– Капа, вы мне очень нравитесь, но… Этого «но» она не услышала, потому что мурлыкнула: – Вот и отлично! Вы мне тоже ужасно нравитесь. Вы понравились мне сразу, как только я вас увидела. И я решила – мы будем вместе. Свою фразу она подтвердила делом – взялась двумя руками за подол рубашки и одним рывком стянула ее через голову. После чего красивым движением отбросила сей интимный предмет туалета в сторону, но не рассчитала. Предмет вылетел в окно и медленно спланировал на ближайшее дерево. Капитолина осталась стоять в чем мать родила. Уманский так испугался ее голого тела, которого он не хотел, что даже стал заикаться. – Ка-ка-ка… Капитолина! – воскликнул он. – Я с-совершенно не то имел в виду, к-когда приглашал вас весело провести время. Я думал, что мы п-поговорим, съедим по кусочку т-торта… – Что-о-о? – страшным шепотом спросила Капитолина и, присев, закрылась двумя руками. – Вы приглашали меня есть торт?! Вы?! Да что вы себе позволяете? «Началось, – обреченно подумал Уманский. Сдернул с кресла плед и бросил ей. – Сейчас поднимет крик и перебудит половину дома». – Скотина, – с чувством добавила она. Подошла, путаясь в пледе, выпростала руку и хлопнула своего обидчика по щеке. – Извините, – сдавленно произнес тот. – Немедленно достаньте мою рубашку, – потребовала Капитолина и махнула рукой в сторону окна. – Немедленно. Я не уйду, пока вы не достанете. Идите сейчас же! Уманский подошел к окну и лег животом на подоконник. Начался дождь. Рубашка, словно символ поруганной женской чести, беспомощно висела на суку старого дуба, который Степан даже окружил маленькой изгородью, потому что был убежден, что на него рано или поздно приколотят специальную охранную табличку. Лезть на этот дуб Уманскому не хотелось, но делать было нечего. – Ждите здесь, – коротко приказал он Капитолине. Достал из шкафа темно-зеленый махровый халат с капюшоном и надел поверх спортивного костюма. Он не любил неудобств, а этот халат был таким толстым, что оставалась надежда возвратиться обратно относительно сухим. В доме было тихо, только за дверью комнаты Маргариты слышалась какая-то возня. Под дверью лежала тонкая полоска света. Уманский прокрался мимо, отодвинул щеколду на входной двери и вышел во двор. Дождь накрапывал, но был таким мелким, что на него не стоило обращать внимание. Однако Уманский и не подумал снять капюшон. Он подошел к дубу, задрал голову и посмотрел вверх. Рубашка Капитолины висела слишком высоко. Дотянуться до нее рукой оказалось невозможно. Уманский начал искать палку, нашел довольно приличную, длинную, гладкую, но, сколько ни бился, достать рубашку не смог. Шелк был таким скользким, таким неподатливым, что стало ясно – придется или лезть наверх, или подыскать какой-нибудь более подходящий инструмент. Палку с железным крюком или что-нибудь в этом роде. Тут он вспомнил, что у Степана есть в сарае коса. Коса – это, пожалуй, то, что нужно. Ею можно будет подцепить неподдающуюся рубашку и вернуть законной владелице. Только бы сарай был открыт! И лишь бы никто не увидел его из окна. Маргариту тем временем мучили тяжелые предчувствия. «Беда надвигается, – думала она. – Фаина сбежала, бросив нас всех на растерзание злым силам. Случится что-нибудь ужасное, обязательно». Не успела страшная мысль оформиться до конца, как за дверью послышались осторожные шаги. Потом что-то дзынькнуло и протяжно вздохнуло. Она встала и, подобравшись к двери, приоткрыла ее. И снова услышала вздох. Вздох донесся из кухни, где, как она подозревала, поселился бедный дух, выбитый из своего подпространства во время спиритического сеанса. Испытывая страх и одновременно жалость, Маргарита сделала несколько шагов и поняла, что на кухне светло. Вряд ли дух будет зажигать лампу, зачем ему это надо? Осмелев, она подошла совсем близко и заглянула внутрь. Посреди кухни стоял Вольдемар и меланхолично покачивался. Голова его болталась, словно надувной шар, пытающийся взмыть в воздух. В одной руке он держал бутылку водки, в другой – бокал. – Боже мой, – пробормотала Маргарита и вошла. – Вольдемар! Вы напились? По какому же это поводу? – А, Маргарита! Риточка. Как мне жить, скажите? Моя будущая теща сбежала в Египет, – грустно поведал ей жених и икнул. – Моя будущая жена считает, что мне нужно пересадить волосы из-за ушей на лоб. Я наполовину лыс, Риточка. Но разве это значит, что я уже никогда не смогу быть счастливым? Он сделал крохотный шажок, покачнулся и едва не упал на нее. – Осторожнее! – воскликнула Маргарита. – Вам нужно сесть. – Нет-нет, я не могу. Вокруг происходят странные вещи, Риточка. – Какие? – заинтересовалась она. – Дело в том, что я тоже это заметила. Сначала я видела духа, прямо в саду, под окном. Потом черного скорпиона, который прятался вот тут, под столом. Степан хотел задавить его шваброй, но у него ничего не вышло. Еще мне поставили под дверь миску с пеплом. Разве это не странные события? Я думаю, мне подают какие-то знаки. Ужасные знаки! Что, если мне предстоит умереть? – Ну да! – не поверил пьяненький Вольдемар и добавил: – Когда придет Смерть