теплые чувства к Карлу, платившему ей двадцать пять долларов в час. Дома у нее пахло капустой. Помню, как я долго разглядывала одну свинку, стоявшую в самом центре полки, – одно белое ухо у нее было отколото, а по шее тянулась длинная трещина. Ирма явно приложила немало сил, чтобы ее спасти. Что могла рассказать эта свинка о своей хозяйке? Быть может, это был подарок от дорогого человека и выбросить разбитую статуэтку у нее рука не поднялась? Спустя час бессмысленных расспросов Ирма попросила меня уйти – хотела поскорее вернуться к самой интересной части любовного романа. «В этих книжонках секс каждые пятьдесят страниц как по часам, – сообщила она. – Такое правило». Я выключаю фонарик и поднимаю чемодан за ручку. Один-два-три-четыре-пять-шесть-семь-восемь шагов до ванной комнаты. Плитка под ногами холодная и липкая. Плотно затворив дверь в ванную (до щелчка), я кладу чемодан на коврик и открываю. Застежка-молния гремит, как бензопила. Я замираю на добрые две минуты – не проснулся? Точно? Затем свечу фонариком на аккуратные стопки с одеждой. Аккуратные и жуткие. Наверху лежит одна из сковородок миссис Ти – видимо, это и есть тот блестящий предмет, который Карл успел заныкать в чемодан перед отъездом. Принимаюсь ощупывать все закоулки и карманы, рыться между слоями одежды. Нащупываю мягкие уголки фотографии из пустыни – с девушкой и ключом. Зажигалки, ножа и красного эспандера нигде нет. Я уже не раз представляла, как этот эспандер обвивает мое горло. Изначально я собиралась выкрадывать сокровища по одному – в надежде, что Карл забудет про них или решит, что потерял. Вряд ли он выбросил их по дороге. Нет, он спрятал их здесь, в номере, в кромешной темноте… Карл выиграл еще один раунд. Меньше чем через минуту я уже стою возле двери, разделяющей наши номера. Чемодан благополучно лежит на своем месте, а я готова вернуться на свое. Шорох. Не с кровати, с другой стороны. Он не спит.