– Кто там? – резко и испуганно спрашивает она. Я как можно мягче и безобиднее стучусь в дверь. – Кто это? – снова кричит она, но крик перерастает в стон. До меня доносятся шарканье и хрип, а затем по другую сторону двери что-то скрежещет. Возможно, соседка смотрит в глазок. Я немного отступаю, чтобы она смогла меня разглядеть, и, улыбаясь, машу свободной рукой. Замок скрипит. Дверь медленно открывается. Появляется голова нашей замужней соседки. – Кто там? – говорит она. Она напугана; глаза налиты кровью, а на бледном, искаженном лице блестят слезы. Она открывает дверь еще немного, видит у меня в руке чайник и спрашивает: – Что это такое? Ты живешь наверху? Я киваю и, показывая на свое горло, трясу головой. – Что? – Она выглядит все более растерянной, а затем, согнувшись пополам, издает очередной стон. Поставив чайник на пол за порогом, я беру соседку за плечи и веду внутрь. Кажется, ей очень больно, и она, едва добравшись до гостиной, падает на диван. Я поглаживаю ее по руке и тут же выбегаю из квартиры. Схватив чайник, спешу на кухню, ищу кружку и наливаю туда немного горячей воды. Женщина корчится на диване, держась за живот. Слезы градом катятся по ее щекам. Сев рядом на колени, я начинаю растирать ладонями ее руки, затем достаю из кармана телефон. «Я услышала странные звуки и пришла проверить, все ли в порядке. Хотите, чтобы я позвонила в скорую?» – набираю я и показываю ей. Смахнув слезы, она берет телефон и читает написанное. – Ты не можешь говорить? – спрашивает женщина, хмурясь от удивления. На лбу появляются морщинки. Говоря, она очень сильно артикулирует, как, впрочем, и большинство людей, впервые узнающих, что я немая. Я киваю. Она вдруг садится и берет меня за запястье. – Ты родилась такой? – В голосе странное отчаяние. Люди часто задают мне этот вопрос, но у нее он звучит глубже, чем просто мимолетное любопытство. Я быстро моргаю в ответ, но через мгновение качаю головой. Соседка вздыхает и откидывается на диван. Я жду следующего вопроса, но его нет. Тогда я набираю: «Вам нужно позвонить в неотложку?» Прочитав, она закрывает полные боли глаза и начинает качаться взад-вперед. – Не знаю. Думаю, мне следовало бы обратиться за помощью, но я сомневаюсь. – Она снова начинает плакать. – В этом нет смысла, но я хочу подождать еще немного. Срок пока очень маленький, поэтому, если что-то не в порядке, они просто убьют ее, чтобы достать из меня. Я вдруг осознаю, что она беременна и говорит о своем ребенке. – Я слышала, что, если что-то не так, врачи предпочитают сохранить жизнь матери, а не ребенка, а я этого не хочу. Если моей девочке и суждено умереть, то я умру вместе с ней. Я смотрю на нее сверху вниз и понимаю ее. Кивнув, приношу несколько платков, лежащих в коробочке на кухонном столе, и женщина прочищает нос. Сев рядом на колени, я начинаю поглаживать ее мокрые от пота волосы. Даже самые напряженные мои клиенты обычно расслабляются от этого, потому я надеюсь, что хоть немного помогу ей. Я с любопытством осматриваюсь. Квартира ненамного больше нашей и совершенно непохожа на семейное гнездышко. Не то чтобы я часто бывала в домах молодоженов, но в тех, которые мне доводилось видеть по телевизору, на окнах кружевные занавески с оборками, на стенах красуются свадебные фотографии и повсюду стоят синие и розовые кружки и соответствующих цветов тапочки. В этой же квартире ни фото, ни картин, ни декора. Она пустынна, уныла и нейтральна, как комната ожидания в больнице. Ни книг, ни растений тоже нет, из личных вещей – лишь маленькая полка с CD-дисками в углу. Должно быть, моя соседка очень необычная женщина, раз совсем не украшает дом. В нашем