с косой, тогда будете бояться. А сейчас нечего. Подумаешь – дух! Видали мы и не таких духов! Он разошелся и стал стучать кулаком по столу. – Перестаньте! – потребовала Маргарита. – Возьмите меня к себе! – проныл Вольдемар. – Анжелика меня не пускает. Она принимает ароматическую ванну и не желает, чтобы я портил ей утонченную атмосферу. Ей не нравится запах спиртного. Фу-ты ну-ты. – Ладно, пойдемте, – смилостивилась Маргарита. – Если бы Фаина не уехала, она бы о вас наверняка позаботилась. Но раз ее нет, я стану вашей временной тещей. Двоюродной. Она доволокла Вольдемара до своей комнаты и сгрузила его на диван. Попутно ей удалось закрыть задвижку на входной двери, которая почему-то оказалась отодвинута. – О, какая прелесть! – возрадовался Вольдемар. – У вас тут чертовски красиво и чертовски душно. Маргарита посмотрела на него и сочувственно покачала головой: – Сейчас открою окно. Только свет надо погасить, а то мотыльки налетят, комарье всякое. Она действительно погасила свет и, раздернув занавески, потянула на себя раму. И замерла. Нижняя челюсть ее поехала вниз, а коленки мелко задрожали. За окном прямо перед домом, возле реликтового дуба, стояла Смерть в темном балахоне, с капюшоном, надетым на голову, и с косой. – А-а-а, – шепотом прокричала Маргарита, пятясь. – Вольдема-а-ар! – Ну? – спросил тот с дивана и посмотрел на нее осоловевшими глазами. – Что вы там увидели? – Там… Там Смерть! С косой, – проблеяла Маргарита, пятясь от окна. – Как вы и обещали! – Неужели? – не поверил Вольдемар, кое-как оторвал себя от дивана и, виляя, проследовал к окошку. Постоял, покачался, потом протер кулаками глаза. – Действительно, Смерть, – угрюмо констатировал он. – Какая здоровая, зараза! Посмотрите, она скачет вокруг дуба. Танцует, что ли? Свой страшный и прекрасный танец… – Он снова икнул. – Что значит – танцует? – дрожа всем телом, спросила Маргарита, которая допятилась до стены и вжалась в нее. – Зачем она танцует? Радуется? Она пришла за мной, Вольдемар! Я это чувствую! Вольдемар снова выглянул в окно и помотал головой. – Какая-то ужасно странная у вас Смерть, Риточка. Если мне не изменяет слух, она матерится. – Что она делает сейчас? – стуча зубами, спросила Маргарита, забившаяся в самый дальний угол комнаты. – Что делает? – Вольдемар задумчиво покачался возле подоконника. – Она размахивает косой туда-сюда, как будто бы кладет народ направо и налево. Ха-ха! – Что – «ха-ха»? – Когда она подпрыгивает, мне кажется, что на ней белые кроссовки. – Боже, Вольдемар, как у вас хватает духу смеяться?! – Нет, но это действительно смешно: Смерть пришла за ней в белых кроссовках! – Он оперся двумя руками о подоконник и пробормотал: – Куда это она? О! Смерть идет сюда. Она стучится в парадное. В этот момент снаружи действительно раздался настойчивй стук. Маргарита тихонько завизжала и спряталась в шкаф, засунув голову под толстую кофту. Вольдемар некоторое время раздумывал, потом расправил плечи, вышел в коридор и, приблизившись к парадной двери, распахнул ее одним рывком, грозно заявив: – А, вот и ты! Где же твоя коса, гадина? – Коса в сарае, – ответил Уманский раздраженным тоном и оскорбленно добавил: – И почему это я гадина? Он начал теснить Вольдемара грудью, потому что тот занял собой весь проход и не давал себя обойти. – Зачем тебе Маргарита? – спрашивал Вольдемар с пьяной настойчивостью. – Возьми кого-нибудь похуже. – Да? И кто же тут есть похуже? – весело спросил Уманский, которому все-таки удалось освободиться. Он бодро зашагал к лестнице, а Вольдемар поплелся за ним. – Действительно, – бормотал он. – Кто тут еще хуже? Кого не жалко? Ну вот, например, дизайнер. Мне его ни капли не жаль. Забирай его к чертовой матери. Тащи его в ад! – В ад? – переспросил Уманский. – Интересно. А вы, значит, останетесь без крыльца. Он скинул капюшон, легко взбежал по ступенькам, оставив бормочущего всякую чепуху Вольдемара внизу. Рубашечку Капитолины он сжимал в руке. Вещь, конечно, помялась, испачкалась и чуть-чуть намокла. Оставалось надеяться, что претензий не будет. Капитолина уже натянула халат и запахнула его так глубоко, что на виду не осталось ни одного кусочка тела, кроме шеи и кистей рук. – Вот, – сказал Уманский. – Ваша сорочка. Если хотите, я ее высушу… феном. И вы сможете ее надеть снова. Правда, там пара пятен… Зеленых. Это от травы. Я снимал ее с дерева косой и немного испачкал. Капитолина схватила рубашку и горестно ахнула. – Дуб тоже был грязный, – пробормотал Уманский. – Извините. – Извинить?! – воскликнула гувернантка, распахивая дверь в коридор. – Ни за что! За такие вещи порядочные женщины не прощают! Она фыркнула и, взмахнув полами халата, быстро пошла прочь. Через минуту она уже скрылась в своей комнате. Тогда Уманский привалился спиной к стене и облегченно вздохнул. И немедленно услышал еще один вздох. Он повернул голову и увидел Ларису, которая стояла неподалеку, прижав руки к груди. Когда их глаза встретились, Лариса захлопнула открытый рот и стесненно пробормотала: – Извините. Я хотела принести воды… И вот… Тут вы…