Несмотря на все переживания, что к ней никто не заглянет, народу пришло полно. И хотя девушки-саксофонистки в нежно-голубом платье, как у «Вайта», у неё не было, нанятое ею джазовое трио играло вполне прилично, еда оказалась вкусной и, что немаловажно, подавалась в изобилии - компания по организации банкетов не подвела, шампанского и вина хватило на всех, так что последние гости разошлись глубокой ночью, выпив, кстати говоря, все запасы виски Александры. Кажется, никогда в жизни не говорили ей столько комплиментов, как вчера, но главное - людям действительно понравилась её коллекция: все ходили по залу, смотрели, поздравляли, обещали, что обязательно придут торговаться. И Макс был тут же, при ней, рассказывал, нахваливал, агитировал, и получалось у него это так весомо, так ненавязчиво, так интеллигентно, что она глаз не могла отвести от него весь вечер. Странно, что тот журналист, Стас, так и не пожаловал - хотя ведь напросился на приглашение; да, впрочем, какая разница. Главное, что, если купят даже половину работ из тех, что вчера снимали с панелей, щупали, светили ультрафиолетом, обсуждали да нахваливали, аукцион пройдет с колоссальным успехом. Николай наконец перезвонил. «Зиму» они с мамой решили не забирать. Казалось бы, можно было теперь расслабиться и досыпать последний час спокойно. Она ещё раз посмотрела на часы и на всякий случай выключила мобильный. Но расслабиться и заснуть у Александры не получалось. Её томило неясное дурное предчувствие, словно какая-то беда незримо сгущалась в воздухе. Резкий гортанный крик совсем близко заставил её снова сесть на кровати. Откинув одеяло, она спустила босые ноги на ковролин и подошла к окну. Город ещё спал. В темноте ненаступившего дня огромная белая чайка неудобно примостилась прямо у неё на подоконнике. Встретив появление чужака недовольным взглядом, птица, однако, не улетела. Внимательно посмотрев сквозь Александру в глубину комнаты, она осталась сидеть, нахохлившись обиженно от человеческого вторжения в её мир. «Гроза будет, - подумала Александра. - Даже не гроза, а, может быть, буря». Именно перед большими штормами чайки улетали далеко от побережья, иногда добираясь даже до Лондона. От её дыхания окно слегка запотело. Чайка продолжала настороженно за ней наблюдать. Мир, поделенный тонким неровным стеклом надвое, казалось, угрожал им обеим. Александра ещё некоторое время постояла у окна, потом решительно повернулась и пошла принимать душ. Чайка осталась сидеть… В половине восьмого утра улицы были ещё свободны, движение было быстрое и не агрессивное. Но и в машине Александра ощущала какую-то давящую тревогу. Как только она добралась до офиса, пошел дождь. И без того мрачный день потемнел и как бы свернулся внутрь Наскоро проверив почту, Александра взяла ключи у охраны и спустилась вниз, в выставочные залы. Включив сначала верхний свет, она прошла за панели и щелкнула выключателем точечного освещения над картинами. округ стало по-праздничному ярко. Торжественное молчание выставки разбавлял лишь еле слышный гул электричества. Она взглянула на часы. Через полчаса начнется публичный просмотр, а в 14.00 сегодня состоится долгожданный аукцион «Вайта». Он, как обычно, задаст тон всему рынку. А уж завтра - её день. На улице было темно и сыро, как будто рассвет сегодня так и не наступил. Дождливый зимний день был странно тихим, словно окна зала выходили не на сквер в центре столицы, а на заброшенный парк старинной усадьбы. Одинокие пешеходы, сутулясь от дождя и ветра, прикрывались зонтиками, семенили в утреннем ненастье, глядя строго под ноги. Те же, кто отважились бы сейчас поднять голову, увидели бы залитые теплым ярким светом окна величественного особняка и одинокий