салоне уголок каждого мастера ограничен площадью кресла, но даже мы пытаемся украсить свои чертовы тридцать сантиметров полки перед зеркалом. А ведь у моей соседки будет ребенок! Но вокруг ни единой детской вещи… хотя многие специально не покупают ничего заранее, чтобы не накликать беду, соблазняя богов верой в счастье. Мой телефон вибрирует, заставляя нас обеих вздрогнуть. Входящий от Михо. Должно быть, она в отчаянии, раз звонит мне. – Ара, это я. Проверь сообщения! И свяжись со мной! – говорит она, когда я отвечаю на звонок, а затем отключается. У меня действительно куча непрочитанных сообщений от нее. «Где ты???», «С тобой все в порядке???», «Я постучала в твою дверь, но тебя нет!!!» я пишу в ответ: «Я в 302 квартире. Женщине плохо. Со мной все в порядке!» Примерно десять секунд спустя я слышу стук в дверь. – Кто там? – слабо произносит соседка. Я, вскочив, бегу открывать. При виде меня на лице Михо появляется облегчение. Ее длинные волосы заплетены в две косы, руки, как обычно, измазаны в краске. На меня сразу обрушиваются упреки: – Ты напугала меня! Ты не можешь так поступать! Написала сообщение – и исчезла! Я строю виноватую гримасу. – Я и полицию уже всполошила, – сетует Михо. Я качаю головой. – Позвонить туда снова? Сказать им, чтобы не приезжали? Я киваю. – Кто там? – раздается голос соседки. Мы с Михо идем в гостиную. – Здравствуйте, с вами все в порядке? – мягко спрашивает Михо, глянув на лежащую женщину. – Ара мне написала, что слышала крики, – и больше ни слова! Поэтому я вся изнервничалась. Женщина медленно приподнимается, осторожно касаясь живота. – Мне было очень больно. Мой муж… его нет. – Она говорит нерешительно, а затем круговыми движениями принимается гладить живот. – На самом деле мне, кажется, лучше. Боли уже не такие сильные. Я беременна. – На последней фразе она делает акцент. – Хотите позвонить своему доктору? Женщина мотает головой и смотрит на меня. Я касаюсь руки подруги и тоже качаю головой. – Что ж, по крайней мере, вам лучше, это хорошо! Кстати, я Михо. А это Ара. Мы живем наверху. – Да, я очень извиняюсь, – говорит соседка. – Уже поздно, а я потревожила вас. Удивительно, почему остальные жильцы еще не барабанят мне в дверь. – Ах, пустяки, – уверяет ее Михо. – Ара особенная. Она слышит лучше многих людей. Уверена: соседи спят себе спокойно. «Когда возвращается ваш супруг?» – печатаю я. Прочитав текст, соседка один раз качает головой. Михо слегка ударяет меня по спине, чтобы я перестала задавать вопросы. Я иду на кухню проверить воду в кружке. Она слегка остыла, теперь ее можно пить. Я приношу ее женщине, и та делает глоток. – Спасибо тебе большое. Хорошо придумано. – Держа кружку обеими руками, она подносит ее к животу. Я слабо улыбаюсь. Соседка не знает моих мыслей, и славно. Я-то думала, ее насилуют, и принесла воду, чтобы выплеснуть в лицо маньяка. – Мне так неловко, что я не даю вам спать… Пожалуйста, возвращайтесь домой и отдыхайте. Мне намного лучше, правда. – Чтобы доказать свои слова, женщина поднимается и улыбается дрожащей улыбкой. Мы с Михо смотрим на часы – уже пять минут пятого – и пожимаем плечами. Михо сама себе хозяйка и ложится когда захочет. А вот мне нужно быть на работе уже к половине десятого. У меня нет ассистентки: Черри после той ночи на работу больше не вышла. Я притаилась как мышь и пока не просила о замене. Взяв руки соседки в свои, я сжимаю их. Они худенькие, но вместе с тем мягкие. – Спасибо вам, – произносит она, смущенно глядя в пол. Михо бормочет «Доброй ночи», и мы уходим, тихо закрыв за собой дверь. * * * Весь следующий день я думаю о даме-соседке. Не могу забыть ее полный