Я лежу, не шевелясь. С чего он начался, этот разговор, куда пойдет? — Вот ты воюешь, — говорит Цветков, — что велят, то и делаешь. А ты подумай разок: какой толк? За что воюешь-то? — За Советскую власть, — басит Филенко. — А какая тебе разница, что за власть: Советская, немецкая или турецкая? Партийный, что ли? — Комсомолец. — Так запомни. Бросай билет, пока время есть. Чуть земля просохнет, немцы в наступление пойдут. Представляешь, сколько танков за зиму понастроили? Европа! Как двинут, так до Урала допрут. Что тогда станешь делать? — А як все, так и я. Воювать с Гитлером до победы. — На Урале... Ты, солдат, наивняк. Сам-то откуда? — Винницкий. — Женат? — Был бы женатый, да война... — Вот и угонят тебя, как барана, за Урал, а какой-нибудь парень потолковей будет в Виннице галушки жрать да на твоей девке женится. Тебе-то на что Урал? — Все равно советская земля, — рассудительно отвечает Филенко. — Опять ты свое? Советская, немецкая... Ты где работал до войны? — В колгоспе. — Значит, батрачил? — Колгоспник не батрак. — Какая разница... Ведь на других все работал, а не на себя. Да ты при немцах с твоей силенкой в два года деньжат накопил бы, хозяином стал. — Це точно, — соглашается Филенко. — Сила в мене е. — То-то и оно. Понимать надо, что к чему. Филенко молчит. Наконец слышу его насмешливый басок: — Ну, а тебе, капитан, мабуть, при нимцах буде погано, а? Цветков отвечает в тон ему: — За меня, солдат, не волнуйся. Умные люди любой власти нужны. — И продолжает быстро, приглушенно: — Ты пойми: так и так под Гитлером жить. Это ж сила, куда нам! Как лето придет — тут Советской власти и хана... Так что, брат, Россию не спасешь, себя надо спасать. Цветков торопится. Еще вчера он хитрил, осторожничал. Теперь идет в открытую. Видно, решил, что терять ему больше нечего. Молчание. Наверное, с минуту молчание. И опять голос Цветкова: — Смотри, солдат, не прогадай. Времена нынче быстро меняются. Сегодня вот твой лейтенант мной командует, а завтра, может, я на нем верхом ездить буду. Филенко вздыхает. Потом подозрительно спрашивает: — Слухай, капитан, а у тебя батько хто? — Отец? Хм... Чудак ты, солдат... Ну, просто отец, папочка... — Я вот думаю, в кого ж ты такой гад вырос? Молчание. Ошарашенное молчание Цветкова. А потом утерявший всякое добродушие басок Филенко: — А если ты ще раз помянешь Советскую власть, я тебе так промеж глаз двину, шо ты потом даже Гитлеру годен не будешь. Я лежу неподвижно, тихо улыбаюсь и ясно вижу хитрые, умные глаза Филенко. Крик в ночи ...Утро. Возвращаемся по той же дороге. Потом сворачиваем на какую-то тропку. Хоть бы что-нибудь живое попалось навстречу! А то одни лишь голые стволы молча выходят нам навстречу, да цепляется за шинели колючий кустарник. Постепенно погода разгуливается. Светлеет небо. И лес впереди светлеет. Мы ускоряем шаг, пробираемся сквозь мелколесье — и вновь упираемся в болото. Неужели опять идти назад? Филенко палкой прощупывает болото. С сомнением смотрим друг на друга. — Пройдем? — спрашиваю глазами. — Чего же не пройти? — отвечает Филенко движением бровей. Бредем дальше, через болото. Хлюпает и пузырится под ногами жидкая грязь. Сапоги то и дело запутываются в длинной, прочной, как мочало, прошлогодней осоке. Что же, болото как болото. За голенища не заливает — и на том спасибо. Наконец выбираемся на твердое. И тут, что за дьявол? Цветков, оступившись, падает. Ждем. Он лежит. Поднимаю его под руки, он вскрикивает и падает опять. Так и есть, подвернул ногу. До чего все-таки нам не везет! Завтра днем могли бы быть дома... Оставить Цветкова в лесу с одним из нас нельзя. Трудно все-таки не спать всю ночь. Если честно говорить, и полночи мало. Все-таки голова тяжелая, глаза слипаются. Нет, это рискованно, лучше идти вместе. Пусть медленней, но вперед. Филенко мастерит костыль. Развязываем Цветкову руки. Поддерживая его с боков, грязные и голодные, мы идем через лес. Час. Еще час. Цветков еле шевелит ногами. Он почти висит на нас. А я и сам вот-вот упаду. Наконец выходим на проезжую дорогу. Вот уже и колея заметна. Наверно, скоро село. Внезапно Цветков, вырвавшись, ложится на землю. Спрашиваю: — В чем дело? Цветков ложится на бок, потягивается: — Привал. Спать хочу. Голова работает плохо. Говорю, что первое приходит на ум: — А мы, думаешь, не хотим? — Так спите, кто вам не велит? И тут происходит неожиданное. Долготерпеливый Филенко рвет с груди автомат. — Стой! — кричу я и бросаюсь к нему. — Что ты делаешь?! — Нехай не знущается! — Опусти автомат! С ума сошел! — Так вин же, сволочуга, кровь нашу пье. Убью! На всякий случай держу его за руки. — Мы с тобой не судьи. Наше дело — доставить его куда нужно. — Товарищ лейтенант! Вы ж бачите, якой он ворог. Такие гады тильки землю поганят.