темный силуэт в окне. Александра обернулась и посмотрела на свою выставку так, словно видела её впервые. Да, конечно, её работы висели не на золотых цепях, а всего лишь на пластиковых шнурах. И рамы у неё были скромные, тонн не весили, ибо её простенькие панели не выдержали бы веса таких мощных обрамлений, как у «Вайта». Но ведь все картины-то здесь были настоящие. Чудесный темно-зеленый виноград с натюрморта Пуни просился в рот, и от золотистых груш на деревянной тарелке слюнки текли. На «Зиме» Кончаловского ребятня в крылатых ушанках похрустывала валеночками по снегу, их салазки с посвистом рассекали свежевыпавшие сугробы. Девочка-блондиночка Маковского, в изящном утреннем платьице, кокетливо дула пухлые губки, грациозно позируя на фоне красного бархата, а крестьяне Зданевича, задрав задницы, бодро вскапывали конструктивистский огород. Работы жили своёй напряженной жизнью в строго отведенном им пространстве. В загадочном мире электрического солнца, заселенного кусочками серых холстин с яркими нашметками красок… Словно заговоренная дождем и сумраком, Александра впала в полузабытье. Яркий свет становился каждую минуту все ярче, и вот уже лился он огненной сверкающей рекой чистейшего сияния, и на его фоне невероятно выпукло проступали мазки. Краски смешивались, но не сливались, вступали в хоровод, создавая свой неповторимый ритм, и каждое движение кисти, каждый рывок мастихина, казалось, отзывался у неё в душе, словно это её лепили, соскребали и снова наносили, меняли, дорисовывали, прописывали; словно это её сейчас творили в залитом неземным светом зале. Тело её замерло в странном наслаждении, и казалось, оно начинает жить, уже живет по каким-то другим, совершенно иным законам, не подверженным примитивным правилам материального мира. - Александра, - позвали её издалека. Ей мучительно не хотелось откликаться. - Александра, - назойливо повторилось её имя, эхом прокатись по залу, - Александра, с вами все в порядке? Свет и наслаждение померкли. Она подняла глаза и увидела Джонатана. Он стоял совсем рядом и смотрел на неё с тревогой. - Макс не приходил? - вместо ответа спросила она. Её помощник покачал головой. - И не звонил? Джонатан отрицательно вздохнул. Александра обвела глазами выставку. Ни души. Ни одного человека. - Ты проверял внизу, наши девушки на местах? - По случаю аукциона Александра взяла на временную работу трех девушек-ассистенток. - Софи и Мария на ресепшене, Шарлотта проверяет заявки на участие в аукционе. Она тут же оживилась: - Много пришло? - Порядочно. - Голос Джонатана при этом должной радости почему-то не выразил. Она внимательно посмотрела на своёго помощника. «Кажется, моя тревога начинает передаваться по воздуху, надо немедленно прекращать дергаться», - подумалось ей. Действительно, Джонатан глядел на неё сейчас хмуро. «И у него нервы перед аукционом сдают», - констатировала про себя Александра и решила как-то приободрить парня. Но тут в зале показалась коричневая замшевая куртка Ричарда, её аукциониста. - Добрый день, - обрадованно пошла она навстречу пожилому маститому англичанину, около тридцати лет проработавшему на аукционе «Филипс». В мечтах Александра всегда представляла себе, что её аукционист будет необыкновенно высок и импозантен, с этакой аристократической выправкой, царящий над толпой за конторкой с молоточком. Ричард же был коротковат, но этот его недостаток с лихвой компенсировал зычный, хорошо поставленный голос. В ответ на приветствие Ричард посмотрел на Александру неожиданно неприязненно, подошел к её столу и небрежно шлепнул на него мятую газету. Она удивилась такой фамильярности, но ничего не сказала. - Как дела? - осведомился англичанин довольно странным тоном. - Ничего, затишье, - пожала