отчаяния взгляд. Несмотря на острую боль, она ни в какую не хотела обращаться к врачам, боясь, что ее беременность прервут. Я не могу даже вообразить подобные чувства. Не представляю, что значит иметь ребенка, посвящать ему или ей каждую секунду, забыв о собственной жизни. Интересно, как люди приходят к этому? Каково это, когда просыпается материнский инстинкт? Один из моих клиентов, профессор социологии, как-то сказал мне: «Проблема большинства представителей твоего поколения в том, что вы не думаете о завтрашнем дне». Он еще расспрашивал наших ассистентов об их жизненном выборе, отчего ребята, конечно же, чувствовали себя неудобно. Мне так и хотелось ответить: «Они бы не работали в салоне, если бы у них были хорошие ответы на ваши вопросы». Но, разумеется, все – в том числе сам профессор – знали это, и он повел себя жестоко, затрагивая подобные темы. «Предпочтительно расти с родителями, чья жизнь со временем становится лучше. Именно так ты понимаешь: нужно вкладывать все силы в будущее. Но если тебя окружают люди, чья жизнь со временем только ухудшается, формируется та самая установка, что жить нужно только сегодняшним днем. И когда я спрашиваю молодежь: “Что же насчет будущего? Что ты будешь делать, когда настанет завтра, а ты уже все растерял?” – они отвечают, что просто умрут. Потому-то в Корее самый высокий уровень самоубийств в мире». Профессор словно читал лекцию, при этом упрекая меня и всех моих коллег. А я хотела спросить: «А что ваши дети? Они гениальные, любящие и успешные?» Ведь на самом деле никто не может соответствовать всем трем критериям. Порой к лучшему, что я лишилась голоса. * * * Кьюри пишет мне сообщение в районе обеда. «Наш менеджер говорит, что сегодня в “Аякс”, возможно, придет Тэин! Мадам не будет: у нее завтра ежегодное медобследование, так что ей придется поторопиться и не пить после пяти вечера. И это замечательно. Можешь отпроситься с работы и быть здесь примерно в девять? Планирует прийти его менеджер с кем-то из окружения Тэина, и я уверена, речь о нем самом. Но даже если нет, ты, по крайней мере, сможешь познакомиться с его коллегами». Я вновь и вновь перечитываю сообщение. Дыхание остановилось, мне нужно срочно сесть. Ассистентки от моего вида разбегаются, как тараканы. Вероятно, Черри им все же что-нибудь да сказала обо мне. Наконец-то. Шанс увидеть Тэина! Я постоянно представляла себе этот момент. Всякий раз в моем воображении мы оказываемся вдвоем, он хочет общаться лишь со мной, ведет меня в свою квартиру, и мы всю ночь слушаем музыку, лежа на полу в его комнате, – точно как в реалити-шоу «Комната одиночества». Я подскакиваю с кресла и смотрю на себя в зеркало. Нужно идти. Знаю, Кьюри никогда бы не позвала меня, если бы не было реального шанса. Так. Надо срочно преобразиться, придется попросить одежду у девочек. В голове я прокручиваю все их наряды. Однажды я видела на Михо темно-зеленое платье, в которое просто влюбилась. Прямо сейчас ей и напишу. Я спешу к стойке и спрашиваю, сколько клиентов у меня осталось. К счастью, всего двое: миссис Парк Ми-сун и мистер Лим Мен-сон. Я пишу, что у меня срочное дело и мне нужно домой; прошу мисс Ким позвонить клиентам и спросить, могут ли они перенести записи или же пойти к свободным мастерам. У миссис Парк химическая завивка, на которую она ходит раз в три месяца, но что поделать. А у мистера Лима обычная ежемесячная стрижка. Мисс Ким кивает и спрашивает, что случилось, но я просто качаю головой и несусь в раздевалку, где переодеваюсь в обычную одежду. Убегая, я ловлю взгляд мисс Ким и делаю ей знак написать мне сообщение. Она кивает и машет на прощание рукой.