она плечами. Он криво усмехнулся: - Ну, буря, я думаю, не заставит себя долго ждать. Александру начал раздражать этот непонятный полуиздевательский тон. - После такого… - Ричард кивнул на газету. - Ну, Александра, вы та ещё штучка. Она уставилась на него в изумлении: - Вы о чём? - Вы что - не читали? - ответил аукционист вопросом на вопрос. - Так прочтите. - Он постучал по газете костяшкой подагрического пальца. - Ваше интервью в «Таймс». Я не давала никаких интервью «Таймс», - с удивлением произнесла она. - Но откуда-то оно там тем не менее взялось. Вот, посмотрите. - Он услужливо открыл перед ней газету. Первое, что бросилось в глаза, - это фотография «Брига «Меркурий», отпечатанная плохой типографской краской. И рядом заголовок: «Начинающая аукционистка обвиняет «Вайт в торговле подделками». В ужасе она подняла глаза на Ричарда, потом взяла газету в руки и принялась читать. - Как можно делать такие заявления в прессе, - между тем продолжал комментировать Ричард своим театральным голосом, - да ещё накануне собственного первого аукциона. Это же самоубийство. - Обычно сдержанного англичанина прорвало, при этом голос его звучал так, словно он подавал реплики в шекспировской пьесе. - В этом бизнесе существует определенная этика, наработанная не годами, не десятилетиями, а столетиями. А вы грубейшим образом её нарушили. У вас должны быть очень веские основания, чтобы сказать такое журналисту в центральной прессе. В противном случае вы поступили не просто плохо, вы поступили глупо. Александра дочитала наконец статью и зачем-то взглянула на Джонатана. Тот что-то с интересом разглядывал в окне. «Он знал, он прочел ещё утром, но ничего мне не сказал», - полезли в голову ненужные мысли. Она опустилась на стул. - Это не было интервью, это был просто ужин. И ничего такого я не говорила, тем более для публикации в газете, - проговорила она, чтобы хоть что-то сказать в свою защиту, осторожно, словно бомбу, положив «Таймс» обратно на стол. Ричард пожал плечами. - Надеюсь, вы знаете, что делаете. - Тяжело вздохнув, он мельком взглянул на газету. - Ну я пойду, у меня ещё дела. До завтра, Александра. Проследив, как за Ричардом закрылась дверь, Александра уставилась на алые маки на шляпке Натали, дочери художника Терешковича. Вот уже более шестидесяти лет она сидела в этой своёй шляпке в изящном соломенном креслице и болтала ножками в игрушечных красных туфельках. Сама же картина происходила из коллекции Мориса Шевалье, того самого, который в пятидесятых исполнил знаменитую песенку «Спасибо Небесам за маленьких девочек». - Александра, вам что-нибудь принести? - прервал её мысли Джонатан. - Нет, я пойду в офис. Мне нужно позвонить… Поднявшись к себе, она первым делом набрала Макса, но у него никто не отвечал. Через секунду зазвонил телефон, молчавший все утро. Александра схватила трубку. - Это Мария Гюнтер с немецкого телевидения, - гаркнул ей в ухо строевой голос, - мы бы хотели взять у мисс Макнилл интервью в связи с её заявлением в сегодняшней «Таймс». - Её сейчас нет, - соврала Александра. - Я передам ей, что вы звонили. Она дала отбой, но через секунду телефон снова начал трезвонить, причем засигналили все четыре линии. «Где только его носит?» - не успела она подумать про своёго ассистента, как Джонатан появился в двери и тут же бросился к телефону. Выслушав короткое сообщение, он нажал на кнопку блокировки звука: - Александра, вас спрашивает Алан Мюррей, журналист из «Сандей телеграф». - Скажи, что я перезвоню ему позже. - Александра, Би-би-си на третьей линии… Она покачала головой. Ей нужно было сосредоточиться. Ей нужно было остаться одной. - Макс на второй линии, - Джонатан замер, - будете с ним говорить?